— Полсуток — ваши.

— В таком случае, идёмте, — она поднялась на ноги и взялась за ручку двери. — Не будем терять времени. Да, вот ещё что. Давайте-ка обменяемся контактами. Так, на всякий случай.

За пределами кунга солнце уже клонилось к горам. Клубы поднятой техникой пыли придавали светилу отчётливый оттенок ржавчины. Прохладнее не стало, после кондиционированного помещения выход на очень условно свежий воздух воспринимался как удар кувалдой в лицо.

В окрестностях штаба собралась небольшая, постоянно пополняющаяся толпа спасателей, запылённых и закопчённых. Усталых. Остановка техники набросила на окрестности покров тишины, пусть и несколько дырявый: подчинённые Джедедии недоуменно гомонили. Но по сравнению с чудовищным грохотом производимых работ это была именно тишина.

Пока Лана совещалась с Хокинсом, картина возле доставившей их яхты изменилась. Прибывшая с ней группа заметно поредела: сапёры попросту исчезли, как и бойцы. Тим тоже куда-то делся. Махров на пару со Радаром сидели прямо на земле перед развернутыми виртуальными дисплеями и азартно переругивались на интере. Мрина понимала примерно одно слово из пяти — и это в лучшем случае — но у неё создалось впечатление, что какие-то подвижки имеются.

Лавров и примкнувшая к нему Тина, для которых работы пока не было, прикорнули в теньке, и Лана мимолетно позавидовала медикам. Сама она могла рассчитывать на сон не ранее, чем через вытребованные у Хокинса полсуток. Если очень-очень повезёт.

Мистер Шмидт стоял несколько в стороне. К маститому юристу не липли ни грязь, ни шум, и брюзгливое выражение его лица объяснялось, вероятно, не обстановкой, а тем, что его демонстративно не принимали в игру. Это следовало исправить (во избежание возможных трений с таинственными спонсорами), и Лана решительно направилась к адвокату.

— Мистер Шмидт, у нас проблемы.

— Слушаю вас, миз Дитц!

Брюзгливость исчезла как по волшебству. Вот таким, наверное, он и был в естественной среде обитания, у себя в офисе или в зале суда: целеустремленным, внимательным, готовым выполнить задачу. ЭТОТ Шмидт ей, пожалуй, даже нравился.

— Мистер Шмидт, мистер Хокинс любезно предоставил нам время и пространство для маневра. Однако, боюсь, из-за этого у него могут возникнуть неприятности служебного характера. Мне нужно, чтобы вы нейтрализовали их, иначе впоследствии со мной и моими людьми никто не захочет иметь дела. Между тем, не исключено, что…

Закончить ей не дали. Подобравшийся законник кивнул и ободряюще улыбнулся насупленному спасателю:

— Мистер Хокинс, когда вы закончите беседовать с миз Дитц, мне потребуется уточнить некоторые детали, необходимые для работы. Вам не о чем беспокоиться, сэр. Никаких неприятностей для вас мы, разумеется, не допустим.

Отвесив то, что при некоторой доле воображения вполне могло сойти за поклон, Герхард Шмидт отошёл подальше. Профессиональный опыт явно подсказывал ему, что продолжение разговора миз Дитц с Хокинсом его не касается. Всё, необходимое для начала действий по защите тылов сотрудничающего с ней человека, он уже услышал. Подробности чуть позже предоставит сам подзащитный. А больше ему знать не следует, чтобы не пришлось впоследствии сооружать уж очень сложное вранье. Шмидт в целом относился к вранью скорее положительно, но сложного — не любил. Хлопотно.

Между тем Лана в сопровождении заметно повеселевшего Джедедии подошла к Солджеру и деловито бросила:

— Ваше мнение, майор?

— Нам повезло, мэм. Обычная запись обычным стилом в обычном блокноте… этого не предусмотрит ни один профессионал. Парни уже работают, думаю, первые результаты мы получим в ближайшее время.

— Где сапёры?

— Пошли осмотреться. Я отправил с ними охрану под командованием капитана Стефанидеса, и этого типа, Моралеса. Он что-то знает, а кроме того…

— Он вам надоел, — со вздохом закончила Лана.

Краем глаза она наблюдала за Хокинсом. Обращение к ней «мэм» человека, которого она назвала майором, явно произвело на дядьку немалое впечатление. На что наверняка и рассчитывал этот умник Солджер.

— Так точно, мэм.

— Хорошо, я всё поняла. Выдвигаемся. У нас полсуток, не будем рассиживаться. Мистер Хокинс?

— Мэм? — с тяжеловесной иронией ухмыльнулся спасатель.

— Вас ждет мистер Шмидт, а нас — работа. Спасибо вам.

— Не за что, миз Дитц. Храни вас Бог.

— Аминь, — мрачно пробормотала несколько в сторону миз Дитц.

Лана позволила себе несколько секунд полюбоваться удаляющейся спиной Хокинса — мужик, при всех своих религиозных завихрениях, был по-настоящему хорош — и обернулась на многозначительное покашливание.

— Ловко ты его окрутила, — негромко произнес Солджер. — Мастерская работа, снимаю шляпу.

И ответ, напряженный, немного злой, не заставил себя ждать:

— Это было необходимо. И нетрудно. Он честный человек.

— А ты?

— А я — нет.

Когда-то, наверное, эти горы были крутыми, отвесными и скалистыми. Но всё меняется, особенно если в распоряжении природы было достаточно тысячелетий. Сейчас подъём на вершину одной из горушек не отнял ни сил, ни сколько-нибудь заметного времени.

И пусть даже всё необходимое пришлось тащить на себе — здесь, в горном лесу, не развернулся бы даже безымянный пилот Тима — в самом подъёме Лана не видела проблемы. Подумаешь — подъём! Вылепленные отцовским воспитанием и службой в десанте и поддерживаемые постоянными тренировками, мышцы легко справлялись с перемещением правильно распределенного груза. Мрину смущало другое, и смущало довольно сильно.

Во-первых, стандартный доклад Тим заменил предельно скупым «Поднимайся и посмотри. Это довольно интересно». Во-вторых, Лане не давала покоя форма этой конкретной вершины, показавшейся, наконец, из непролазных зарослей. Что-то неправильное, неестественное чудилось ей в очертаниях не густого стланика, но земли под ним; неприятно знакомое. И взгляд Солджера, ироничный взгляд человека, уже разобравшегося в ситуации и наслаждающегося метаниями спутника, хорошего настроения отнюдь не добавлял.

Они добрались практически до самой верхней точки. Уже отчетливо был виден Ципрас, невозмутимо посасывающий толстенную самокрутку. Рядом с ним нетерпеливо приплясывал на месте Хосе Моралес, которого явно не взяли… куда бы ни делись остальные, туда въедливого, приставучего (а главное — штатского) старика не взяли точно.

Ушедшие вперед медики и связисты куда-то делись. Встреченный на полпути Сергей Ордоньес обретался где-то сзади, впереди, по бокам… казалось, везде и нигде одновременно.

Лана вдруг застыла. С ней такое бывало неоднократно: ноги просто отказывались идти дальше до прояснения обстановки. И всякий раз оказывалось, что в ногах определенно больше мозгов, чем в голове.

Она насмешливо хмыкнула. Избавилась от груза. Вернулась метров на пятьдесят вниз по дорожке, вымощенной плиткой для удобства гостей курорта, а сейчас перекошенной и вздыбленной. Слуха коснулся даже ей едва слышный шорох слева, потом справа… Ордоньес бдел, хотя как он ухитрился пересечь дорожку незамеченным, оставалось тайной. Толковый парень, прямо гордость (в том числе, за себя) испытываешь при мысли о такой родне.

Остановившись, Лана скрестив руки на груди и склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Развернулась примерно на тридцать градусов влево. Еще раз осмотрелась. Вернулась к терпеливо — и одобрительно — ожидающему Солджеру, и выдохнула по-русски:

— Блистер. Орудийный блистер. Зенитка, сказала бы я. Нет?

— Умница, — иронии не осталось ни в глазах, ни в голосе.

— Умница, как же, — проворчала Лана. — Умницы соображают втрое быстрее. Или вчетверо.