Литмир - Электронная Библиотека
A
A

ЦВЕТАЕВА. Там я смогу устроиться на работу. Я уже написала заявление в Литфонд, и если решится вопрос о моей прописке...

Вопрос о прописке Цветаевой еще не был решен.Чистополь. Коридор горсовета. 26 августа 1941 года. Входит Писательница. К ней бросается Цветаева.

ЦВЕТАЕВА. Вы! Как я рада, что вы здесь. Не уходите. Побудьте со мной. Мне много говорила о вас сестра моего мужа. Сейчас решается моя судьба. Если меня откажутся прописать вЧистополе, я умру. Я чувствую, что непременно откажут. Тогда я брошусь в Каму. Вот так, - один шаг и все...

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Нет, нет, они не смогут вам отказать, не посмеют. Ведь вы же просто эвакуированная, а не ссыльная, и не лишены права передвигаться. А если и откажут, то ведь можно продолжать хлопоты. Над местным начальством существует ведь ещё имосковское. Бывают в жизни тупики, которые только кажутся тупиками, а потом вдруг возьмут да и расступятся.

ЦВЕТАЕВА. Тут, вЧистополе, люди есть, а там никого. Тут хоть в центре каменные дома, а там - сплошь деревня.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Но ведь и вЧистополе вам придётся жить не в центре и не в каменном доме, а в деревенской избе. Без водопровода, без электричества. Совсем как в Елабуге.

ЦВЕТАЕВА. Тут есть люди. А в Елабуге есть толькоспирто-водочный завод. А я хочу, чтобы мой сын учился. ВЧистополе я отдам его в ремесленное училище. А в Елабуге я боюсь.

Из-за двери одного из кабинетов выходит литературная дама.

ДАМА. Ваше дело решено благоприятно. Это было не совсем легко, потому чтоТренев выступил категорическипротив.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Но почему?

ДАМА. Он припомнил, что вы - белоэмигрантка, а ваш муж - белогвардеец, что у вас и в Москве были иждивенческие настроения, а время военное, к тому же ваш муж арестован и дочь - тоже, поэтому бдительность надо удвоить. И если правительство сочло нужным отправить вас в Елабугу, то вы там и должны жить, а литераторы не должны вмешиваться в распоряжения правительства.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Но это же демагогия! При чём тут правительство? При чём военное время? Ведь это просто Литфонд решил, чтоЧистополь переполнен, и начал заселять Елабугу.

ЦВЕТАЕВА. А Асеев? Он же обещал помочь!

ДАМА. Асеев был болен и не смог придти. Но он прислал письмо, в котором высказал своё мнение за вас. И совет постановил вынести решение простым большинством голосов. А большинство -за. Бумага от имени Союза уже составлена и подписана. В горсовет мы передадим её сами, а вам сейчас следует найти себе комнату и договориться с хозяйкой. Когда найдёте, сообщите нам адрес - и всё. Советую поискать на улице Бутлерова. Там, кажется, ещё остались пустые комнаты.

ЦВЕТАЕВА. А моё заявление? Я просила, чтобы мне предоставили место судомойки в столовой Литфонда.

ДАМА. Что касается вашей просьбы о месте судомойки в будущей писательской столовой, то могу сказать, что заявлений поступило очень много, а место - одно.

ЦВЕТАЕВА. Я могу мыть посуду, могу мыть пол, могу быть санитаркой, сиделкой...

ДАМА. Мы постараемся сделать всё возможное, чтобы оно было предоставлено вам. А, может быть, мы и буфет организуем, можно будет и в буфете...

ЦВЕТАЕВА. Нет, нет, это я не сумею! Если поступлю - всё сейчас же перепутаю, тут же просчитаюсь со страху. Я ничего не понимаю в канцелярии. Быть судомойкой - это единственное, что я могу.

ДАМА. Давайте поговорим об этом, когда откроется столовая. (Уходит.)

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Ну вот, видите, всё складывается хорошо. Теперь идите искать на Бутлерову, а потом в горсовет, за справкой о прописке.

ЦВЕТАЕВА. А стоит ли искать? Всё равно ничего не найду. Лучше я сразу отступлюсь и уеду в Елабугу.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Обязательно найдёте. Найти здесь комнату совсем не так уж трудно.

ЦВЕТАЕВА. Всё равно, если найду комнату, мне не дадут работы. Мне не на что будет жить.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Послушайте, в Совете эвакуированных немало людей, которые знают и любят ваши стихи, и они сделают всё, что смогут, а если ещё и получите место судомойки, то вы и ваш сын будете сыты.

ЦВЕТАЕВА. Хорошо, я попробую, пойду, поищу.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Желаю вам успеха! (Хочет уйти.)

ЦВЕТАЕВА. Нет, нет! Одна я не могу. Я совсем не понимаю, где что. Я не разбираюсь в пространстве. Не уходите. Я знаю вас всего 5 минут, но чувствую себя с вами свободно. Когда я уезжала из Москвы, я ничего с собой не взяла. Понимала ясно, что моя жизнь окончена. Я даже письма Бореньки Пастернака не захватила с собой. Скажите, пожалуйста, почему вы думаете, что жить ещё стоит. Разве вы не понимаете будущего?

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Стоит - не стоит - об этом я уже давно не рассуждаю. У меня в 37-ом арестовали, а в 38-ом расстреляли мужа. Мне жить, безусловно, не стоит, и уж, во всяком случае, всё равно - как и где. Но у меня дочка.

ЦВЕТАЕВА. Да разве вы не понимаете, что всё кончено! И для вас, и для вашей дочери, и вообще.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Что - всё?

ЦВЕТАЕВА. Вообще - всё! (Описывает в воздухе широкий круг рукой.) Ну, например, Россия!

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Немцы?

ЦВЕТАЕВА. Да, и немцы.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Не знаю. Я не знаю, захватят ли немцы Россию, а если захватят, надолго ли. Я и об этом размышляю мало. Я ведь мобилизованная, а мобилизованным рассуждать не положено. Сейчас на моём попечении двое детей, с нами живёт ещё и племянник, и я за них в ответе. За их жизнь, здоровье, покой, обучение, веселье.

ЦВЕТАЕВА. Дети, дети, жить для детей... Если бы вы знали, какой у меня сын, какой он способный, одарённый юноша!Мур стал уже совсем взрослым, а я никак не могу привыкнуть к тому, что он уже вырос и все время куда-нибудь рвется. Он вот хочет вернуться в Москву, это мой родной город, но сейчас я егоненавижу... Мой сын очень красивый, на него уже заглядываются молодые бабы, здесь столько молодых баб без мужиков... Дети вырастают и уходят, так, конечно, должно быть, таков закон жизни. Но какой несправедливый закон. Это больно... А я ничем не могу ему помочь. Со мной ему только хуже. Я ещё беспомощнее, чем он. Денег у меня осталось - предпоследняя сотня. Да ещё бы продать эту шерсть - я привезла с собой несколько мотков дивной французской шерсти. Но не знаю, где найти покупателя. Может, вы знаете? Мне нужно всего 150 рублей.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Я думаю, что шерсть стоит гораздо дороже, не надо торопиться, а 150 рублей я могу вам дать, и, когда найдётся покупатель, вы вернёте мне деньги.

ЦВЕТАЕВА. Нет, брать в долг я не буду. А скоро наступят холода. Как напастись дров на зиму, чем заработать на эти дрова. Ведь я ничего не умею делать, у меня нет никакой профессии. Учить детей не могу, не умею, работать в колхозе не умею, ничего не умею. Я могу только каждый день сидеть за столом, можно и не за столом, за любой доской, можно и на подоконнике, только бы писать. Это единственное, что я могу. Но кому теперь нужны стихи?

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Стихи нужны всегда и даже на войне.

ЦВЕТАЕВА. Я раньше умела писать стихи, но теперь разучилась.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Разучились писать стихи? Это, наверное, вам только кажется.

ЦВЕТАЕВА. Мыть посуду - это я ещё могу. Если бы меня приняли в судомойки, было бы чудесно.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Конечно, всякий труд почётен. Но неужели никому не будет стыдно: я, скажем, сижу за столом, хлебаюзатируху, жую морковные котлеты, а после меня тарелки ложки, вилки моет не кто-нибудь, а сама Цветаева? Если вас можно определить в судомойки, то почему бы Ахматову не вполомойки, а жив был бы Александр Блок - его бы при столовой в истопники. Истинно писательская столовая!

ЦВЕТАЕВА. Вы не можете себе представить, до какой степени я беспомощна.

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Ваши слова напомнили мне о беспомощности Ахматовой. В последние годы я близко наблюдала быт Анны Ахматовой в Ленинграде. Где-то она теперь? Что с ней? Уехала ли из Ленинграда? Вы ничего о ней не слышали?

ЦВЕТАЕВА (резко). Нет!

ПИСАТЕЛЬНИЦА. Одному я рада. Ахматова сейчас не вЧистополе. Надеюсь, ей выпала другая карта. Здесь она непременно погибла бы.

13
{"b":"77035","o":1}