Я направил машину по длинному крутому повороту, и дом выплыл передо мной и стал доминировать над сценой. Огромный, разросшийся старинный особняк был построен во времена Тюдоров, но за прошедшие столетия его значительно перестроили. Центральное здание попрежнему имело традиционный чёрно-белый дощатый фасад, с большими окнами из свинцового стекла и выступающей двускатной крышей; его окружали четыре больших крыла, массивных и внушительных в старом стиле эпохи Регентства, в которых размещалось около пятнадцати сотен спален, все в настоящее время заняты нашей родней. Здесь каждый - Друд. Крыша поднималась и опускалась, подобно морю серой черепицы, в комплекте с фронтонами, горгульями и декоративными водосточными желобами. Не забывая об обсерватории, взлётно-посадочной площадке и огромном полотне антенн и приёмников, это могло бы шокировать даже гремлина.

В особняке моей семьи много комнат, и в них найдется место для каждого. До тех пор, пока вы подчиняетесь. Особняк в плане отопления подобен прожорливой свинье, зимой в нём адски сквозит, но семья не верит в центральное отопление, потому что считает, что оно делает нас мягкотелыми.

Я вырос с мыслью, что носить длинное бельё полгода - это нормально. А в самых тайных комнатах особняка моя семья определяет судьбу мира. Семь дней в неделю и без выходных за всё хорошее…

Конечно, это не первый дом моей семьи. Друды были древней семьёй ещё во времена Тюдоров. Поэтому, по мере того, как возрастало наше влияние и престиж, мы развивались и становились всё более могущественными. Но к этому времени особняк уже так долго был нашим домом и центром деятельности, что трудно представить нас в другом месте. Вы не найдёте особняк ни на одной официальной карте, как и маршруты, ведущие к нему.

Я чувствовал, как многочисленные слои научных и магических защит отодвигаются в сторону, чтобы пропустить меня, когда я вёл машину по длинной, посыпанной гравием дороге, завесы то опускалась то поднималась передо мной, отдергивались, а затем снова наглухо смыкались позади меня. Кто-то наблюдал за мной с того момента, как я преодолел каменную стену, и ещё какое-то время. В какой-то момент из газонов поднялись роботы-пулемёты, чтобы проследить за моей машиной, но потом нехотя снова ушли в землю. Это была новинка. Но, конечно же, всегда есть защита, которую вы не сможете увидеть или почувствовать, та, что выбьет вас из колеи. Любой, кто придёт сюда за нами, незваным, рискует погибнуть, и для этого есть многочисленные средства, каждое из которых мучительнее предыдущего. Семья всегда весьма серьёзно относилась к своей частной жизни. Когда вы защищаете и оберегаете мир так долго, как это делаем мы, у вас обязательно появятся серьёзные враги.

Холл и его обширная территория окружены и пронизаны слоями защитных средств, включая целую кучу чучел. Мы создаём их из бывших врагов. Если вы будете слушать на нужной сверхъестественной частоте, вы сможете услышать их крики. Не связывайтесь с Друдами. Мы принимаем это близко к сердцу… Мы разозлимся и отмудохаем вас!

Я с шумом остановил Hirondel прямо перед входной дверью, в вихре - брызгах взбитого гравия, и припарковался прямо там, просто потому что знал, что не должен был этого делать. Я выключил двигатель, а затем некоторое время сидел, глядя в пустоту и постукивая кончиками пальцев по рулю, слушая крики павлинов и медленное тиканье остывающего двигателя. Я не хотел этого делать.

Я не покидал Hirondel, оттягивая момент, когда мне придётся войти в свой старый дом и вернуться в холодные, чуждые объятия моей семьи. Однако, рано или поздно вам придётся войти в приёмную дантиста и просто покончить с этим… Я захлопнул дверь машины, насладился эхом, а затем запер её. Не потому, что это было необходимо, и уж точно не потому, что это помешало бы тому, кого они наверняка пошлют, переместить её. Я просто хотел дать всем понять, что никому здесь не доверяю. Особняк возвышался передо мной, как окаменевшая приливная волна. Вблизи он выглядел ещё больше, чем я помнил, более угрожающим. Я чувствовал, как его масса, его веками накопленные обязательства и ответственность, пытаются поглотить меня, подобно чёрной дыре, но у парадной двери я замешкался.

Я должен был сразу войти и предстать перед Матриархом, как того требовали обычаи и традиции, но я никогда не любил делать то, что должно… И поскольку я всё ещё был более чем раздражён и обижен тем, что меня так неожиданно вызвали обратно, я решил, что Матриарх может подождать, пока я немного прогуляюсь.

Я повернулся спиной к входной двери, беззаботно напевая, и прошёлся мимо многочисленных арочных и витражных окон в передней части дома. Я чувствовал их присутствие, как давление множества наблюдающих глаз, поэтому я решительно смотрел прямо перед собой. Гравий громко хрустел под ногами, когда я направился мимо восточного крыла, обогнул угол и впервые улыбнулся, увидев старую семейную часовню.

Она была чётко отделена от остальных зданий и скрыта от посторонних глаз - приземистое каменное здание с крестообразными окнами. Она выглядела как Саксонская, но на самом деле была причудой восемнадцатого века. Теперь у семьи есть своя часовня внутри Холла, приятная, спокойная и милостиво многоконфессиональная, а старое здание было оставлено гнить. В настоящее время его занимает призрак семьи, Джейкоб Друд, - старый, закоренелый и сварливый козёл. Он мой пра-пра-прадед, я думаю. Генеалогия никогда не была моей сильной стороной. В целом, моя семья не поощряет пребывание призраков, иначе бы мы погрязли в них. Если кто-то из них всё же возвращается в особняк, потеряв жизнь на фронте, их быстро отправляют в Загробный мир. Семья смотрит строго вперёд, она не оглядывается назад, и в Холле просто нет места для сентиментальности. Джейкобу позволили задержаться в часовне по каким-то техническим причинам, которые я никогда не понимал, в основном потому, что те немногие люди, которые знают, просто слишком смущены, чтобы говорить об этом. У всех семей есть странный скелет в шкафу, и у нас есть Джейкоб. Семья демонстративно не общается с ним в течение многих лет, и ему всё равно. В основном он просто сидит в своём призрачном нижнем белье, просматривая воспоминания о старых телевизионных шоу на телевизоре без начинки. Время от времени он призрачно следит за тем, чем занимается семья, просто потому, что знает, что не должен этого делать.

Мы с Джейкобом всегда прекрасно ладили. Мне было восемь лет, когда я открыл его для себя. Кузен Джордж бросил мне вызов - заглянуть в окно запретной часовни, а я никогда не мог устоять перед вызовом. Меня поймали (разумеется), наказали (разумеется) и сказали, что часовня и её обитатель строго по запретом. После этого я едва дождался встречи с ним. Я просто знал, что мы будем родственными душами. Поэтому я улизнул той ночью и фактически устроил засаду старому призраку в его же логове. Он предпринял несколько неловких попыток отпугнуть меня, но его сердце не лежало к этому. Он долго ждал, когда в семье появится ещё одна чёрная овца вроде него. Мы быстро прониклись взаимной симпатией, и после этого никто не мог разлучить нас. Семья попыталась, но Джейкоб вышел из часовни и направился прямо в личные покои Матриарха, и что бы там ни было сказано, после этого мы двое были предоставлены сами себе. Джейкоб был, пожалуй, единственным настоящим другом, который у меня был в то время; и конечно, единственным, кому я мог доверять.

Он поддерживал меня во всех моих ранних бунтарствах и был единственным, кто всегда был на моей стороне. Именно он сказал мне убираться, при первой же возможности. Он принял меня; сказал, что я напоминаю ему его самого в подростковом возрасте. Что на самом деле было довольно тревожно.

Часовня выглядела такой же приземистой и уродливой, как и всегда: нетёсаные камни, скрытые под густым плющом, который угрожающе зашевелился и закрутился, когда я подошёл к открытой входной двери, - часть системы раннего предупреждения Джейкоба. Я погладил плющ и ласково с ним поговорил, и он снова расслабился, когда узнал мой голос и вспомнил. Дверь, как всегда, была полуоткрыта, и я уперся в неё плечом. Тяжёлое дерево громко заскрежетало по голому каменному полу, подняв облако пыли. Я несколько раз кашлянул, чихнул и заглянул во мрак. Ничего не изменилось. Скамьи всё ещё были сложены у дальней стены, дабы освободить место для огромного чёрного кожаного откидного кресла Джейкоба, а рядом с ним стоял старомодный холодильник, который почему-то всегда был полон неземной выпивки. Перед креслом стоял массивный старый телевизор, на котором были навалены настоящие кроличьи уши в качестве приёмников - усилители. Джейкоб не оглянулся, когда я подошёл. Он безвольно развалился в своём огромном кресле, серая истончённая фигура, которая то появлялась, то исчезала, когда его концентрация ослабевала. Он выглядел старше смерти, его лицо было покрыто множеством морщин, костлявый череп украшали лишь несколько длинных прядей волос.