Как я и предполагала, там меня ждал очень злой учитель. Он наорал на меня гораздо хуже, чем учитель-маг. Разница была в том, что маг все-таки выбирал слова, когда отчитывал, а вот вояка, не стесняясь, сказал, что я неуклюжая корова и такой помру, если буду продолжать прогуливать и опаздывать, что я бестолочь безмозглая, раз не могу уследить за временем, и что с таким напарником в разведку не пойдешь, если ты не слабоумный самоубийца. Я вздохнула. Хотелось, как и утром, притвориться, что меня нет, но не получалось – Василика уже помахивала мечом, разминая запястья и ядовито улыбалась. Напарника у нее не было, а взгляд не предвещал ничего хорошего.

Тренировка была болезненной, унизительной, но короткой. Василика лупила меня с удовольствием, украшая все новыми синяками. Каждый пропущенный мной удар она сопровождала кривой ухмылкой и уколом в духе: «да нет, корова и та грациознее» или «тебе самой с собой жить не стыдно?».

Она меня так взбесила этим под конец, что я сделала глубокий выпад, вложив в него всю ярость, и… потерпела фиаско. Василика просто шагнула в сторону, и легонько подтолкнула ладонью в спину, помогая движению повалить меня лицом в землю.

– Учитель, – громко огласила моя соперница, – мне нужен новый напарник. Этот, похоже, вышел из строя.

Она была права. Упав, я вывихнула кисть и меч держать больше не могла. Меня отправили с занятий домой раньше, сказав, что завтра я должна буду отработать пропущенный сегодня час. На мой вопрос, как я смогу вылечить руку за одну ночь, учитель раздосадовано ответил, что раз я магичка, то что-нибудь придумаю.

Мои оптимизм и боевой дух были сломлены. Я поплелась домой, волоча меч по земле. За ним оставалась неглубокая борозда. В студенческом доме меч пришлось приподнять, чтобы не пачкать его об ковер.

У своей комнаты краем глаза я отметила нечто странное – в противоположном конце коридора мелькнуло несколько спешащих прочь фигур с ведрами и тряпками. Комната была в идеальном порядке, она выглядела даже лучше, чем до взрыва коптилки. На подоконнике бодро раскинул сочные листья лютик, ему было намного лучше. Посреди пугающей чистоты на стуле сидел Освальд, как всегда, вытянув ноги и листая книгу, привезенную мной из замка Рональда. На нем не было ни пятнышка сажи или следа усталости.

«Неужели магией отмыл?» – ужаснулась я. Ужаснулась потому, что побочкой заклинания порядка был кошмарный голод, который нельзя было никак унять несколько дней. Во время его люди порой объедались до смерти. Будто в подтверждение моей догадке Освальд жевал пирожки няни Мэлли, которые, по-видимому, почтальон принес уже после уборки.

– Хорошая книга, в местной библиотеке таких нет, – Освальд поднял на меня глаза, оставил без внимания грязь на лице и одежде, зато сразу же заметил, как я неестественно держу руку.

– На тренировке вывихнула? – поинтересовался он.

Я кивнула.

– Хочешь подлечу?

От боли, конечно, хотелось избавиться, только вот побочкой к целительному заклинанию могло стать что угодно – оно было непредсказуемо. Даже использование очередки порой имело меньше последствий, несмотря на ее ужасные свойства. Я с сомнением посмотрела на Освальда.

– Не бойся, я это заклинание много раз на себе проверял. Надо просто делать контролируемую безобидную побочку вроде быстро отрастающих ногтей или волос, тогда все срабатывает чисто, – заверил он меня и рассмотрел внимательно поврежденную кисть. Мне стало неловко – остатки грязи и сажи собрались под обломанными ногтями, мозоли наросли от постоянного, хоть и неуклюжего махания мечом, а на запястье все еще оставался шрам, оставленный когда-то черным магом. Вдобавок к этому рука опухла и посинела, что делало ее похожей на мясной обрезок. Освальд деликатно промолчал. Он слегка надавил повыше синяка, и провел своей рукой по моей в сторону кончиков пальцев, будто стирая боль и отек.

– Ну вот и готово! – сказал он бодро.

– Так быстро? – не поверила я. – А как же заклинание?

Я смотрела на руку, с которой Освальд одним движением всего за секунду умудрился стереть все следы постигших ее несчастий. Не было ни боли, ни отека, ни старого шрама. С трудом верилось, что такое возможно. Учителя нам без устали твердили, как сложно исцелять заклинаниями, не причиняя вреда. Они повторяли это так часто, что у студентов уже через месяц исчезли сомнения по этому поводу. А тут зеленый Освальд одним легким движением разрушает все их наставления и лечит меня, да еще без побочки. Я повертела запястьем, желая убедиться, что глаза меня не обманывают. Не было и отголоска боли, запястье полностью исцелилось. Теперь у меня не осталось сомнений, что Освальд далеко не простой студент.

– Кто ты? – спросила я, прямо глядя ему в глаза.

– Я твой друг, хоть ты в это и не веришь, – улыбаясь ответил он. – И не стоит так удивляться, это очень простое колдовство, если знать маленький секрет. Произносишь про себя базовое заклинание, добавляешь поправку на рост волос или ногтей. Я выбрал ногти, по привычке. Когда я сам себя лечу – всегда выбираю ногти – их проще обрезать. Хочешь и тебя научу. Два-три дня, и будешь делать его лучше меня, – беспечно пообещал он, будто сотворенное им чудо было чем-то заурядным и не стоящим внимания.

– Очень хочу, – честно сказала я.

– Вот и договорились. Завтра после занятий первый урок. У тебя получится. В колдовстве важен не только талант, но еще и усердие. У Комира талант, у тебя – усердие. В итоге вы сможете быть с ним наравне, а если ты проявишь еще и хитрость – то победишь кого угодно.

– У меня нет органа, отвечающего за хитрость, – все еще находясь под впечатлением, открыла я ему свой секрет. Освальда позабавила моя откровенность.

– Ничего, – успокоил он меня. – Вырастет с возрастом.

Освальд ушел, поставив напоследок небольшой щит вокруг моей комнаты, прямо под казенным. Сделал он это с такой легкостью, словно ничем другим в жизни не занимался.

«Заучка!» – попыталась я объяснить его неожиданно открывшиеся способности, хотя в душе понимала, что ни один заучка не может делать то, что учителя даже отказываются объяснять. Мысли об Освальде не давали мне уснуть пол ночи, запросто справляясь с накопленной за день усталостью. Я лежала, завернувшись в одеяло, и глядя на звезды за окном, думала об Освальде, Альберте и Рональде. Раньше меня утешали только письма Альберта, который, несмотря на всю свою занятость, писал часто. Я малодушно жаловалась, как трудно мне приходится, а Альберт предлагал приехать и надавать всем по первое число, особенно тем, кто не проявляет ко мне должного уважения. Это грело, успокаивало и придавало силы. Теперь на мою защиту неожиданно встал Освальд, но куда же пропал ты, Рональд? Полгода ни одного письма. Как бы я хотела поделиться с тобой своей неожиданной радостью. Похоже, у меня появился друг и заступник, и теперь даже Василика не кажется мне такой страшной.

Я вспомнила о мрачном силуэте за спиной Комира, и невольно сжалась под одеялом. Этот образ все равно оставался жутким вестником приближающихся несчастий. Черная фигура, такая высокая, что ее лица невозможно было рассмотреть, вставала во весь рост посреди моей комнаты, нисколько не заботясь о стенах и преградах. Вокруг нее на пол, подобно черному снегу, опадали вороньи перья, со звоном касаясь земли. Где-то внизу под ним была я, маленькая, как муравей, и такая же беспомощная. Одно перо, особенно большое, падая, рассекло воздух, и открыло провал в бесконечную пустоту. Меня втянуло в нее, и я полетела вниз, и падение это все тянулось, заставляя кричать в ожидании неизбежного удара. Но удара все не было, и я продолжала падать, пока резкий стук нового будильного камня не вернул меня в реальность.

За окном давно было утро, солнце мирно светило, жизнерадостно щебетали птицы, нисколько не заботясь о тенях и бездонных провалах. Меня ждала пробежка, а я после сна чувствовала себя уставшей, будто он не придал силы, а наоборот, отнял их.

Освальд не отставал от меня весь день. Он ходил за мной, как непомерно болтливая тень, никогда не терял меня из виду, и каким-то чудом умудрился не ответить ни на один мой вопрос.