========== Часть 1 ==========

«Встань ровнее! Не хнычь! Горб не может мешать тебе стоять на двух ногах».

«Ты даже не стараешься, Свинка! Хочешь закончить занятие — произнеси заклинание правильно. Иначе останешься здесь до утра».

«Хватит мямлить! Говори четче».

«Я не желаю слышать отговорок, это лишь твоя слабость».

«Ты ничему не научишься! Никогда».

Тиссая лепила из Йеннифэр свою лучшую ученицу. Кропотливо, последовательно, беспощадно. Она не жалела унижений и оскорблений, была щедра в отношении презрительных взглядов и ухмылок, а потом… Когда Йеннифэр поверила в свою слабость, ректоресса начала давать надежду. Сладкую, как свежий мед прямиком из сот, жидкий и терпкий, дурманящий. За каждую каплю она требовала плату.

— Достала цветок, — Тиссая легонько прокрутила стебелек между пальцев. — Хорошо.

— Зачем он нужен тебе, — Йеннифэр с грустью вспоминала теплые прикосновения Истреда в пещере. Как его нежные руки касались обнаженного тела, как он голубыми глазами преданно смотрел на неё, не видя недостатков, в которые Тиссая тыкала юную магичку день за днем.

— Не для чего, — ректоресса бросила цветок словно безделушку. — Я хотела посмотреть, сможешь ли ты, и ты смогла.

Тиссая даже не смотрела на Йеннифэр, но причиняла ей страшную муку. Боль разбитого сердца. «Не для чего» — обе они теперь знали, что это была проверка. Сможет ли Йеннифэр предать свою любовь ради «хорошо» от холодного архимагистра? Смогла. Она выпросила показать Истреда цветы и тайком вытащила один. «Хорошо». Йеннифэр хочется заплакать от презрения к себе самой, но нельзя было показать эмоций Тиссае. Не секрет, что она сказала бы — «Слабость».

— Я достойна возвышения? — и только это способно сохранить шаткое равновесие юной предательницы своих чувств.

— Ты услышишь стук, Йеннифэр.

И ради «Йеннифэр» она отринула столь хрупкое доверие между двумя влюблёнными сердцами.

За каждую каплю мёда Тиссая требовала плату — покорность и смирение.

После унижений, и сладкой надежды, настало время другой горькой пилюли, но манящей вдвойне. Тиссая воспитывала свою лучшую ученицу.

Тиссая де Врие прекрасно известным ей за годы пребывания в Аретузе заклинанием превратила учениц в угрей, не торопясь, по порядку, одну за другой, предварительно введя всех троих девушек в транс. Девушек. Не чародеек. Она знала, что Йеннифэр смотрит на процесс сквозь узкую прорезь, она же сама привела её сюда стуком.

— Подтолкни подругу к воде.

— Нет!

— Да.

Так умерла совесть. Йеннифэр предала Истреда, настало время перешагнуть через Анику, милую девушку, что поддерживала её в первые годы, ту, что покорно сносила все колкости ректорессы и помогала выдерживать их подруге. Милую девушку, не чародейку. И Йеннифэр не долго мучилась выбором, ведь она стояла сверху. Будучи достойной решала судьбу недостойных. И это пьянило. Ей была оказана великая честь, обошедшая всех прочих учениц, даже идеальную Сабрину. Честь особенная, уникальная. Как и сама Йеннифэр в этот момент. Легкая улыбка одобрения Тиссаи, после стольких оскорблений и издевательств, заставляет столкнуть подругу и считать подобный жест вещью обыкновенной и полезной. В конце концов, превращение девушек обеспечивает ей возвышение. А она его хочет достичь. Потому что Тиссая требует его желать.

Дальше — больше. Теперь ректоресса учила вершить судьбу мира. Показывала, как управлять чужими мыслями, и за секунду подчинить чужую волю, взывала к осторожности и аккуратности в проворачивании дел, неугодных королям. Она учила править и управлять, стараясь не потерять собственные поводья. А Йеннифэр… Что же Йеннифэр? Ей было слаще прочих — Тиссая спросила, куда та желает отправиться. Никому не было оказано такой чести. Это пьянит. Это заставляет быть благодарной.

И Йеннифэр уже представляла, как будет командовать королем. Нет, служить она не была намерена. Разве что, Тиссае де Врие? Что за мысль? Откуда она и почему так справедлива? Но, по правде, у Йеннифер не было никого кроме стальной ректорессы. Родителям она была не нужна, даже мать не сильно боролась за свою старшую дочь, что да тех, среди кого она находится в Аретузе? Амбиции застилали глаза других молодых чародеек, заставляют видеть в окружающих врагов, а Аника… Анику она пожертвовала во имя своего возвышения, чтобы повелевать королями. Истред мыслил слишком узко, мечтая бесконечно копаться в земле и за одно её таскать по всему свету. Такого она допустить не могла. Ей суждено было вершить судьбу мира.

Йеннифэр страшилась своих несовершенств, уродств, за которые терпела оскорбления годами, в том числе и от Тиссаи. «Даже если бы ты была красива, тебя бы никто не любил». А она даже не красива. Любовь Истреда Йеннифер давно уже воспринимала, как должное. Пусть те слова были произнесены давно, но рана от них не зажила окончательно, как и страх не покинул её. Все что было в её силах — стать совершенной. Цена не важна.

Йеннифэр стояла перед зеркалом, крепко прижимая к себе серое платье, подчеркивающее значимость, без лишней вычурностью, самое то для Аэдирна. Внутри неё всё ещё гудели сомнения. Воображаемый идеал всё не складывался в полную картину, оставаясь лишь отдельными крупицами.

Сзади тихо подошла Тиссая, обыкновенно спокойная и сдержанная, статичная, как камень.

— Представь как выглядит самая могущественная женщина в мире, её глаза, волосы, — для ректорессы не секрет мучения ученицы, она давно покопалась в её мыслях, и теперь без спроса лезла в голову, — Представь, как она стоит, её величественную позу, да.

Йеннифэр открыла глаза и наткнулась на довольную улыбку наставницы. «Мы можем перекраивать себя, как хотим» — сама Тиссая не слишком тянулась к совершенству, может даже такой родилась, но от своих учениц требовала изменений за определенную плату. И это не обсуждалось. Йеннифэр же не понимала, зачем устраивать дискуссии. Так надо. Тиссая так сказала.

«Самая могущественная женщина в мире» — описание, что дала архимагистр юной ученице, не имеющей связей и влияния, союзников и друзей. Горькая, но пьянящая, пилюля — власть, и Йеннифэр её проглотила, не запивая. Как же иначе, Тиссая воспитывала свою лучшую ученицу.

Йеннифэр не хотела признавать свою привязанность к Тиссае, к этой спокойной, закрытой, и точно расчетливой чародейке. Однажды, когда Истред ласково прижимал её к себе, Йеннифэр вспомнила о ректорессе и ехидно отметила, что Тиссая, наверное, и в постели-то не раздевается, так и остаётся в своем простом платье. Подумала и расстроилась, потому что никогда не смогла бы ни подтвердить, ни опровергнуть свою шутку-догадку. А ведь Тиссая для неё значила незаслуженно многое. Она её наставница, учитель, человек, что разглядел в ней талант, возвысил. Йеннифэр бы с радостью отозвалась Тиссае на дружбу, всегда отвечала на её редкие улыбки, значащие больше миллиона чужих, но Тиссая оставалась Тиссаей, холодной, немногословной, жадной на комплименты и одобрения ректорессой. А у Йеннифер не было никого другого, от того и было так больно день за днем наблюдать за её движениями и жестами, знать, что человек — для тебя — весь мир, а ты для него — лишь тарелка в дорогом сервизе, разбить жалко, но по сути — совсем не важна.

Позже Тиссая доказала свое безразличие, не отвоевав Йеннифэр место в Аэдирне, тем самым предоставив молодой чародейке с завышенными амбициями самостоятельно выбивать обещанное. Тиссая де Врие согласилась отправить Йеннифэр на родину, но стоило ветру измениться, как корабль с обещанием причалил к берегу Нильфгаарда. Но она отвоевала заслуженное. Рисковала ли Йеннифер из Венгерберга отбив у Фрингильи короля прямо на балу, пожалуй да, но сие действие полностью сошло ей с рук, и всем была безразлично чертова четверть эльфийской крови у неё в венах. Значит, и Тиссая, всесильная ректоресса, могла бы проявить больше энтузиазма. Могла и не стала. Тарелка упала на пол, разлетевшись на тысячи острых осколков, а у Тиссаи остался ещё целый сервиз.

«Ну, и к черту старую дрянь». Иного Йеннифэр выбрать не могла, да и разве важны все прошлые связи и привязанности, когда она будет повелевать королями. Но горькая пилюля оказалась пустой внутри.