В госпитале мне посчастливилось поговорить с матерью. Нет, конечно же, проведать меня она не приехала, но для разговора сгодился связной амулет. Мать первым делом спросила, хорошо ли я воюю за родину? Когда узнала, что я ранен и нахожусь в госпитале, тут же сильно распереживалась, стала расспрашивать о моём боевом големе: цел ли он?.. не сломался ли?.. хорошо ли я ухаживал за боевой техникой?.. Я ответил, что все големы были выведены из строя противником и вообще никогда в боях не участвовали. Мать не поверила. Сказала мне, что я глупый новобранец и ничего не знаю о войне. Наши боевые големы самые сильные в мире. Их боятся все некроманты, потому что аналогов этому оружию нет, и никогда не будет. Так парадный маршал сказал.
После госпиталя меня направили на передовую. Ротный уверил, что бояться нечего. Бои отодвинулись вглубь земель некромантов, а люди, которые остались в освобождённых поселениях, драться с нами не хотят и обязательно встретят своих освободителей – то есть нас – радостными улыбками и цветами. Они давно этого ждали, давно хотели сбросить иго Некрополя и мечтали стать частью империи. Мы их спасли, и за это люди нам благодарны.
Гарнизон тогда стоял в оставленном некромантами городке на границе с империей. Дорога была долгой и однообразной. Серые облака, серые пашни, серые реки и даже солнце с каждым новым днём становилось особенно серым. Моя рота сопровождала обоз, и это единственная седмица за время войны, когда не пришлось голодать. По ночам мы воровали из телег солдатские пайки, чтобы обменять их на водку во встреченных деревнях. Когда закончились пайки, стали менять топливо, армейские ватники и ушанки, а потом даже пришлось расплачиваться оружием и патронами. Как водится, к месту дислокации обоз прибыл полупустым, ведь снабжение в нашей армии всегда было ни к чёрту.
Занятый городок поразил меня чистотой и уютом. Я-то привык к совершенно другим пейзажам и застройкам ландшафта. В нашей глубинке сложно было найти пристойное жильё, всё одни покосившиеся развалюхи из дерева и бараки ещё со времён самой первой войны, о которой даже памяти не осталось. Стены домов могли обрушиться даже от ветра, потому приходилось подпирать их прочными балками, а под дырками в крышах в сезон дождей выставляли посуду для сбора воды. Удобства были снаружи, да и сами улицы заменяли узкие тропки, проложенные сквозь вечные грязевые озёра глубиной по колено, из-за чего круглый год приходилось носить сапоги.
Город некромантов был совершенно иным. Серые улочки переливались множеством фонарей. Гладкая отполированная брусчатка заняла тротуары, из которых вырастали сказочные дома из прочного камня. Красивые площади и фонтаны сменялись ухоженными аллейками с цветущими клумбами и даже садами. Серые кусты и деревья благоухали весной, а дороги…
Дороги были усеяны убитыми жителями. У большинства мужчин руки были связаны за спиной, женщины и дети были просто застрелены. Некоторых пытали, других намеревались сжечь. Телега с трудом объезжала места показательной казни, проведённой для порядка и усвоения новых законов. Когда один из новобранцев спросил, зачем нужно было устраивать террор против жителей, которых мы намеревались спасти, то заработал кнутом по спине, и все вопросы тут же отпали. Начальству виднее. Приказали вершить террор, значит, будет террор. Война должна идти своим чередом. В полном соответствии с графиком. Строго по плану.
Роту квартировали в многоэтажной постройке. После прибытия наших войск городок навсегда изменился: заборы и стены обрисовали похабными шуточками и неприличной символикой; в домах разбили окна и двери; фонтаны сломали, а сады пустили на дрова для костров; всюду намусорили. Непривычные к сортирам и душевым внутри дома, солдаты гадили в уголке жилых помещений, там же ели и спали. Спустя три дня городок превратился в руины, а ещё через месяц уже был похож на наше родное имперское городище, со всеми знаковыми для него атрибутами.
Спустя какое-то время мать снова вышла на связь. Сначала она обрадовалась, что я больше не в госпитале и могу снова приступить к выполнению долга, а потом вдруг распереживалась и даже немного на меня накричала. Дело в том, что все соседские бабы уже получили несколько партий мародёрских посылок от моих сослуживцев, а я, такой-сякой сукин сын, совсем позабыл о нуждах семьи и живу там, на фронте, в своё удовольствие. В общем, пришлось извиняться. Мать успокоилась, потом бегло набросала мне список необходимых ей в хозяйстве вещей, которые стоило раздобыть в захваченном городе и выслать домой солдатской почтой. В список попали несколько тазов для стирки, ночная ваза с исправной ручкой, настенное зеркало, игрушки для младших сестёр и книга с рецептом борща. Когда я спросил, не лучше ли прислать ей каких-нибудь украшений, платьев из шелков и атласа и дорогих заморских артефактов, мать распереживалась ещё больше и велела брать в городе всё, что смогу унести. В хозяйстве всё пригодится.
Поговорили и о военных делах. Я рассказал о репрессиях, об убитых и покалеченных горожанах, о подвалах и погребах, битком набитых мирными жителями, о расстрелах и братских могилах. Мать не поверила. Сказала, что наша армия с людьми не воюет. Только с проклятыми некромантами, а жертвы среди мирного населения – это они все сами себя увечат, насилуют и убивают, одурманенные тёмной магией колдунов. Но все нормальные люди нас ждут и встречают цветами.
Потом она посоветовала убить всех птиц в занятом городе, а тушки глубоко закопать. Особенно жестоко следовало расправиться со стаями уток и голубей. Как оказалось, местные породы птиц были специально выведены в лабораториях некромантов и обучены уничтожать наших воинов. У уток был ядовитый помёт, который мог прожечь броню боевого голема, а голуби разносили заразу, способную выкосить целую весь. В империи с вражеской птицей уже разобрались: оперативно выбили всё поголовье и увезли во дворец, но вот на фронте такого порядка пока не добились, так что стоило проявить усердие и как можно скорее учинить расправу над врагами рода людского. Так парадный маршал сказал.
Отсиживаться за стенами города пришлось не долго. Спустя две седмицы мою дивизию перебросили на юг. Мы соединялись с легионом, который уже три месяца штурмовал твердыню имени Марии Азовской. Ротный сказал, что бояться нечего. Эта крепость хлипкая, а гарнизон некромантов слаб и труслив, как и всё войско Некрополя. Ну а мы, в свою очередь, главная движущая сила в мировой геополитике. Нас так много, и оружие в наших руках столь смертоносно, что некроманты попросту разбегутся при виде имперского легиона. По расчётам штабных офицеров, эта крепость падёт в течение пары часов, так что дивизии даже в бой вступать не придётся. Империи достаточно только бровь приподнять, и некроманты сразу в обморок падают, а если при этом солдаты ещё и шапками бросаться начнут…
Когда один из новобранцев спросил, зачем же в таком случае легиону требуется подкрепление и почему такая никчёмная твердыня вместо положенных ей трёх часов сопротивляется уже целых три месяца, то сразу получил нагайкой по роже, и все вопросы тут же отпали. Начальству виднее. Сказали, падёт крепость – значит, падёт, а если для этого требуется подкрепление – значит, так и было задумано, потому что война идёт своим чередом. В соответствии с установленным графиком. Строго по плану.
