Для Энди это имело смысл, и не только потому, что он хотел того же самого. Где-то в глубине души была потребность дать Эмили все, что она хотела. Он знал, как это нелепо, но это было желание, которое парень не мог игнорировать.

— Значит мы… современные Ромео и Джульетта?

Эмили игриво закатила глаза.

— Ради нас обоих, будем надеяться, что нет. Их история плохо закончилась.

Было что-то особенное в том, чтобы увидеть Кенни в моей рубашке, что делало со мной много вещей, которых я никогда испытывал. Или даже мог бы объяснить.

Как бы мне ни хотелось остаться и посмотреть, как ее лицо загорается красным, что усиливало голубизну ее глаз, мне нужно было время, чтобы успокоиться. Поэтому я отнес ее одежду в сушилку и не торопясь надел футболку, взяв одну из чистой стопки.

Когда вернулся в гостиную, то обнаружил Кенни на полу перед камином, скрестив под собой ноги.

— Знаешь, ты можешь сесть на диван.

— Да, я просто хотела сесть поближе к теплу. Кажется, я никак не могу согреться.

Мне так сильно хотелось заключить ее в объятия, но я не мог. Снаружи бушевал шторм, и последнее, что я хотел сделать, это начать что-то такое, что заставило бы ее чувствовать себя неловко, если бы ей некуда было идти. Вместо этого я вернулся на свое место на диване и бросил ей одеяло.

— Это должно помочь.

— Спасибо, — пробормотала девушка, накидывая мягкую шерсть на плечи. — Знаешь, тебе не обязательно было надевать рубашку.

Ухмылка на ее губах послала через меня волну желания. Это также вызвало улыбку на моем собственном лице — опять же, просто быть в ее присутствии делало это.

— Ну, ты одета, так что я подумал, что будет справедливо, если тоже оденусь.

Это превратило ее ухмылку в хихиканье.

— Ты уже смотрел свои фотографии? — спросила Кенни, напомнив мне о фотографиях туманной стены, которые я сделал.

Потянулся и схватил свой телефон с бокового столика. По мере того как просматривал каждый снимок, мое возбуждение уменьшалось.

— Ни одна не получилась. Просто серый экран. Я надеялся, что, по крайней мере, одна из них получится, но не повезло.

— Это отстой. — Она казалась искренне разочарованной.

Как раз в этот момент вспыхнул свет. Небо озарилось белой вспышкой, ворвавшись в комнату, как будто папарацци стояли у окон и фотографировали. Сразу же после этого грохочущий гул сотряс стены и пол, посылая волны дрожи по нашим телам.

Кенни слегка подпрыгнула. Затем улыбнулась, словно вспомнив о приятном воспоминании, которое было потеряно для нее на какое-то время.

— Раньше я боялась молнии и грома.

Я наблюдал за ней, хотя она смотрела в окно позади меня.

— Почему?

— Думаю, что это был врожденный страх.

Я был в замешательстве.

— Что?

— Врожденный страх. Моя мама ненавидит шторм, поэтому, когда гремел гром и сверкала молния я следовала ее примеру.

— То есть, из-за того, что она была напугана, ты тоже боялась?

— Да. Для меня они были в той же категории, что и плохие мальчики.

Я прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Не хотел, чтобы Кенни думала, что издеваюсь или смеюсь над ней. Но то, как она сказала «плохие мальчики», как будто все еще была ребенком, позабавило меня.

— У тебя есть какие-нибудь идеи, почему она их боялась?

— Моя бабушка — ее мама — умерла во время одного шторма. Она везла маму в больницу. Думаю это как-то связано с этим, но она никогда не объясняла мне. Я почти уверена, что связано с потерей ее матери в сочетании с тем, что она считала себя виноватой.

— Но ты их больше не боишься?

Кенни опустила подбородок и покачала головой. Когда снова подняла взгляд, ее губы были изогнуты, а в глазах сияла яркая улыбка.

— Нет, и если скажу тебе почему, ты мне не поверишь.

— О, теперь я должен это услышать. — Я опустил ноги на пол и подался вперед, практически сидя на краю подушки.

Тихое хихиканье скользнуло с ее улыбающихся губ, и это согрело мою душу.

— Хорошо, но ты должен поклясться, что не назовешь меня лгуньей. Как бы надуманно это ни звучало, ты не можешь в этом сомневаться. Ну, ты можешь, но не выражай своего скептицизма. Договорились?

Если бы девушка закончила тем, что сказала мне что-то действительно неубедительное после того, как так взволновала меня, я был бы разочарован.

— Да, договорились. Просто выплюнь это уже.

— В средней школе, когда я помогала подруге красить ее спальню, разразился очень сильный шторм.

— Ты права, Кенни. Не знаю, смогу ли доверять тому, что ты говоришь с этого момента.

Ее губы широко раскрылись, когда безудержные приступы смеха наполнили комнату. Я уже однажды видел, как Кенни так смеялась, когда действительно заводилась, и был рад видеть, что это не было случайностью. То, как сморщилась переносица, морщинки, которые веером расходились от ее прищуренных глаз. То, как ее верхняя губа истончилась, словно слишком туго натянулась, обнажая больше прямых белых зубов, чем обычно. Это меня задело, проникло сквозь мою защиту и поселилось в моей груди.

Прямо рядом с моим бьющимся сердцем.

Не раздумывая, я нажал на значок камеры на передней панели экрана своего мобильного и запечатлел это зрелище. Ее голова откинулась назад, тело полностью отдалось веселью, прокатывающемуся по ней. Это была фотография, на которую я бы смотрел, когда был старым и одиноким, вспоминая тот единственный раз в своей жизни, когда не чувствовал себя одиноким.

— Ты позволишь мне закончить? — спросила она, когда ее смех стих. — Так вот, электричество отключилось, и мы все были в гостиной со свечами, ожидая, когда это пройдет. Клянусь, я думала, что это будет длиться вечно. Начала сходить с ума, и была на грани панической атаки.

Я поймал себя на том, что ловлю каждое слово, слетающее с ее губ.

— Ее родители понятия не имели, что происходит, поэтому начали пытаться разговорить меня. Наконец, я смогла объяснить, что меня пугают грозы. Рассказала им о своем страхе и о том, откуда он взялся, а ее отец встал и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с фотоальбомом.

Я понятия не имел, какая часть этого была невероятной, но это, безусловно, заставило меня ждать — буквально — на краю дивана, чтобы узнать.

— Так вот, его брат, дядя моей подруги, был поражен молнией семь раз.

Да, теперь я понимаю, почему люди могут усомниться в ее рассказе.

— Первый раз это случилось, когда он был молод. Судя по фотографиям, он выглядел примерно моего возраста. Остальные шесть раз происходили в течение восьмилетнего периода, когда он стал взрослее. Не знаю как, но ему удалось пережить каждый из них.

— У него были металлические штифты в теле или что-то в этом роде?

Кенни хихикнула — все еще лучший звук в мире.

— Нет. Я не помню, как это случилось в самый первый раз, но все остальные разы были на работе. Он был смотрителем парка.

— Он все еще жив?

— Понятия не имею. — Самая красивая улыбка, которую я когда-либо видел, появилась на ее губах — ее чрезвычайно соблазнительные губы. — Мы закончили тем, что пошли в разные старшие школы и потеряли связь.

Как бы мне ни хотелось узнать больше об этом парне и о том, как его могли так часто бить молнии, я хотел узнать о Кенни еще больше.

— Так это помогло тебе преодолеть страх?

Она пожала плечами и поковыряла ноготь большого пальца.

— В значительной степени. Из-за того, что мама так боялась во время штормов, и потому что моя бабушка умерла во время одного из них, я думаю, что убедила себя, что они смертельно опасны. Поэтому, узнав, что кого-то столько раз били, и он выжил, чтобы рассказать эту историю, это облегчило мое беспокойство.

— А ты знаешь, что поговорка о том, что молния не ударяет в одно и то же место дважды, является мифом? На самом деле это обычное дело, когда она ударяет в одно и то же место больше одного раза.