Тут рядом послышались сразу два женских голоса. Один другого громче. Добавился голос Натальи в речь:

— А чего это мы моего мужика по губам трогаете?

— Вашего мужика? — ответила Дарья. — На нём не написано. И в телефоне контактов «жена» и «девушка» не обнаружено.

— А вы в галерею не заглядывали часом?

— А я по чужим фотографиям не лажу.

— Не лажу, а смотрю, — тут же поправила довольная Наташка. — А лажа у вас по жизни, видимо.

— Вы в мою жизнь не лезьте! Очень пожалеете!

Они спорили как две интеллигентки, не позволяя себя много в месте, где положено разговаривать шёпотом. Но как при этом скандалить инструкций не было.

— Телефон мужика она значит моего спёрла, а фотки не посмотрела?! — всё же пыталась пойти в атаку рыжая. — Шлюха вы бестолковая!

— Шлюха? — возмутилась Дарья. — Да мы еще даже не целовались!

— Ну, знаете ли, пока вы не целовались, мы уже активно спали вместе, — вновь ощутила маленькую победу Наталья.

— Выспались хоть? — усмехнулась старший тренер, как человек, который был уверен, что силами обладает большими, а потому соперницу на раз порвёт.

Но и рыжая не сдавалась:

— Так, а что это вы мне дерзите?

— Вы, надо признать, первой меня шлюхой назвали! — напомнила Дарья. — Давайте уже выйдем в коридор и там вам лицо расцарапаю.

— Нет уж, позвольте. Не надо мне ничего царапать, мне сегодня с отцом моего ребёнка на свидание идти.

— Так сами вы шлюха получается! — проанализировала Дарья. — И мужа и мужика ей?! Рот порвётся.

— Ой, вы не так меня поняли, — вздохнула возмущённо Наталья. — Там совсем всё по-другому было.

— Детали вашего пиздострадания мне не интересны.

— А не пошли бы вы тогда на кол? Это ведь единственная штука, которую вы оседлаете по итогу!

— Нет уж, вы первая идите, вам даже маршрут настраивать не придётся. И давайте я лучше вам сначала лицо разукрашу на встречу!

— Это уже насилие, смею заметить!

— Никакого насилия. Просто косметические услуги… Бесплатные.

— Обойдусь! — топнула ножкой Наташка, да так, что Боря услышал. Но глаз не открыл. Для него этот образ воплотился землетрясением у берега моря, и волны поднялись. Побежал от них, сверкая пятками.

— Иди, иди, курва крашенная, — тем временем продолжал звучать голос Дарьи.

— Это мой натуральный цвет волос! — возмутилась Наташка.

— Всё равно мужика я вам не отдам.

— С какой стати? Ваши то нюдсы в галере есть?

— Сейчас сделаю!

— Хамка!

— Я забочусь, значит мой, — отрезала Дарья и угрожающе добавила. Проснётся — сам выберет где ему лучше!

Голоса затихли. Миров вновь овладела тишина. Боря даже бежать перестал. Обернулся — стихли волны. Чайки крабиков собирают на закате. Красота.

Но тут другой голос раздался. Мужской, хрипловатый, но помоложе.

— Боря, ты как?

Глобальный пожал плечами, показал на чаек, вздохнул. Нормально мол. Но по ту сторону словно не расслышали ответа.

— Я думал первым тебе сообщить. Как узнал где ты, сразу сюда. Берегиня у тебя что надо. Вежливая. Ну так слушай… Дела у нас на работе приключились. Нарочно не придумаешь. Начальника ограбили. Тот, не долго думая, заявление написал в полицию. Те пришли, конечно, но не одни. С прокуратурой. Работа то у нас встала. Нина Альбертовна болеет, Леська на работу на замену не пришла. А люди жалуются. Тех жалоб уже на пару томиков «Война и мир». Ну прокуратура и давай шерстить. А по объекту недоздача на восемь миллионов. И это только за два квартала. Куда говорят, трубы на объекты делись? Где батареи? Краска? Антон от ответа увиливал, и ментам сразу заднюю дал. Говорит, ошибся. Не было никакого заявления, ему ничего мол не принадлежит, так и воровать нечего. А бумажку заберёт. Глупая она, не обдуманная. Но следователи на склад нагрянули, который тот в заявлении указал. Контейнеры вскрыли. А там сплошь его отпечатки. На замках. И коробки с накладными под его роспись. Те, что в нашем подвале покоится должны. Представляешь? Ну его под белы рученьки и взяли… в «траты в особо крупном размере с применением служебного положения», так сказать. Короче, Боря, ЖЭК наш в карантин поставили. Нас всех в отпуска неоплачиваемые турнули. Новое начальство придёт. И свой порядок наведёт. Сам знаешь, «новая метла по-новому метёт…». Так что не торопись тут. Работа всё равно встала. Отдыхай.

Голос затих. А Боре на душе полегчало. Что бы там теперь Антон не говорил, улики против него говорят. А сколько машин он нанимал и грузчиков, чтобы контейнеры те под завязку набить — уже не имеет особого значения. Глобальный как подчинённый приказания выполнял. На том и сойдутся. Куда часть труб делать, уже и не спросят. А новый начальник на старого всё спишет.

Нет, действительно легче дышится. Бриз вон вокруг, чайки.

Тут одна из чаек человеческим голосом заговорила:

— Сын… ну ты чё? Весь в меня пошёл, да? — раздался голос отца. — Как Борис Борисыч пашет сутками, да в две смены, так и сын трудоголик. Надо что-то с этим делать… о, так я и сделал.

Глобальный прислушался к чайке. Даже хлебе ей протянул, что само собой, на руке появился. Только чайка его хвать и улетела. Какой с неё спрос?

А вот ёжик со всей серьёзности на Борю посмотрел, нос почесал, и продолжил разговор уже на поляне цветочной, среди пчёл жужжащих и рядом с козлом пасущимся:

— В гараж я тут наведался к мужикам. Ну узнать, чё-как, тоси-боси, патосы-ботаньеры. И чё узнаю? Отжали гараж, оказывается. Не конторы, не рэкетиры, не микрофинансовые хуеплёты и банковские наряды, не банды и наркодиллеры, не мужъя-рогоносцы, не коричневые пирамиды, а… председатель! Максимка, сучий потрох!

Батя заржал в голос.

— Я главное строил, вёл годами, ты улучшил, а он не мой, не твой, не внуков. А… председателя теперь! Швабры этой очкастой!

Отец снова заржал. Но кто-то рядом сделал замечание, и он притих, перейдя на шёпот:

— Я к Лёне захожу. Ты чё, говорю, енот тебе в рот, сыну помочь не мог? Падаль ушастая, ущерб безполый. Он мне в ответ как покойничку воскресшему с испугу всё и рассказал. И узнал я, как тебя пропесочил Максимка. Как херь сказочную про своё корыто придумал, которому в обед сто лет. Как год эксплуатировал гараж задаром, а потом замки сменил, чтобы в наглую отжать… Да ты сам подсказал новую инициативу. Вот они на пару с Лёней и развели тебя… обидно, да? Когда близкие кидают. Мне же говорили, что жил ты с ним бок-о-бок два года. Да много мне чего наговорили. Уважают там тебя, мужики, понимаешь? Ты ж им столько добра натворил, до сих пор пользуются. На совесть делал!

Боря на ежа смотрел внимательно. А тот вдруг жвачку из-за спины достал, развернул упаковку и зажевал.

Пахнуло ментолом. Но на дикторские способности ежа это не распространилось:

— Ну мы с мужиками по рюмашке хлопнули для разбега. Максимку за грудки вечером, и головой в лужу окунули. Раз окунули — долг списал. Два макнули — гараж мне в обратку отписал. На тебя же так и не оформил, лупоглаз двудушный. А дальше что? Да ничего. На ноги поставили, зубы выбитые протянули в кулёчке — тут он и признал, что косяк спорол. Готов компенсировать.

«Так, погоди, а как же вся семья в органах?», — хотел спросить Боря, но тут же понял, что «пиздеть — не мешки ворочать». К тому есть мнение органов, а есть мужицкий вердикт, коллективный. Обязательный к исполнению.

— Так что, Борь. Зря переживал, — продолжил голос. — Вернулся папка, всё наладил. Ты давай это, завязывай с комой. Единственная кома, которую может себе позволить мужик — алкогольная. Так что… давай уже по пивку. Кстати, был я в твоей бане на втором этаже. Классная вещь. И вот оно чё еще… Там мужики говорят каждый месяц как по графику баба какая-то пухлая ходит, про тебя всё выспрашивает… Кто говорит беременна от тебя, другие что жизнь ты ей спас. Я тоже ставку сделал на кон. Но эту историю уже от тебя хочу выслушать.

И голос отца затих. Боря на ежа посмотрел. Продолжай мол. Но тот вдруг в пузырь превратился, в небо взвился и лопнул. И слушатель остался на поляне рядом с каким-то козлом, как обычно и бывает по жизни.