Литмир - Электронная Библиотека
A
A

БРОДЕЛЬЩИКОВА. Да не за что. Вы одни остаётесь домовничать.Приглядите за домом.

ЦВЕТАЕВА (словно желаяпобыстрее выпроводить хозяйку). Присмотрю, присмотрю, идите, не беспокойтесь.

БРОДЕЛЬЩИКОВА (задержавшись у порога). Раз такое дело, сын ваш уже убежал, я вам вот что скажу. Вы, Марина Ивановна, не обижайтесь, но уж постарайтесь поискать себе другую комнату. Я хотела бы себе пустить в дом других постояльцев.

ЦВЕТАЕВА. Почему?

БРОДЕЛЬЩИКОВА. Пайка у вас нет. Всем эвакуированным, кому паек выделили, дрова давать будут, я в горсовете узнавала. А ведь зима не за горами. Да еще приходят эти, с Набережной, бумаги ваши смотрят, когда вас нет, и меня расспрашивают, кто к вам ходит, да о чем говорят. Одно беспокойство... Мне и соседка говорит. Утвоей, мол, ни пайка, ни дров. Да она еще ибелогвардейка, из-за границы приехала. Зачем она тебе? Мои-то квартиранты со мной и пайком делятся, каждый вечер к чаю зовут, угощают. Да еще вот печь переложить взялись.

ЦВЕТАЕВА. Хорошо. Я постараюсь найти другую комнату. Идите.

Бродельщикова уходит. Некоторое время Цветаева остаётся одна. Она вся внутри себя. И вдруг что-то изменяется вокруг. И уже нельзя определить, когда происходят дальнейшие события: в этот ли роковой день или несколькими днями раньше. Незаметно рядом возникает фигура человека всером.

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Здравствуйте.

ЦВЕТАЕВА. Кто вы? Ради бога, скажите, кто вы?

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Обычно мы не отвечаем на вопросы, когда нам их так задают. Но вам я скажу. Я ваш друг и доброжелатель.

ЦВЕТАЕВА. Как вы здесь оказались?

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Дверь была не заперта. Я вошёл. Я давно искал возможность поговорить с вами с глазу на глаз, но с вами постоянно кто-нибудь был рядом. (Видя, что та его не слышит.) Успокойтесь, Марина Ивановна... я не причиню вам зла.

ЦВЕТАЕВА. Откуда вам известно моё имя?

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Нам многое о вас известно. К тому же, разве ваше имя является тайной? Вы - известная поэтесса.

ЦВЕТАЕВА. Поэт. Прошу называть меня поэтом. Не люблю слово поэтесса.

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Хорошо. Марина Цветаева - поэт!

Именно поэт, а не поэтесса - так Марину Ивановну сейчас мог называть только один человек - Борис Леонидович Пастернак. Она вспомнила их первую встречу после ее возвращения в Союз. Москва. Ночная улица. Зима. Конец 1939 года. Марина Ивановна ждет Пастернака. В ночи звучит песня "Бублички" в исполнении Леонида Утесова.

УТЕСОВ.Ночь надвигается,

Фонарь качается,

Мильтон ругается

В ночную тьму.

А я немытая,

Дождемпокрытая,

Всемизабытая

Здесь на углу...

ПАСТЕРНАК (появляясь из темноты ночи). Марина, золотой мой поэт, здравствуй!

ЦВЕТАЕВА (протягивая руку). Здравствуй, Борис!

ПАСТЕРНАК. Наконец-то мы встретились. Предлагаю зайти ко мне. Посидим. Познакомлю тебя с моей женой. Зина будет рада тебя видеть.

ЦВЕТАЕВА. Нет, нет, спасибо за приглашение. Она, наверное, прекрасная женщина, но я не люблю общаться с жёнами. А особенно с жёнами поэтов.

ПАСТЕРНАК. Понимаешь, как-то странно всё получилось. Ведь я-то был влюблён в Нейгауза, а женился почему-то на его жене.

ЦВЕТАЕВА. Погуляем по Москве. Знаешь, Борис, там, в эмиграции я думала о вас. Точнее не о вас, а о себе без вас. Ведь ноги должны были миллиарды вёрст пройти, прежде, чем нам встретиться. (Неожиданно.)

Рас-стояние: вёрсты, мили...

Насрас-ставили,рас-садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: вёрсты, дали...

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...

Не рассорили - рассорили,

Расслоили... Стена да ров.

Расселили нас как орлов

Заговорщиков: версты, дали...

Не расстроили - растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который - март?!

Разбили нас - как колоду карт!

ПАСТЕРНАК. Нас всех тасуют как карточную колоду. Мы живём в тревожное, беспокойное время. В этой стране может быть арестован каждый.

Не оперные поселяне,

Марина, куда мы зашли?

Общественное гулянье

С претензиями земли.

Ну как тут отдаться занятью,

Когда по различью путей

Как лошади в Римском Сенате

Мы дики средь этих детей.

Походим меж тем по поляне.

Разбито с десяток эстрад.

С одних говорят пожеланья.

С других по желанью острят.

Послушай, стихи с того света

Им будем читать только мы,

Как авторы Вед и Заветов

И Пира во время чумы.

ЦВЕТАЕВА. Ничего не поделаешь. Эмиграция менявыперла. Читателя в эмиграции нет. А мне хочется иметь настоящих читателей, большую чуткую аудиторию, а не эмигрантскую элиту, с которой у меня нет ничего общего. Хуже мне уже не будет. А сыну в Москве будет лучше.Мур все время рвался в Россию.

ПАСТЕРНАК. Я боюсь, что тебе и твоему замечательному семейству будет у нас достаточно трудно и беспокойно. Зря вы приехали. Не ко времени получилось.

ЦВЕТАЕВА (горько усмехаясь). А когда было бы ко времени? Ведь всякий поэт по существу эмигрант, даже в России. Эмигрант Царства Небесного.

ПАСТЕРНАК. Мне надо было уговорить тебя не приезжать ещё там, в Париже, во время нашей последней встречи на антифашистском конгрессе в 35 году.

ЦВЕТАЕВА. Тогда встречи не было. Это былане-встреча.

ПАСТЕРНАК. Марина, прости меня, но тогда я был сам не свой, на грани душевного заболевания от почти годовой бессонницы, у меня было отвратное самочувствие.

ЦВЕТАЕВА. В мире, гдевсяк

Сгорблен и взмылен,

Знаю - один

Мнеравносилен.

В мире, где столь

Многогохощем,

Знаю - один

Мнеравномощен.

В мире, где всё

Плесень и плющ,

Знаю: один

Ты -равносущ

Мне.

ПАСТЕРНАК. Марина, какие удивительные стихи ты пишешь. Как удивительно, что ты - женщина. При твоем таланте это ведь такая случайность!.. Ты возмутительно большой поэт!

ЦВЕТАЕВА. Борис, не надо так шутить. Я себя знаю. Я год не писала стихов: ни строки. Стихи сами себя не пишут. Когда - писать? А ведь со мной что делают. Зовут читать стихи.

ПАСТЕРНАК. Но ведь твои стихи и есть ты.

ЦВЕТАЕВА. Но я не автограф, меня в карман не положишь. А то, что я источник своих стихов как бродяга с вытянутой рукой хожу по Москве: "Подайте, Христа ради, комнату!" и стою в толкучих очередях - и одна возвращаюсь тёмными ночами, тёмными дворами - об этом никто не думает. А стоило бы. Писала Фадееву, просила помочь с комнатой в Москве. Но он отмахнулся, не захотел.

ПАСТЕРНАК (горько). Лукавый царедворец.

ЦВЕТАЕВА. Москва меня не вмещает. В ней есть место только для памятников.

ПАСТЕРНАК. Но должно быть неуютно стоять вот так, каменным пеналом, посреди площади на ветру. Здесь холодно. Сплошной сквозняк. И галки садятся тебе на темя, здесь почему-то всегда много галок. Но, впрочем, нам с вами это не угрожает, нам памятниками не стоять. Как странно и глупо кроится жизнь!

ЦВЕТАЕВА. Вся жизнь - черновик, даже самая гладкая. Надообладать высочайшим умением жить, но ещё, быть может, большим умением умереть. От человека слишком многое требуется, а если ты поэт, то три шкуры сдерётся. Жить я никогда не умела и не хотела, я терялась в жизни, она меня не устраивала даже смолоду! Жить - это неудачно кроить и беспрестанно латать ничто не держится, ничто не держит, не за что держаться. Прости мне, Борис, эту печальную суровую игру слов.

ПАСТЕРНАК. Жизнь, какая бы она ни была, всегда благороднее и вышелибреттных формулировок.

Я люблю тебя чёрной от сажи

Сожиганья пассажей, в золе

Отпылавшихандант иадажий

С белым пеплом баллад на челе,

С заскорузлой от музыки коркой

На подённой душе, вдалеке

Неумелой толпы, как шахтёрку,

Проводящую день в руднике.

2
{"b":"77035","o":1}