Внизу стоящая у раковины мама мыла посуду.
– Я еду на встречу выпускников, – объявила я.
– Едешь? Это здорово, Эбби! Я так рада.
Когда я подходила к двери, она улыбнулась мне, и я вдруг увидела, что в этом доме, состояние которого с каждым годом становилось все хуже, мама была как будто в заточении, ежедневно добираясь на работу в своей грязно-коричневой куртке и дыша выхлопными газами на шоссе.
– Пожалуйста, будь осторожна! – крикнула она мне вслед. – И обещай, что дашь нам знать, если будешь дома позже полуночи. Ты взяла с собой телефон?
– Да, конечно, – ответила я, стараясь скрыть свое раздражение. – Скоро увидимся.
– Обещай, что позвонишь.
– Хорошо.
Когда она смотрела, как я уходила, в ее взгляде читалась мольба о чем-то большем, чем просто уверенность в том, что я позвоню, что я вернусь домой. Я пыталась подобрать слова, чтобы сказать что-то еще, что она хотела услышать, но ничего не пришло мне в голову. Я вышла, и она заперла за мной дверь.
Обычно, когда я ездила по городу, я выглядела как знаменитость – в солнцезащитных очках и шляпе с широкими полями, хотя в помятой родительской «Шевроле-Импале» на самом деле я выглядела как полная противоположность знаменитости. Я слушала спокойную музыку – «Флитвуд Мэк»; Кэт Стивенс, Дэвид Кросби, Стивен Стиллз и Грэм Нэш[5] – это напоминало мне об эпохе проводных телефонов и рукописных письмах.
Тем не менее временами машины на дороге превращались в чудовищ. В самые худшие дни, когда я была наиболее уязвима, даже деревья, казалось, склоняли ко мне свои ветки, похожие на клыки и когти. В то время я не могла ручаться даже за свою собственную ногу на педали газа, нейроны моего мозга бушевали. Я с трудом отрывала взгляд от других водителей на дороге – они, будто приговоренные к смерти, двигались к своим могилам. Тогда казалось чем-то естественным резко выкрутить руль в сторону реки. За рулем своей машины я отчетливо рисовала в воображении этот момент. Я была очевидцем этой странной голограммы, на которой моя машина съезжала с дороги и исчезала из виду.
К счастью, сегодня этого видения не было. Поскольку вскоре я должна была оказаться в окружении своих одноклассников, можно было свободно и открыто бродить по Мэйн-стрит. Огромное количество магазинов здесь пустовали, а витрины были закрыты упаковочной бумагой. Большая часть домов на маленьких улочках превратились из ухоженных уютных жилищ в неопрятные развалюхи. После закрытия автомобильных заводов средства массовой информации писали, что талантливые молодые кадры утекают из штата, но я знала, что большинство моих одноклассников остались именно здесь, заводя несчастливые семьи в этих обветшалых домах.
Миновав школу Эвертс Элементари и бетонную скамейку, на которой мы с тобой часто сидели, я открыла окна в машине и вдохнула холодный терпкий воздух. У обочины виднелись полосы черного снега, оставшиеся после первого в этом сезоне урагана. Я повернула на запад, прочь от города, к дюнам, в сторону твоего дома.
Я так любила твой дом, Элиза. По сравнению с огромным количеством хибар в нашем городе это был настоящий дворец. Я любила бродить по его гостиной, в другую эпоху она могла бы называться салоном – с ее бежевым ковром, тяжелым стеклянным столом и стульями с подушками на пуговицах. Мне нравилась изобретательность твоих родителей, которые, добавив верхний этаж и черные ставни, сделали свое ранчо похожим на колониальное здание Новой Англии. Терраса, пристроенная к дому, простиралась в сторону озера Мичиган, являясь для меня символом внутреннего стремления человека, словно некая взлетная полоса. Стоя на ней, любуясь на воду и маяк, я чувствовала, что движение будущего уже во мне, будто ветер готов поднять меня и унести в любую точку мира.
Мы играли часами. Ты носила ночную рубашку с оборкой на подоле и рукавах, с изображением сердец, вырывающихся из облаков. Я помню, как ты сидела на крышке унитаза в ванной с пластиковым посохом в руке в этой самой ночной рубашке, а я встала на колени перед тобой на коврике для ванной, раздавая указания. Резиновые лягушки, утки и крабы окружали нас со всех сторон. «Вокруг сада!» – выкрикнула ты в ответ на мои указания, и животные ожили.
А ночью луч от маяка проникал в спальню, проходя полосой по твоему спящему лицу, и снова уносился прочь, а я лежала на выдвижной кровати рядом с твоей, считая секунды до его возвращения. Находясь в твоей комнате под белым одеялом с люверсами, я чувствовала себя в абсолютной безопасности. На следующее утро после завтрака я старалась оставаться у тебя как можно дольше, пока твоя мама деликатно не намекала моим родителям, что пора забирать меня домой.
Остальные девчонки сгорали от зависти. Ты была красива, а я нет. Во мне не было ни остроты ума, ни подлости. Тем не менее именно меня ты приглашала домой с ночевкой каждую субботу. Наша дружба была настоящей и глубокой, а наши игры такими чудесными. Я знала, что, как бы невероятно это ни звучало, я делала твою жизнь ярче, так же, как и ты мою. Как сестры Бронте, мы создали собственное лоно воображения. Уже тогда я понимала, что не у всех есть такая привилегия. Нам посчастливилось долгое время оставаться в своих мечтах. Вдвоем это было легче сделать.
Я не хотела, чтобы ты видела меня, когда я грустила. Но зато, когда мне становилось хорошо, ощущая радость, я появлялась перед тобой. Я любила рисовать экстравагантные фрески по мотивам своих рассказов. Однажды ты взяла мою руку и сказала: «Когда-нибудь ты станешь великим художником, Эбби». Я не спорила. Я позволяла тебе верить, что мир ждал меня так же жадно, как и тебя. Но вся правда в том, что ровно как ты была рождена, чтобы быть на виду, я была рождена, чтобы прятаться в тени. Я была как будто скрытым кукловодом, нашептывающим тебе, что делать дальше. Я знала это, хотя до конца и не осознавала особенности своего дара.
Однажды, когда мы уже заканчивали среднюю школу, у тебя дома мы наткнулись на фильм Огюста Перрена. Он назывался «Долина Эврика» и являлся одним из самых ранних его экспериментов. Калифорния глазами швейцарца: пересохшие водоемы, старые шахты, наркотики. Мы были слишком молоды, чтобы понимать все это, и к тому же в его историях невозможно было проследить логическую цепочку, но мы все никак не могли оторваться. Там были вымышленные существа с человеческими лицами, проводящие какие-то ритуалы в темных городах-призраках. Один кадр длился непрерывно пять минут, и картинка была такой, как будто мы были пьяны. Изуродованные лица, галогенные кометы, крылатые твари, вылезающие из ушей. Смотреть это с тобой было равносильно тому, как вместе находиться в каком-то диковинном сновидении и погрузиться в единое подсознание. Все увиденное вызвало во мне необъяснимый восторг. В конце фильма, встретившись с тобой глазами, я поняла, что ты чувствуешь то же самое.
Сейчас, медленно проезжая мимо твоего дома, а затем мимо тупика, где мы катались на велосипедах, и снова мимо твоего дома, я вспоминала ту ночь. В спальнях твоего дома горел свет, но не было видно никаких силуэтов. Но я чувствовала, что ты была там. Хоть это и было больше интуитивно, но имело долю логики. Даже звезды кино иногда должны возвращаться домой, чтобы навестить родителей. Даже звезды кино должны интересоваться своими одноклассниками. И действительно, если кто-то и должен был пойти на встречу выпускников старшей школы, так это кинозвезда.
Когда я добралась до места проведения торжества и припарковалась, было уже темно и шел снег. Я не сразу вышла из машины. Здание было подсвечено, и можно было разглядеть силуэты людей, находящихся внутри, каждый из которых был словно живым сосудом памяти, хранящим частичку моей собственной истории, хотела я этого или нет. Взорвите вы это здание, и от меня почти ничего не останется.
Я соскользнула с водительского кресла, и несколько жгучих снежинок упали на мое лицо. Какое-то время я стояла на неосвещенном участке парковки и вдруг жутко испугалась, что ты действительно будешь там. Я боялась, что если сейчас войду в это здание и увижу тебя, то рассыплюсь на мелкие кусочки прямо на месте. Я медленно нанесла второй слой помады, смотрясь в зеркало бокового вида. Эффект был обнадеживающим. Красная помада была символом уверенности, компетентности. Я приказала своим ногам пронести меня через парковку. Как бы то ни было на самом деле, я посчитала, что это хороший знак – я способна управлять своим телом, точно это было пальто, в которое я облачилась.