========== Часть первая ==========

Дженк одевался перед большим прямоугольным зеркалом в своей комнате для вечера презентации, который устраивала Дамла.

Не торопясь застегнул пуговицы на рукавах черной рубашки, надел пиджак. Он даже не смотрелся в это зеркало, механически выполняя знакомые движения. Мысли его витали далеко. Столько всего произошло за последнее время! Он думал о том, что обязан жениться на Джерен, чтобы признать своего сына, думал о войне между ним и Недимом, которая никак не заканчивается, какие бы усилия он не прилагал к этому, и, конечно, думал о Джемре…

Теперь он был уверен, что она его не любит. Казалось, его самые ужасные страхи подтверждаются, все, чего он так боялся — сбывается. Когда она сама попросила его жениться на Джерен, он понял, что зря надеялся на то, что Джемре сможет полюбить его.

Ничто больше не имеет значения. Ничто…

Но его сердце по-прежнему восставало против доводов разума.

В последнюю минуту перед выходом из комнаты он все-таки бросил взгляд в зеркало, но смотрел не на себя, а будто бы в его глубину. И замер. Ему показалось, что в зеркале отражается дверь. Или, может, ему не показалось? Он медленно прикоснулся к холодному стеклу и понял, что дверь в зеркале — реальна, она есть, она существует. Дженк взялся за ручку и открыл ее. На него тут же пролился такой яркий свет, от которого возникла резь в глазах, но он будто затягивал его, звал и манил, не давая возможности сопротивляться этому желанию. И Дженк, повинуясь этому зову, шагнул внутрь. Дверь тут же закрылась за ним, и комната приобрела свой обыкновенный вид.

***

Дженк снова смотрелся в такое же зеркало, но вид комнаты и сам он сильно изменились. Ему показалось, что он попал в зазеркалье и смотрится словно с другой стороны.

Из зеркала на него смотрел викинг, одетый в льняную рубаху, штаны из тончайшей выделки кожи ягненка, плотно облегающие его стройные мускулистые ноги и затянутые завязками на талии, и короткую куртку из шерсти и меха. За поясом, которым была перехвачена рубаха, торчал длинный меч с золоченой рукоятью.

За своей спиной он увидел довольно темную комнату, солнечный свет проникал через узкое окно, застекленное выпуклым матовым стеклом, по стенам были развешены гобелены и геральдические щиты.

На узкой лестнице, уходящей на нижний этаж, показалась женщина.

— Ролло! — произнесла она мягким тягучим голосом. — Тебе понравился мой трофей?

Улыбаясь, она подошла и нежно провела рукой по плечу мужчины, спускаясь ладонью по его спине к талии. Она вместе с ним заглянула в зеркало.

— Восхитительно, правда? Никогда еще не видела такого ясного отражения. И у меня предчувствие, что это непростое зеркало, в нем можно увидеть руны судьбы.

Ролло смотрел теперь прямо на женщину, она всегда восхищала его, недаром он украл ее у конунга и сделал своей женой — Снэфрид, дочь Сваси, прекрасная финка с белокурыми волосами, светлыми и переливающимися, как тронутый морозом снег, и диковинными глазами, слегка оттянутыми к вискам, что придавало ее красивому лицу рысье выражение. Но главное — один глаз был аспидно-черным, словно вобравшим в себя весь мрак ночи, а второй — светло-голубым, прозрачным и ясным, как холодное небо над фьордами. Белая Ведьма — так ее называли все и не только за цвет волос и необычные глаза, но также за умение читать руны и видеть знамения, за знание трав и ядов. Никто из соратников Ролло не сомневался, что она умеет колдовать, наслать порчу или погубить одним-единственным словом. Даже его брат опасался и недолюбливал ее. Несмотря на то, что Рагнар пострадал в недавнем сражении, где ему нанесли рану копьем в бок, он наотрез отказался принимать помощь из рук Белой Ведьмы.

Сознание Дженка здесь будто отдалялось, уплывало куда-то в укромные уголки его мозга, становилось неясным и туманным, как сумбурные фантазии и сны, уступая место разуму Ролло, сыну моря, завоевателю земель, которым он являлся в этой жизни. Но все же, какое-то неотчетливое стертое чувство, что он знает эту женщину, мелькнуло в его мозгу мыслью: «Джерен» и тут же потухло.

— Я рад, что ты довольна, моя валькирия. Этого достаточно, — развернувшись полностью к ней, Ролло оставил быстрый поцелуй на ее устах, — но мне нужно идти. Я собираюсь еще разобраться с аббатством. Эти жирные монахи наверняка припрятали где-то свое золото.

Вот уже несколько месяцев как драккары Бешеного Ролло бросили свои якоря у берегов Франкии и, завоевывая поселения, продвигались вглубь материка, достигнув сейчас города Руана. Но Ролло не позволял своим воинам бесчинствовать и убивать без причины мирных жителей, женщин и детей. В его планы не входило простое разграбление и разорение этих земель. У него были грандиозные замыслы и большие амбиции, как и у любого великого полководца. Он собирался стать полноправным хозяином этого королевства, и, соответственно, господином народа, проживавшего в нем.

Ролло недаром прозвали Бешеным, он обладал буйным и горячим нравом, но при этом был благороден, добр и отходчив, в отличие от своего брата Рагнара, отличавшегося жестокостью, злопамятством и мстительностью. Рагнар был вторым и любимым сыном Ренгвальда из Мера. Со старшим сыном же отец всегда был груб и даже жесток, поэтому некоторые злословы утверждали, что Ролло — не сын своего отца. Разница, с которой ярл относился к братьям, была столь очевидной, что Ролло с детства чувствовал себя обделенным. Возможно, поэтому он стал таким неуправляемым и вспыльчивым. Но старые викинги, глядя на него, говорили: «Орел кричит рано», намекая на рано проявившийся железный характер. Рагнар же, уступая своему старшему брату в силе и ловкости, втайне всегда завидовал ему.

Вокруг аббатства уже собрались воины Ролло. Осада длилась совсем недолго, ворота были выбиты, а сопротивление легко сломлено. Во дворе в пылу костров хозяйничали язычники — огромные, сильные, длинноволосые, в рогатых шлемах. Некоторые были обнажены до пояса, их торсы и лица забрызганы кровью. Они пришли, чтобы грабить и подчинять. Среди криков и шума, в дыму костров, Ролло увидел, как несколько его людей тащили невысокого, хрупкого на вид мальчишку в изодранной одежде, измазанного грязью.

— Кто это? — равнодушно кивнул он в сторону бьющегося и кричащего парня.

— Он стрелял из лука по нашим братьям! — крикнул один из воинов, размахивая окровавленной секирой.

— Убил кого? — поинтересовался Ролло и, спешившись, подошёл к пленнику.

Сняв капюшон с головы мальчишки, ярл увидел, как по его плечам шелковистыми волнами рассыпались длинные каштановые волосы. Сорвав мужскую куртку с тела пленника, Ролло громко захохотал, увидев нежную девичью грудь сквозь лохмотья, которые раньше были рубахой.

— Да это же девчонка! Испуганная девчонка! Вы что, бабу отличить от воина не можете? — продолжал веселиться Ролло.

Норманны громко захохотали и протянули свои руки к сжавшейся от страха девушке.

— Не трогайте её, — приказал ярл, — отведите пока в мой дом, я потом решу, что с ней делать.

Девушка подняла на него огромные тёмно-карие глаза. Она смотрела на грозного предводителя этих нечестивых разбойников со страхом и мольбой. Под ее взглядом в глубине сознания норманна пронеслись какие-то смутные видения. Ему показалось, что во сне или в мареве далеких фантазий он уже видел эти большие блестящие глаза, похожие на спелые черные вишни.

— Оставьте девчонку в моей комнате, и чтобы никто и пальцем не смел тронул её, — громко и повелительно произнёс Ролло тоном, не терпящим никаких возражений.

— Пошла, — толкнул девушку в спину окровавленной секирой один из варваров, — считай, что тебе повезло, ярл пощадил тебя.

Ролло тряхнул головой, разгоняя неведомый доселе морок и, взяв коня под уздцы, двинулся в сторону скриптория.

Вечером, после удачного набега, норманны готовились к большому пиру.

Снэфрид заняла отдельный дом вблизи того, который выбрал Ролло своей временной резиденцией. Она никогда не жила вместе с мужем, предпочитая уединение. И Ролло это устраивало. В своих походах он нередко развлекался с красивыми женщинами, среди которых встречались дочери и жены князей. Снэфрид спокойно относилась к этому, казалось, ей было неведомо, что такое ревность. Но каждый раз ее викинг возвращался к ней. И тогда их ночи были полны огня и страсти, как в их первую встречу, когда она сама обняла того, кого не страшил даже гнев конунга Норвегии.