Если повезет не сдохнуть к пятидесяти, как каждому третьему, я накоплю достаточно очков для гик-вселенной и окажусь в идеальном райском блаженстве цифровой реальности.

Раньше мы мечтали об Агапэ с Нико, теперь остался только Тэо. Внутри гик-вселенной мы бы трое обязательно оказались вместе. Впервые попробовали выпить чистую воду и прикоснуться к дереву. Мы бы не боялись солнца и бегали босыми ступнями по сырой траве. Мы бы чувствовали ароматы и вкусы. Мы бы оказались там, где не нужны дыхательные фильтры, свинцовые трусы и экранирование на каждый палец. Хорошо, что моя душа давным-давно экранировалась от ощущений и чувств. Мне не было ни смешно, ни грустно. Молчание – вот единственное состояние, понятное мне. Понятное каждому.

Я никогда не видел улыбок на лицах Тэо и Нико. В те редкие моменты, когда оказывались без шлемов, мы молчали. Или наблюдали за муравьями в муравейнике, придумывая им имена и подглядывая за малым миром чье-то глупой бестолковой жизни.

Нико погибла два года назад в восемнадцать, работая на шахте. Одна из девчонок лет двенадцати потеряла экранированные перчатки. Нико отдала свои, но территория её работы в тот день фонила в тысячу раз сильнее обычного. Нико получила лучевую болезнь и умерла через месяц. Девчонка, которой она отдала перчатки живёт. Теперь у нее две пары перчаток для большей защиты. Свои, и те, что она обманом, жалобами и слезами выпросила у Нико.

Выживает сильнейший. Хитрейший. Кто более изворотлив. Не понимаю, как мы с Нико и Тэо вообще сумели подружиться и ни разу друг друга не предать в мире, где могут огреть по голове ради кражи клока волос.

Среди тотального облысения натуральные парики стоят дороже доисторического биткоина. Да… никогда не угадаешь, что будет цениться – цифровой код или чёлка на липучке, бомба или глоток свежей воды? И мои обезьяньи предки совершенно точно делали неправильные ставки.

И на том моменте, когда я в сотый раз за день фантазировал про рай Агапэ или про обезьяну с палкой, с ног меня сбила звуковая волна. При весе в пятьдесят грамм уронить взрослого человека могло что-угодно.

Скатившись плавным кубарем по горе хлама и прячась за нагромождениями, я активировал цифровое приближение в допниках. Из укрытия разглядел трёх незнакомцев. Девчонку и двоих бородачей. Выглядели они странно. Даже в людо-боях участникам не позволялось выходить на ринг без экранирования. А эта троица сражалась без защиты. Ни шлемов, ни перчаток, ни комбинезонов. Только красные куртки с огромным символом черной звезды на спинах.

У девчонки на голове развивались длинные белые волосы. Я не мог себе даже представить, сколько очков она заплатила за такие. А мужские волосы на лице считались эксклюзивом. Их могли позволить себе только владельцы шахт или небоколов, на хозяев которых мы пахали. А еще оружие. Появившиеся люди сражались на железках. Длинных, блестящих, но совершенно не эффективных палках. Ни плазмы в них, ни энерго-лучей. Один только скрежет. Собственно, ударить им удалось раз или два.

Сражаться волосатым было сложно. Они совершенно не умели обращаться с пониженной гравитацией. Один из бородачей сделал шаг и пролетел тридцать метров, крича и кружась вокруг собственной оси. Он готовился к жесткому падению, но вместо этого мягко опустился на гору хлама.

Девчонка с белобрысой шевелюрой сообразила быстрее, чем ее преследователи, что сила притяжения не равняется стандартным 588 Ньютонам для среднего человека весом шестьдесят килограмм. Такой гравитации не существовало девятьсот лет. Хорошо, что хоть как-то мы еще держались о поверхность, и не превратились в космическим мусор или серую жижу, которой дышали, используя фильтры.

Один из преследователей с густой черной бородой дотянулся мечом до плеча девчонки, рассекая плоть.

– Стой! – закричал он, – убью! – схватил бородач её за шиворот.

Вывернувшись, красная крутка девушки осталась в руках преследователя. Я увидел сильный порез, оставленный железкой и белую ткань, напитывающуюся кровью. Через приближение линз прочитал слово на нашивке её рукава —ЗАСЛОН.

– Заслон… – повторил я, – как это?.. Невозможно…

Два меча замахнулись на лежащую на куче мусора девчонку. Она не смотрела на преследователей, она заметила в куче металлолома меня и не сводила взгляда.

Вскочив на ноги, первым делом я швырнул десяток обломков валяющегося под ногами металлического хлама. Троица не умела пользоваться облегченной гравитацией. Я же освоил физику силы тяжести без учебника, выживая каждый день на воровстве и побегах.

На мужчин с мечами невесть откуда неслись разбитые утилизированные машины, двигатель боинга и лопасть подводной лодки. Их клинки выбили искры, но девчонка увернулась. Ей хватило времени убежать, и неслась она прямо на меня, пока я швырнул ковшом экскаватора в бородачей.

– Беги! – схватила она меня за руку. – Быстрее!

– Ты, что с луны? – затормозил я ее, – кто сбегает по прямой.

– А как надо? По кривой?

– Надо вверх.

Я подкинул над нашими головами сложенные штабелями допотопные машины и закричал:

– Как по лестнице.

Думал, она не рискнет и смоется за горой хлама, но волосистая не сдрейфила. Ринулась вверх по сплющенным капотам, как по ступеням эскалатора. Я подбросил штук двадцать, не забывая пошвыривать теперь уже не в её, а в наших преследователей.

Капотов над головой накопилось достаточно. В облегченной гравитации они поднимались как полу-сдувшийся шарик с гелием. Вроде и движется, но не сказать, что быстро.

Мне приходилось взбираться по машинам, подтягиваясь на локтях. На последнем девчонка помогла вползти, крепко схватив за руку. Она точно была не от мира сего. Слишком… улыбчивая. Я бы мог рассматривать её ресницы и брови дальше, но был занят спасением наших задниц. Бородачи быстро разобрались, что к чему и отставали не сильно.

– Повторяй за мной, – кричал я в динамики шлема.

Вертикальные побеги считались опасными. Кто бы мог подумать, чтобы примитивно выживать в мире, где нет еды и питьевой воды, мне потребуется знание физики и высшая математика для расчёта угла, скорости и времени падения.

– Разбегись и прыгай.

Если повезет, дотянем до заброшенных парковочных небоколов.

Я видел, что волосистая медлит, потому разбежался первым. Но стоило мне сделать один шаг, почувствовал, как вибрирует капот. Вместе со мной она оттолкнулась и рванула, вытянув руки.

Бородачи мешкали недолго, прыгнув следом. Пришлось потратить остатки газа внутри ускорителей, чтобы оторваться. Схватив волосистую за руку, я выжал из колб на лодыжках все, что было, и мы оторвались.

– Господи… – услышал я ее голос, – я лечу!! Лечу!! – то ли кричала она, то ли смеялась.

Не помню, когда в последний раз слышал смех, потому понять было трудно. Физиогномический датчик внутри допников расшифровал её эмоции, как «эйфорию», «энтузиазм», «экстаз». Перевод не знакомым словам искать не стал, назвав их тремя «Э».

– Ты не летишь, – повернулся я, отключая ускорение. Газа все равно не осталось. – Ты медленно падаешь.

– Какая сила тяжести?! Пятьдесят восемь Ньютонов? В десять раз меньше, чем было когда-то?

– Пф, – фыркнул я, – ты точно с луны. Это там человеческий вес в шесть раз меньше.

– Не подсказывай! – маневрировала она руками, управляя полётом-падением.

Я перевернулся на спину еще и закинул согнутую ногу на колено, а руки за голову делая вид, что прилег отдохнуть.

Она продолжала подсчитывать:

– Да, слишком мало… Мое тело весит не пятьсот граммов, а меньше… И намного… – повернулась она.

Я указал пальцем вниз, озвучив её догадку:

– Пятьдесят. Ты весишь примерно пятьдесят граммов.

– Но как? Что случилось?

– Ну, тебя хотели прирезать какие-то бородачи, я потом мы сбежали по парящей свалке. Твоих на горизонте больше не видно, – убедился я, сверившись с допниками в глазах. Нас не преследовали.

– Нет же, – попробовала она приблизиться, совершая гребки, – куда исчезла гравитация?