Случилось это в две тысячи седьмом году. В то время, мы с Серёгой, безбашенные студенты, увлекались всем, что могло дать нам хоть какую-то порцию адреналина. Диггерство, сталкерство, зацеппинг, паркур, руффинг…

В серьёз мы ни на чем не останавливались, не примыкали на долго ни к какой команде, но при этом репутацию в тусовке имели людей адекватных, хотя и «вечных новичков». Взять нас на вылазку считалось делом не зазорным, потому как мы никогда не чудили, и ни кому ничего не обламывали. Слушали более опытных товарищей, и не занимались самовыпилом, отделяясь от группы на незнакомом маршруте и залезая в какие-нибудь ебеня в промзоне, где провалились бы в колодец или шахту лифта, и тихо свернули бы себе шею.

Однако, в закрытые походы «для своих» нас никогда не звали, по понятным причинам. Да мы и не знали особо о таких походах. Как я уже сказал, мы в основном плавали по поверхности. Были этакие «каждой бочке затычки», пара раздолбаев в вечном поиске то ли себя, то ли острых ощущений. Даром, что с головой.

Но, суть рассказа вовсе не в этом…

Как сейчас помню, были это зимние каникулы после сессии. Я сидел в общаге, и лениво потягивал пиво, слушая КиШа. Пиво было дешевым, кажется багбир в полторахе, но на вкус ничего так. По крайней мере не пахло тряпками, как некоторые сорта местечкового производства в моём родном зажопинске.

Серега ввалился в комнату с мороза, раскрасневшийся, в распахнутой куртке. Куртку в городе он никогда не застегивал из принципа, даже в минус тридцать, когда за десять минут ожидания автобуса на остановке, лицо его начинало приобретать синеватый оттенок. Мне всегда казалось, что это такая же дурь, как у девчонок, что в разгар зимы шляются в мини и остекленевших колготках, а иногда ещё по льду на каблуках. Но вслух я ему ничего не говорил. Каждый… как он хочет. Ну, вы поняли.

– Санёк! – Серый отобрал у меня полтораху, плюхнувшись на кровать.

По истёртой дорожке, что пролегала вдоль кроватей через всю комнату, тут же начала расползаться грязная, чёрно-коричневая московская слякоть. Конечно, этот придурок не подумал снять ботинки, а кого-нибудь, чтобы дать ему оплеуху, в комнате не было – все разъехались по родным, и на эти две недели мы могли считаться полноправными королями нашей берлоги.

– Ты бы хоть разулся, свинья…

– Бля… Какой разулся! Слухай, мне тут родоки матпомощь прислали, типа Новый год, голодающему студенту и всё такое. Ток щас извещение получил.

– Сколько? – я оживился, решив отложить разговоры о чистоте в и без того разгромленной комнате до другого случая.

– Пятак, – довольно оповестил Серёга, и с энтузиазмом дал длинный залп глотков из ополовиненной полторахи.

– Не кисло! – я присвистнул – Так что, зовём девчонок? Никого нет, комната наша! На такое бабло можно зависать до конца каникул!

– Тебе лишь бы сиськи. Есть идея круче! Короче, настоящая тема испытать себя. Зимний поход. Сибирь. На неделю. На билеты и закупиться хватит, я уже подсчитал. Часть дороги поедем по студакам, на собаках. В идеале, конечно, зайцем, но маршрут дальний, как повезёт.

– Ёбнулся, – констатировал я, отбирая у Серёги остатки пива, – Пять тыщ убить, чтоб неделю по лесу таскаться. Новый год, каникулы, пустая общага, ни с кем делиться не надо – накрываем стол на четверых, зовём Таньку, Светку… У меня ключ от комнатухи где Игнат живёт есть. А если хочешь куда-нибудь залезть – я тебе устрою. Прям сейчас диггерам на форум напишу, найдём компанию, слазаем на ВДНХ… Хочешь в лес? Ну поехали в Подмосковье, там сейчас сугробы по пояс, чем тебе не Сибирь? Только бесплатно, и если задницы начнут отмерзать, мы сможем домой вернуться, а не останемся там, так что ни с вертолета, ни с собаками нас уже не отыщут…

– Друг называется, – обиделся Серёга, – Я ему о реальном деле, а он о бабах, о жратве… Баб у тебя ещё сколько будет, знаешь? А вот это приключение – оно на всю жизнь. Ты потом, бля, лет через десять будешь работать в какой-нибудь шарашке, и вспоминать: вот тогда, в две тысячи седьмом, мы с Серёгой… А если ты эти деньги пропьешь, ты через месяц не вспомнишь. И очередной залаз станет именно очередным, сольётся в массу таких же. А Сибирь… Это Сибирь! Хочешь – оставайся, я один поеду. Могу тебе даже тыщу оставить, чтоб ты побухал как следует. Я ж думал, ты понимаешь. А ты…

Серёга махнул рукой и поднялся, явно намериваясь уйти.

– Да подожди ты! Чего я тебя, кину что ли? «Давай, Серый, вали в свою Сибирь, пока я тут буду жопу греть» – это таким другом ты меня считаешь, да?

Серёга остановился у двери и хмуро обернулся.

Я выжидающе посмотрел на него.

– Что, едем?

– Едем.

Развернувшись, он подошёл ко мне и протянул руку. Секунду спустя мы уже колотили друг друга по плечам, объявляя конец едва наметившегося конфликта. И если мы хотели успеть вернуться до начала учебы, времени на сборы у нас оставалось не так-то много.

Поначалу всё шло хорошо. Мы собрали тот минимум снаряжения, который посчитали необходимым, рассчитали маршрут, даже прогноз погоды удосужились узнать. Добирались на перекладных. Где в плацкарте, потягивая пиво на полке, где на электричке, где зайцем, где в тамбуре за сотню в руку проводнику.

Высадившись на безымянном, помеченном лишь номером километра полустанке, мы вдохнули морозный лесной воздух, и я таки уверился в том, что план Серёги и впрямь стоит свеч. Всё же, это действительно было приключение. Да ещё какое. В городе такого чувства никогда не испытать. Ощущение, что вокруг тебя ни единой души, на километры, километры и километры… Впрочем, про километры и километры я, конечно, слукавил. Судя по карте где-то неподалёку должна была быть деревенька. И даже отделение почты имелось. Чуть поодаль деревенька поменьше, дальше – зимовье, где ещё в советское время охотники промышляли пушнину. Впрочем, ощущению одиночества это никак не мешало.

Расчехлив спёртые из каптёрки институтского тренера лыжи (с твёрдым намерением вернуть, да), мы встали на нетронутую снежную гладь и начали прокладывать лыжню в противоположном деревне направлении. В глушь. Туда, где не ступала нога человека. А если и ступала, то настолько давно, что это можно было считать неправдой.

Двигались, по очереди сменяя друг друга. Один прокладывает путь, второй идёт позади – отдыхает. Периодически, на привале, делали по глотку из припасённой Серёгой бутыли дешевого коньяка. Для согревания и поддержания бодрости духа. Таких он припас не то две, не то три, обозначив их как «топливо». Коньяк был, прямо скажем, не «Арарат», но я был не привередлив.

К вечеру, когда закатное солнце озарило белоснежный простор багрянцем, решено было организовать лагерь. Серёга отправился рубить ближайший сухостой, покуда я расчищал место под костёр и палатку. В качестве костра выбор остановили на ленивой «нодье», благо неподалёку имелась вполне подходящая сосенка. Поделив её на брёвна и оставив огонь разгораться, мы довольно быстро, в четыре руки поставили палатку, и проткнув заточенными палками «краковскую» колбасу расположили её рядом с костром. Грызть мороженую краковку удовольствие было бы так себе, потому пришлось запастись терпением.

Пока оттаивала колбаса, мы натолкали в котелок снега, и соорудили рядом ещё один небольшой костер из обломанных со ствола сучьев. Прогореть он должен довольно быстро, и нужен был лишь за тем, чтобы вскипятить воду. Разместив таганок, и подвесив котелок над огнем, мы достали сигареты и прикурили от извлеченной из костра веточки. Курить на маршруте, хватая легкими ледяной воздух, было бы самым верным путем к воспалению. В лагере же, у костра, это было милое дело.

– Ну что, каково? – спросил Сергей, щурясь на огонь, и с удовольствием затягиваясь табачным дымом.

– Хорошо-о-о, – протянул я.

Ответ был банальным, но на большее меня не хватило. Тепло от костра, усталость и благостная обстановка начинали смаривать без всякого ужина.