– Ну, почему ты не летаешь? Я жить хочу!

В какой момент Вика осознала, что настолько долго падение длиться не может, она и сама не поняла.

Мотоцикл продолжал лететь, но что-то в звуке его мотора изменилось, как и положении корпуса. Нет! Не так!

У наездницы появилось ощущение, что они несутся по трассе на полной скорости. Низкую вибрацию от напряженно, под газом работающего мотора она чувствовала, а рев исчез.

Те децибелы, которые, что греха таить, Виктория сознательно увеличивала различными способами и насадками, чтобы водители четырехколесных колесниц сквозь вой музыки в салоне расслышали, что на дороге они не одни – умолкли, и сейчас девушка на своем железном коне рассекала, а по-другому это назвать невозможно, черное безмолвие.

Когда чувство свободного падения перестало туманить мозги, то Виктория смогла взять себя более-менее в руки и постараться мыслить связно, без истерики.

Во-первых: пять минут – полет нормальный, но шутки – шутками, а в своего Зверя она вцепилась, как в ту самую соломинку … Во-вторых: то, что она улетела с трассы – не подлежит сомнению. То, что после такого пике выжить невозможно – однозначно, как говорит всем известный политик. Но!

Она мыслит, а как сказал другой, не менее мудрый человек: “значит существует”! Вывод: что-то пошло не так и она попала…

Следуем дальше и как раз здесь начинается: в-третьих!

Додумать девушка не успела. Байк без рывков начал снижать скорость и теперь они двигались, словно по сужающейся спирали: плавно и медленно. Вика так трогалась на стоянке возле дома под наблюдением мамочки.

“Мамуля!”, – мысль о родном человеке полоснула дикой, обжигающей болью, которая жестким, раскаленным, пульсирующим комом сжалась под ребрами. От него толчками жаркая горечь начала разливаться по всему телу, а потом со всей силы рванул к горлу Виктории и ей пришлось откинуть щиток, чтобы глотнуть воздуха.

Слава Богу, что в этот миг колеса коснулись твердой поверхности. Толчок от приземления не перепутает ни один гонщик, кто хоть раз носился на эндуро или фристайле.

Темнота может и развеялась, только Вика этого не видела. Помимо дико колючей тошноты, которая занимала сейчас все мысли попаданки, перед ее глазами плясали разноцветные мушки, которые иглами впивались в радужку заставляя сипеть от непередаваемых ощущений.

Единственное, что девушка успела сделать, когда по пищеводу рванула лава – это скатываясь с мотоцикла сорвать с себя шлем и постараться на четвереньках отползти подальше…

Пока ослепшая Виктория споро перебирала руками и ногами, она чувствовала, как ее пронзают раскаленные прутья. Словно со всех сторон окружают пики, и она ломится сквозь них, причем и спиной тоже. Но как только сухой спазм сотряс ее тело – все прекратилось и ласковое тепло окутало девушку, словно невидимым пуховым паланкином.

Это ощущение ей знакомо: у бабушки Терезы была огромная Оренбургская шаль и лет до шести, когда бабуля перед сном рассказывала сказки, Вика залезала к ней на колени и они укрывались ею вдвоем словно пледом.

От облегчения девушка распласталась на песке и перекатившись на спину посмотрела в небо. Ночь и тучи, которые затянули все видимое пространство не дали ответа, где она очутилась. А еще над нею куполом была натянута непонятная пленка, которая слабо светилась, словно была покрыта фосфором. У той же бабушки Латте было несколько статуэток, которые ночью излучали такой зеленоватый свет.

Кричать, плакать или улыбаться – сил не было. Было только непонятное облегчение. Где бы она не оказалась – она жива.

Шорох и тихий стон, которые услышала Виктория заставили ее напрячься. Дотянувшись до шлема, она его быстро надела. Защита лишней не бывает – это знает даже начинающий мотоциклист. Мало ли что. Только после этого девушка рискнула подняться. Ох, не зря сработала ее чуйка!

К мотоциклу, как-то странно покачиваясь, подбирался какой-то человек то ли в просторном плаще, то ли в длинном балахоне.

Причем тот рассеянный свет, который исходил от купола над площадкой, а теперь Вика обратила внимание на то, что действительно находится на чем-то вроде хоккейного корта, дал возможность рассмотреть его нездоровую бледность.

Девушка с тревогой рассматривала восторженную маску, в которую превратилось его лицо. Маниакальный блеск глаз незнакомца заставили девушку занервничать: так смотрят на что-то желанное, вожделенное. Фетишист?

Он неуверенной поступью подбирался все ближе и ближе к ее Харлею. Пьяный что ли?

– Отойди от байка, извращенец, – попыталась она перегородить дорогу этому ненормальному, но он, словно не заметив преграды, попытался дотянуться до агрегата. – Ты что, не слышишь?

– Он мой, – возмутился псих и попытался обойти девушку. Теперь она видела, что перед нею ровесник. Плюс, минус – не считается. А парень продолжал напирать: – Я его вызвал.

– Он мой, – завелась Виктория. Не так много вещей у нее из прошлой жизни, чтобы ими разбрасываться. – И я не собираюсь с ним расставаться даже на том свете.

– Уйди, – попытался оттолкнуть ее парень, но Вика не зря с самого детства бегала с ватагой мальчишек и слыла пацанкой.

Пропустив чуть в стороне руку нахала, девушка подсекла потерявшее равновесие тело и толчком добавила ему ускорение.

– Как же, только шнурки поглажу, – на автомате парировала попаданка.

Полет противника оказался для нее полной неожиданностью. Вика растерянно отряхнула краги и подошла к сидящему парню. Наклонившись, она несильно тряхнула того за плечо и позвала: – Эй, мужик, ты не притворяйся, не так сильно тебя приложило, – но бледный юноша, обмякнув свалился на бок.

Резко присев, Виктория, стянув черные перчатки, дотронулась до сонной артерии потерпевшего. Пульс был ровным и четким. Тяжело вздохнув, она решила привести парня в сознание единственным доступным способом: влепила ему хорошую пощечину.

Глава 4

Викторилиан с трудом разлепил глаза и чуть не заорал: над ним склонилась черная фигура с тем самым неуловимо знакомым перекошенным лицом.

Слава Хранителям – не успел. Незнакомец, заметив, что он очнулся, присел рядом:

– Слава Богу, очухался, – пробубнил он и резким движением откинул бликующее забрало. На Виктора посмотрели очень необычные, большие, зеленые глаза.

– Ты рыцарь? – прохрипел колдун и тут же понял, что ошибся. Нервный, но звонкий, заливистый смех мог принадлежать только девушке. Сказать по чести, красивой девушке, – это парень успел рассмотреть, потому что девчонка с хохотом стащила странный шлем, положила его к себе на колени, а потом уперев в него локти закрыла лицо руками и зарыдала.

И опять нужно признаться, что момент, когда хохот перешел в рыдания Виктор прозевал. Он не сразу понял, что она уже не смеется. Просто в какой-то миг парень осознал, что, хотя и узкие плечи под неизвестной ему броней трясутся так же, и звуки вроде те же, но незнакомка захлебывается слезами.

– Ну-ну, – начал он поглаживать ее по руке, чтобы успокоить. Обычно, когда плакали сестры, это помогало. Правда, тогда он, обнимая сестренок что-нибудь еще нашептывал им на ушко, в зависимости от того, по какой причине у них истерика, но сейчас-то он не знал, чем отвлечь призванную.

Плюнув на свои сомнения, а вдруг боевая ведьма опять кинется в драку, Викторилиан решительно приобнял попаданку за плечи и начал перебирать ее рыжие лохмы. Видимо тоже неудачное заклинание испытывала, а иначе почему они такие спутанные и короткие?

То, что он переместил не тот артефакт, который так и стоит в центре пентаграммы, а вот эту девицу, он уже тоже понял. Не дурак! Но…

Что теперь с нею делать? Он-то надеялся, что его судьба изменится… А теперь… Скорее всего, все системы безопасности уже верещат у всего состава учителей, и они мчатся на своих метлах сюда. Придется объясняться с директором школы откуда взялась еще одна ведьма.

От этих грустных мыслей и на душе стало тоскливо, и вырвался тяжелый вздох. Но утешать, пусть нелепо, пусть неловко, попавшую сюда не по своей воли одаренную, он не прекратил. Как-никак – он мужчина.