Потеревшись носом о ежа, Боря понял, что тот плачет, источая специфические запахи. Но причин тех слёз в темноте разглядеть не удавалось. Зато темнота выдала один странный оптический эффект: Снежана вдруг стала гораздо красивее. Не то, чтобы гора теней перед ним вдруг завоевала мисс города, но её тёплая, мягкая ладонь вдруг сама прошлась по его паху. И прикосновение оказалось приятным.

Боря мог плакать, Глобальный мог молиться, внутренний голос мог взывать к гендерному равенству, но факт оставался фактом. Мягкая пухлая рука сначала расшевелила логово змея, а затем освободила его от трусов через кармашек семейников и начала…топить!

Боря готов был поклясться, что сейчас с потолка польётся вода, и утопит уже его всего. Но нет, топили исключительно змея. А судя по чавканью губ и дёрганью рук, иногда то пытались придушить, то съесть. Однако, в целом эта странная комбинация сначала заставила насторожиться, а затем расслабиться. И процесс мог бы даже нравиться, если бы не проклятый нос не царапал нос.

Решив искать в любой ситуации плюсы, Боря сначала как следует почесал нос, а затем решил подумать о чём-то прекрасном. Благо, в полной темноте он легко мог представит какой постер висит на потолке.

И скользкой руки Снежаны выскочил леденец, ткнул в глаз, затем ударил по лбу. Ощущая эти трансформации, она сначала удивилась, а затем заявилась:

— Да почему он всё время растёт?! Куда ещё то?

Боря не понимал о чём она. Там, внутри своего внутреннего мира, он нежно обнимал гладковыбритую блондинку в комбинезоне. От неё не пахло луком, лишь полевыми цветами, а если среди её домашних животных и были пушистые экземпляры, то скорее кролики, а не ежи. Мягкие и шелковистые. Он даже представил, как работает в поле, чтобы накосить траву тем кроликам. А она приносит ему на обед хлеба и молока. И вот он достаёт крынку молока, и… губ коснулось что-то мокрое, склизкое.

Мир снаружи требовал внимания. Снежана металась по кровати, кашляла, сморкалась, махала руками. Ежи пропали, но во все стороны летели капли молока, а мастер по ремонту любви в отдельно взятом гараже вдруг заявила:

— Да сколько её?! Прекрати уже! Хватит! Я ничего не вижу левым глазом. А-а! Жжёт! Ты тоже перец что ли ел?!

Пока она снова кашляла и сморкалась, сам Боря вдруг понял, что в тестикулах стало тепло, а по телу проплыла приятная расслабленность. Почесав лёгкую щетину, он расплылся на подушке, подтёр с губы соки любви и подумал, что встречать день рождение с женщиной в тёмной комнате довольно весело.

Но как только он готов был это признать, как снизу с первого этажа и даже ниже донёсся гул воды. Лёгкий рокот нарастал, переводился в бульканье.

Боря вдруг вспомнил про насосы, подскочил и ловко уложив Снежану обратно на кровать одним движением подножки, ринулся к лестнице.

— Лежи, я сейчас!

Последний раз Снежану бросали на кровать ещё в институте на вписке. Ещё и таким властным тоном. Поэтому едва упав на спину, она тут же рефлекторно раздвинула рогатку в предвкушении… Но лишь удаляющийся шум скрипящих ступенек последовал в продолжение вместо дикой, необузданной страсти.

Однако, перед глазами ещё маячил прибор, что оказался больше, чем её самый массивный вибратор. Глаз жгло, но больше тревожило мозг то воспоминание. И не двигая рогатки, Снежана принялась на привычную ручную работу. С одним лишь отличием. Она впервые была занята не клиентом на работе, а собой.

Приключения Бори на первом этаже были совсем другими. Снеся второстепенный столик впотьмах второй раз, он добрался до воротины, распахнул. Стало ненамного светлее, но удалось обнаружить фонарик на стене. Включив его, почти лишённый девственности сантехник ринулся к подполу, почти занырнув к лестнице.

Но тут же отскочил. Вместе с потоком воды к верхней лестнице устремилась женская голова!

Рыжие волосы съёмного парика Жанны сидели надёжно. А косой потёртый рот словно в истерике кричал на него, колыхаясь на волнах:

«И это ты называешь морем?!».

Боря выловил сдувшуюся первую женщину, обнял как родную. Прислушался к томным вздохам второй первой женщины на втором этаже, той тоже вроде хорошо. Посмотрел на часы — всё, восемнадцать лет — затем тяжело вздохнул и пришёл к выводу, что душа просит самогона.

Теперь вместо подпола будет либо бассейн, либо купальня. Но это потом. А сейчас после пары глотков обжигающего глотку пойла, резко потянуло наверх. На призывные крики самки почасово.

По пути Боря лишь захватил рыжий парик с Жанны… На удачу.

«Правильно, если покоришь Снежану за ночь, то впредь с любой дамой сердца справишься», — уверил внутренний голос: «Сейчас главное опыта поднабраться. Жизнь долгая — пригодится… Но подстраховка не помешает».

Опрокинув под эти мысли второй стакан самогона, Боря занюхал локтем, выключил фонарь, и целенаправленно двинулся к лестнице.

Интуиция не подведёт, рассчитывал он, но тело с непривычки дало слабину. Нога вместо привычной второй ступеньки поймала лишь первую, и надломленная Снежаной, та не простила огрехи сварки тому, кто «не учёл предел прочности повышенной эксплуатации объекта», как учили в колледже.

Сапожник оказался без сапог, а Борис без сознания, припечатавшись лбом о следующую ступеньку лестницы.

Снилось море, купающаяся лысая надувная Жанна и призывные брачные возгласы самки тюленя.

Около года назад.

Боря поднял голову от парты, потёр нос. К лицу прилип листик. Глобальный отклеил его от щеки и довольный, улыбнулся.

Воспоминания — как много в этом слове.

Последний пункт ночью вычеркнул.

«Всё, свобода. Ох и ударно мы потрудились в эти полгода, Борь».

Утро же почти шесть месяцев назад начиналось не так гладко. Придя в себя поутру у лестницы, Боря обнаружил две важные детали.

Во-первых, мир расплылся и даже немного двоился. Но лишь доковыляв до зеркала, Глобальный обнаружил фингал под глазом размером с картофелину. Гематома сделала порядком сузила обзор, округлив лицо.

Во-вторых, в гараже стало гораздо меньше вещей. Так он не досчитался телевизора, документов, телефона. Порядком опустел стол.

Могли пропасть и деньги, но их к рукам прибрала другая стихия — водная. За банкой со сбережениями теперь нырять на дно водолазом в полный погреб. Воды по самую кромку налило. Уйти некуда.

Свет дали, пробки в погребе просто щёлкнули, отключившись. Никакого замыкания и бьющей током воды. Это плюс. А вот Снежаны нигде не было. Это минус. И только белоснежные трусы в парилке напоминали о её фактическом существовании, а не том, что он себе это всё придумал от одиночества.

Почему она оставила трусы, долгое время было загадкой. Но сжав их со злостью в руке, Борис уже собирался идти в полицию. Там надо подавать заявление и предлагать в качестве экспертизы на ДНК.

«Должна же полиция по тоненькому волосику определять геолокацию человека. А волоском этих по кровати много. Один даже между зубов застрял», — отметил внутренний голос.

Вытаскивая его, Боря теперь испытывал почти осязаемое отвращение к ежам. Вздумай те приползти в гараж, конечно.

Но ежей не было. Зато в голове гудел колокол. Во рту рассыпалась пустыня размером с Сахару. Присев на стул, и пожевав укропа, как поверженный противником баран, Боря решил, что в таком состоянии не то, что заявление не примут, ещё и сам присядет на пятнадцать суток. А поскольку документов нет, и гаражная прописка — для эстетов, ещё и пригребут до выяснения.

Боря подергал не рабочий кран и загрустил. Вылавливай теперь этот моторчик подачи воды в подполе, меняй предохранители.

Но промыв глаз минералкой, и отхлебнув треть бутылки с газами, полегчало. Боря даже пришёл к выводу, что заявления лучше подавать без синяков на лице.

«Зубы целы — веры будет больше, но то потом. А сейчас… сейчас терпи».

Промытый глаз творил чудеса. Под ножкой стола обнаружилось письмо, где ровным почерком было накатано на целую страницу большими злыми буквами.