– Нет-нет, – ответила я, и тепло снова разлилось по моему телу. – В этом нет необходимости.
– Я знаю, но мне бы хотелось, чтобы ты осталась. Значит так, сегодня я тебя приглашаю на ужин, – ты снова бросила на меня свой взгляд, и твоя улыбка стала шире. – Знаешь, ты сумасшедшая. Не могу поверить, что ты вот так взяла и приехала.
Ты проводила меня в комнату для гостей. Это была небольшая комната, обставленная темной лакированной мебелью. Каркас кровати был инкрустирован перламутром, а китайская ширма расписана цветками вишневого дерева. На стене напротив кровати красовалась большая цветная фотография.
– Это сделал тот, о ком мы только что говорили, – пояснила ты. – Угадаешь?
На фотографии была изображена женщина в темно-синем платье с обнаженной спиной. Ткань ее платья была текучей, точь-в-точь как на картине Уистлера или Сарджента, а ее кожа цвета слоновой кости казалась безупречной. На картине женщина смотрела в камеру, и было видно, как ее кожа как бы отслоилась, обнажая под собой изуродованную хрящевую ткань.
– Перрен, – выдохнула я.
Стоя в дверях, ты задумчиво улыбалась, поглаживая рукой дверной косяк.
– Итак, устраивайся тут и отдохни. Если хочешь, поспи немного.
Как только ты ушла, я присела на край кровати и почувствовала, как комната будто бы вращается вокруг меня. Должно быть всему виной смена часовых поясов. Еще бы, не часто ведь пересекаешь континент всего за один день. Я не могла оторвать глаз от работы Перрена. Его фильмы были полны зловещих образов, но они проносились мимо так же быстро, как и появлялись. Но эта картина навязчиво засела в моем поле зрения.
Проснувшись в комнате для гостей, я обнаружила темное пятно от слюны на атласном покрывале. Я поднялась с кровати и взглянула на свои капри – они были жутко помяты: глубокие складки раскинулись веером между ног. Посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что моим длинным волосам уже ничто не поможет. Я нанесла консилер на фиолетовые мешки под глазами и наложила румяна, купленные в аптеке.
Ты не сказала, что мне делать, когда я отдохну. Спустившись вниз, я нашла тебя в холле, ты говорила с кем-то по телефону. Заметив меня, ты положила трубку, откинув волосы за плечо.
– Ты проголодалась? Пойдем поужинаем. Здесь неподалеку есть небольшое итальянское заведение, если ты не против.
Ты поднялась, вытянув руки в стороны и потянувшись, как будто собиралась взлететь, как бы демонстрируя обыденность этого события, словно мое присутствие не будет для тебя помехой. Я хотела было спросить, можем ли мы остаться дома, но вместо этого сказала:
– Что мне надеть?
– Что угодно. То, что надето на тебе, подойдет.
– Дай мне минутку, – попросила я и поспешила наверх.
Я стала судорожно рыться в своем чемодане, лихорадочно примеряя и сбрасывая одежду, прежде чем, наконец, выбрала самый безопасный вариант: черное платье из дешевого трикотажа на запа́х. Вырез был слишком глубоким, обнажая часть моего бюстгальтера, но с помощью английской булавки мне удалось скрепить два края ткани вместе. Классических туфель я не взяла. Лучшее, что я могла надеть, это туфли на танкетке с открытым носом, которые ужасно смотрелись с платьем, но их можно было принять за местную моду. Ты ждала меня у лестницы. Спускаясь, я ощущала на себе английскую булавку, блеск металла которой, я уверена, был заметен.
А потом мы ехали в твоей машине, синем кабриолете «Мустанг» с поднятым верхом, петляя через каньон. Заходящее солнце озарило растительность легким румянцем. Какое-то время совсем не было видно признаков человеческой жизни, и я задумалась, а не проезжаем ли мы то пустое пространство, которое я видела из самолета. Затем показался океан. Все внутри меня словно подпрыгнуло, разливая по телу детский восторг. Я не говорила тебе, что никогда раньше не видела океан вживую. Людям нравилось хвастаться, что озеро Мичиган само по себе является океаном и что оно даже больше, чем некоторые моря с соленой водой, но я сразу поняла, что вода в океане совсем другая. Ее цвет был более глубокий, с нездоровым желтовато-зеленым оттенком, а движение воды в нем совсем не похоже на движение воды в озере, он как бы втягивал сам себя с необыкновенной силой.
Мы свернули на дорогу, идущую параллельно побережью, проезжая мимо морских ресторанчиков и пустых участков земли с табличками, расставленными агентствами недвижимости. Я была удивлена увиденным – весьма провинциальное местечко, без блеска и лоска, который у меня ассоциировался с Лос-Анджелесом. Припарковавшись перед рестораном, ты отметила вслух:
– Ничего особенного, но в этом месте вкусная пицца, и здесь нас точно никто не побеспокоит.
Симпатичная молодая администратор ресторана взглянула тебе прямо в глаза и спросила, не хотим ли мы присесть во внутреннем дворике. Вечер был тихий, но ты ответила:
– Нет, спасибо, лучше внутри.
Когда она подвела нас к столу посреди комнаты, ты мягко шепнула ей, положив руку на плечо:
– А можно нам присесть в каком-нибудь другом месте? Как насчет вон того столика с диванами?
Администратор провела нас к одному из столов в самом дальнем углу. Я была поражена твоей учтивостью. Первой заняв место на скамье, развернутой к стене, ты предложила мне сесть лицом к залу. И только когда мы расположились и твое лицо, словно прожектор, ослепило меня своим светом, мне стал понятен смысл такого решения. Ты не хотела, чтобы тебя кто-то увидел.
Я наблюдала, как ты читала меню. За нашим столом воцарилась тишина, и мне стало не по себе. Я как будто должна была сказать что-то доброе и искреннее, что заставило бы тебя взглянуть на меня так же, как ты смотрела на меня в тот вечер на встрече выпускников.
– Я так рада, что ты пришла на встречу выпускников, – наконец-то промолвила я.
Оторвав взгляд от меню, ты сказала:
– Я тоже очень рада, что ты пришла.
Ты улыбнулась, и за внешностью знаменитости показалась тень подруги моего детства, как проступает карандашный набросок из-под написанной маслом картины.
Нетерпеливо хмурясь, к нам подошла официантка, но, узнав тебя, тут же расцвела.
– Здравствуйте! – поприветствовала она, широко улыбнувшись сначала тебе, а потом и мне. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить, дамы?
– Бутылка каберне вполне подойдет, – сказала ты, посмотрев на меня.
Посетители ресторана за соседними столиками украдкой поглядывали на нас и тут же отводили взгляд. Мне было интересно, обсуждают ли они тебя, готовясь пересказать свои догадки и наблюдения друзьям, или же у здешних людей уже выработался иммунитет к знаменитостям. Твой взгляд был устремлен прямо на меня, а твои зеленые глаза казались мне чужими и родными одновременно. Принесли вино, и ты, сделав большой глоток, наблюдала за мной сквозь стекло бокала.
– Кстати, – с навязчивой дрожью в голосе начала я, – я видела тебя в журнале Vanity Fair. Новый фильм кажется действительно грандиозным событием.
Я непроизвольно коснулась волос рукой. Мне не нужно было зеркало, чтобы увидеть, что они снова прилипли ко лбу.
И тут твои глаза заблестели.
– Мне действительно очень повезло, что я получила эту роль. Это открывает передо мной новые двери. Я уже начинаю читать сценарии, о которых раньше и не мечтала.
Видимо, от удовольствия на твоих щеках появились восхитительные розовые пятнышки. Когда мы были младше, ты никогда не разговаривала со мной о своих ролях. Мне все еще казалось, что ты ведешь себя немного сдержанно, будто даешь интервью, но я чувствовала, что ты готова рассказать мне гораздо больше, нужно просто подождать.
– Я надеюсь, что не испорчу все, – продолжила ты через мгновение уже более низким голосом. – Это решающий момент в моей карьере, и я должна быть осторожна с выбором ролей, на которые пробуюсь.
– Но разве еще можно что-либо испортить? Ты бешено востребована. Уверена, что режиссеры умоляют тебя сняться в своих фильмах.
– Ну, вроде того. Но именно поэтому для меня важно создать образ, который бы отличал меня от других актрис. Теперь, когда у меня есть кое-какие козыри, я должна взять свою карьеру под контроль. Это большая ответственность. Так много людей делают неверные шаги в молодости и уже никогда не возвращаются на правильный путь.
