Я быстро спустился вниз, забрал все рабочие принадлежности, замазку и выскочил на улицу, где меня ждал доктор.
Он курил у странной большой жужжащей штуковины. Мне никогда до этого момента не приходилось видеть эти автоматические перевозчики. Слышать о них, представлять их, но вот так, перед глазами, они не появлялись. В реальности автовоз оказался даже лучше, чем в рассказах. Весь из металла, красивый, ни дерева, ничего лишнего. Стоял и тарахтел белым дымом. 6 круглых колёс, четыре двери, а от крыши вперёд тянулась толстая палка с фонарём на конце. Автовозы были лишь у элиты из первого района, они позволяли передвигаться сидя, а их личный извозчик управлял этим огромным аппаратом. Я даже представить себе не мог, как оно работает, но многие поговаривали, что это магия. А я не верил.
– Ну что уставился? Залезай.
Извозчик открыл дверь, я закинул правую ногу в автовоз, как вдруг меня остановили.
– Нет, с этой жижей ты не сядешь, – продекламировал доктор и взглянул на шофёра.
Чуть позже я оказался внутри. Огромная махина гулко затарахтела, и рывком двинулась вперёд, со временем наладив ход. В салоне всё было обшито не дешёвой крысиной кожей, а дорогим звериным мехом. И, видимо, чтобы не испачкать этот самый мех, моё деревянное ведро обмотали в куртку извозчика, несмотря на то, что мы всегда плотно закрывали их крышкой.
Доктор курил вкусные сигареты, травы для которых выращивали в специальных ангарах. Во всяком случае, так нам рассказывали. Он протянул мне металлический контейнер, в котором они лежали, но я вежливо отказался.
– Принципы? – спросил он. – Или у вас таких штук не видали никогда в третьем районе?
– Сигареты? Есть, но я просто не курю, – ответил я. – У нас на районе ведь тоже курят, дит, правда лишь треть из всего табака продаётся легально.
– Ну а остальное?
– А остальное… – я замешкался, понимая, что взболтнул лишнего.
– Рассказывай. Дел у меня, что ли, нету больше, кроме как вашу подноготную законникам раскрывать. У вас там и так бардак, наверное.
– Ладно. Вторая треть контрабандой достаётся из второго района, через таких, как я, которые туда почти ежедневно ходят. Это опасно, конечно, но те, кто рискуют, живут неплохо.
– Это ж как так выходит-то у вас? Сколько раз был во втором районе, столько раз и поражался, сколько офицеров-законников и патрулей на службе у этой части страны. Вас сожрут сразу, уши же запрещают скрывать, – после этих слов, он повернулся ко мне. взглянул на моё ухо и сразу отвёл голову со скорченным от омерзения лицом.
– Запрещают, дит. Но есть же улочки, на которых нам можно появляться. И Вы, дит, туда сегодня ездили. Там обычно и бывает обмен.
– Можешь говорить «дит Вильсман», я не обижусь. Ну а как же обыск на выходе?
– Как раз на выходе нас не обыскивают, дит Вильсман. Лишь на входе. Да и не за чем им. Все улицы патрулируются, на рынке появишься – тебя и местные погонят. А те улицы, на которых мы работаем, голые, как небо, нечего там брать. Разве что кладку кто-то иногда ворует, так на моей памяти троих ловили, руки отрезали. Вот все и боятся нелегальные дела иметь. Поэтому контрабандный продукт всегда чтится по-особенному.
– М-дааа, – хрипло протянул доктор и глубоко вдохнул сигаретный дым в лёгкие.
Мы ехали около часа, а серые пеньки, в которых живут люди, никак не кончались. Весь салон уже успел наполниться едким бордовым маревом, а доктор курил, пожалуй, третью сигарету, пытаясь выдувать фиолетовую струю в прямоугольное отверстие стенки, специально для этого предназначенное. Я водил глазами, разглядывая незамысловатые танцы клубящегося дыма.
– Ну что, фиолетовую никогда не видел? – улыбчиво спросил доктор.
– Нет, дит Вильсман. У нас только серые, как обычно.
– Ох уж эта наука. Мало того, что устранили деструктивное влияние продуктов горения, так ещё и разнообразили сигареты различными эффектами.
– Что устранили, простите?
– Вред. Вред они устранили. Я всё забываю, что вы там мало читаете. Ты слишком воспитан для третьяка, вот и рождаешь своим поведением моё амбивалентное восприятие происходящего, – он улыбнулся и посмотрел на меня, пока я уставился на него ждущими разъяснения глазами. – Шучу я, шучу. Ты откуда такой правильный? Обращаешься на «дит», разговор первый не начинаешь.
– Я курсы проходил, чтобы во втором районе работать. Вы, дит, к нам не зря приехали, наша компания одна из лучших в своём деле. Очень строгая подготовка работников и постоянное улучшение качества.
– Да, я слышал. Как ты туда попал?
– Это не первая моя работа, дит Вильсман. Я ещё юношей был продан кровельщику. Ему был не особо нужен сын, он много пил и не так много работал, но во мне он нашёл выгоду – для него я стал бесплатной рабочей силой. Бегал латать за него и почти все деньги относил этому пьянице.
– Почему не сбежал? – поинтересовался доктор Вильсман.
– Я и бежал, но позже. В борделе меня приняли мальчиком на побегушках, там и прислуживал.
– Ну и хрень у вас там творится. И все так живут?
– Нет, что вы, дит. Лишь те, у кого такие необычные ситуации.
– Нас, конечно, учат к вам, как к нелюдям, относиться, но всей этой херни не рассказывают. Эти пьяницы, бордели, проданные сироты. Да и мочки ушей отрезанные. У них что, не нашлось более гуманного способа отделить вас от первого и второго района?
– Извиняюсь, дит, но с каких пор Вы стали говорить о гуманности?
– Кхм, – прокашлялся он. – Ты, наверное, считаешь меня тварью бездушной. Твоё право. Но то, что ты видел в кабинете – лишь рациональное разделение двух классов. Я не должен с вами брататься, а вы всегда должны помнить, кто перед вами. Вот и вся политика. Да и сейчас, по-хорошему, стоило бы плюхнуть кулаком по твоему неполноценному уху, чтобы опомнился, с кем разговариваешь, да не буду – понравился ты мне.
Я отвернулся в сторону небольшого оконца и мы замолчали. Пейзаж на улице сменился – вторяки обхаживали свои серые домишки уже вне моего поля зрения, а перед глазами оказалось просторное поле жухлой мятой травы, напополам со свинцовым небом.
Вскоре машина затормозила, немножко толкнув нас вперёд.
– А вот теперь веди себя хорошо и делай то, что говорят – сказал доктор Вильсман, смотря строго вперёд.
Я не понимал точно, что происходит, но это явно была какая-то проверка.
«Всем вылезти из автовоза» громким эхом донеслось до нас. Я увидел, как шофёр и доктор аккуратно выходят и последовал их примеру. Моё лицо сразу остудил свежий воздух, а синева сумерек спустились на плечи. Я повернул голову и увидел трёх патрулей-законников в чёрном обмундировании. Они развалисто шли, держа руки на автоматах, которых мне никогда не доводилось видеть. Сзади них ввысь стремилась стена из странного зелёного блестящего материала, а тёмно-серое небо над стеной было освещено жёлтым пятном. Неужели город так сверкал? Я отвлёкся от этого зрелища на голоса передо мной. Доктор стоял, облокотившись на машину, и разговаривал с одним из законников, иногда указывая на меня пальцем. Оставшиеся двое обходили автовоз, и один из них уже медленно подползал ко мне. «Уши и глаза показываем, дит» – приказал он мне. Я знал, чем это кончится, но всё же повернул голову, после чего он сразу толкнул меня в грудь ногой, повалив на землю, и выставил на меня дуло своего автомата. «Здесь третьяк» проинформировал он окружающих.
– Ну я же предупредил, дит патрулирующий, он со мной! – воскликнул доктор.
– Не меня Вы предупреждали! – крикнул тот, что тыкал в меня дулом.
– Вы сказали, он тут по работе. Где разрешение? – спросил патрульный, стоявший у доктора.
– По работе, – заступался он. – Келд, дай сюда направление от его начальства.
Извозчик полез в машину, достал оттуда бумагу и отдал одному из патрульных. Тот прочитал, медленно простучал своей подошвой, подходя ко мне, и ленно скомандовал «убрать оружие». После того, как они сделали пару шагов назад, я встал. Грудь и спина жутко болели, а по пальцам стекала кровь – видимо, сильно я приложился локтём. Доктор и патрульные мило прощались: «Доброй дороги, дит», «и Вам дит», аж мерзко стало. Зато непривычное равноправие – каждый каждому дит, никого выше, никого ниже. Только законники всегда являлись выше всех чином, но и одновременно обращались ко всем «дит», будучи ниже всех чином, правда, если между вами не было разницы в районах. После всех этих сладких прощаний, мы вновь залезли в автовоз и тронулись, въезжая за дверь открывающихся ворот.
