Их отношения были больными с самого начала.
Его родители хоть и организовали его обучение в Лондоне, предполагали, что он вернётся в Россию, они не поддерживали их решение остаться в Англии, а так хотела Ира. В день собственной свадьбы Антон переругался с матерью, даже на пороге ЗАГСа она пыталась отговорить его от брака. Жаркий спор надломил их отношения, и они уже никогда не были прежними.
Ирина не любила праздников в семейном кругу, особенно в его семейном кругу, поэтому контакт с родственниками потерялся достаточно быстро. Поначалу он постоянно слышал с их стороны: «когда ты приедешь, ждём в гости, не забывай о семье…» Он и не забывал. Семья, как прошлое, всегда существовала для него где-то там, за спиной. И почему-то Шереметев был уверен, что успеет вернуться, что ничего не потеряет во время разлуки, но он выпал или, вернее, семья выпала из поля его зрения.
Вот почему он так удивился, узнав, что Виктор женат.
– Так, у меня есть условие, – затормозил Ваня. – Я пойду знакомиться, если купишь мне мороженое.
– Хорошо, маленький шантажист. – Шереметев снова взъерошил волосы сына. – Теперь попрощайся с мамой.
– А она не с нами?
– Нет, Ванюш, у мамы дела.
Ирина наклонилась поцеловать румяную щёчку сына.
– Хорошо проведите время.
Потом она что-то говорила, но Антон не смотрел на неё, кажется, муха на обоях была достойна большего внимания, чем эта лгунья, предавшая его, он лишь вздрогнул, когда она обратилась к нему напрямую.
– Антон, ты меня совсем не слушаешь!
Ох, как ему не нравилась эта фраза. Он тут же вспомнил, как она бросала ему в лицо ещё в их лондонской квартире:
– Эй, ты меня не слушаешь что ли? Шереметев, я с тобой разговариваю.
– Ир, ну, прекрати. К чему твоя истерика эта, я вообще не понимаю.
– Ты, блин, никогда ничего не понимаешь. Потому что не слушаешь и не слышишь.
– Не начинай…
– Нет, это ты не начинай. Я устала… устала лгать самой себе, устала лгать тебе. Я вообще устала от этой семьи. Лживой напрочь.
– Лживой напрочь? Ты о чём вообще?
Ира заметалась по комнате, потом замерла, на мгновение прикрыв пылающее лицо руками, и сбросила на него бомбу.
Сказала, что Ваня не от него…
Сейчас же Антон ощутил, что больше не может находиться так близко к бывшей. Поэтому игнорируя её недовольное фырканье, взял сына за руку и ушёл. В конце концов, она отвела ему время наедине с Ваней, и оно уже пошло.
* * *
Антону показалось, что Алису впечатлили манеры Ивана. Он подал ей руку и даже поклонился, за что заработал двойную порцию мороженого и щедрую добавку шоколадного сиропа сверху.
– Какой ты галантный, – пропела Алиса, подмигивая маленькому шкоднику.
– Спасибо, мама тоже так говорит, – ответил мальчишка, засовывая огромную ложку мороженого в рот, ему было трудно что-то добавить, потому что процесс поедания десерта поглотил его полностью.
Он сидел на высоком стуле возле кухонного островка и болтал ногами в воздухе. Шереметев позволил себе внимательнее посмотреть на сына. Он боялся делать это с первого дня, как узнал о предательстве Ирины. Кажется, даже нарочно подтёр его образ в памяти, чтобы не сидеть, не анализировать и не строить предположения о настоящем отце Ванечки. Тёмные волосы, ближе к тёмно-русому, тёмно-зелёные глаза, маленький аккуратный носик.
– У вас, господин Шереметев, прекрасный сынок, – с улыбкой ворвалась в его мысли Алиса.
Ваня отвлёкся от мороженого и обратился к отцу.
– Можно я тоже буду господином Шереметевым, пап? Мне нравится, как это звучит!
– Конечно, можете, господин Шереметев-младший, – вместо Антона ответила Алиса, садясь на стул напротив Вани и заглядываясь на него. – Кстати, кажется, я тут где-то видела шоколадное печенье, надо поискать… Как насчёт поломать его и покрошить в мороженое?
Ваню не стоило и спрашивать.
– Круто! – тут же воскликнул он, размахивая ложкой.
Антону захотелось закатить глаза. Одна помешалась на «господах», второй выпустил внутреннего «сладкоежку» на волю.
– Роман Сергеевич дома, Алиса?
– Да, с госпожой Викторией в своём кабинете.
– Побудешь с Ваней?
– Без вопросов, – подмигнула она и слезла со стула, отправившись на поиски шоколадного печенья в многочисленных ящиках кухонного серванта.
Шереметев шёл по огромному пустому дому и думал, что со вчерашнего дня его помимо всего прочего одолевало странное мысленное противостояние, которое касалось непосредственно Виктории Ерохиной. Вчера утром он был уверен, что хочет всё рассказать крёстному. Зачем ему нести груз чужой тайны, тем более, жены Виктора? Потом он и Витя, как никак, были роднёй, а выходило, что брат не знает ничего о своей жене, ни о её жизни, ни о секретах. С другой стороны, Антону не хотелось брать на себя ответственность за то, что его не касалось.
Да и Виктория была права, назвав его любимым крестником Ерохина, который не навещает семью.
Шереметев дважды постучал в дверь кабинета, но ему не ответили, поэтому он просто немного приоткрыл её и заглянул внутрь, надеясь, что не помешает ничему важному.
Роман Сергеевич сидел за своим огромным письменным столом, поглядывая то на экран ноутбука, то на стопку листков, раскинутых перед ним. Виктория сидела по другую сторону стола, держа низкий бокал то ли с ликёром, то ли с виски. Антон ещё удивился, неужели это в её привычке – пить до полудня.
– Мне не нравятся выходы в нижнем белье, – протянула Вика, поигрывая жидкостью в толстом стекле.
В уплотнившейся от напряжения атмосфере кабинете повисла секундная тишина.
– Ты много раз делала это, – нетерпеливо вздохнул Ерохин.
– То, что я много раз дефилировала в нижнем белье, вовсе не значит, что это мне нравится.
– Спешу огорчить, выбора у тебя нет. Я уже заключил контракт с этим брендом, – Роман Сергеевич кинул ей пару каталогов под нос, прежде чем продолжить, – и они хотят, чтобы ты была лицом… жопой, сиськами… называй, как угодно, их коллекции. Это не обсуждается, Вика. Ты же знаешь условия.
– Знаю, – голос её был холодным и невыразительным, словно у механической куклы, а ещё в нём слышалась усталость и покорность, что показалось Антону странным.
– Никаких отказов, по твоей милости я не буду выглядеть идиотом и ненадёжным партнёром.
– Не будете.
– Я серьёзно, Виктория, и вообще не желаю слышать, как ты говоришь, что что-то там тебе неудобно или не подходит. Вечно ты начинаешь ныть в самый неподходящий момент.
– Хорошо, Роман Сергеевич, я вас поняла.
Шереметев решил не прерывать их беседу, осторожно закрыл дверь, чтобы не быть замеченным.
Хотя догадайся он, что Виктория была бы ему очень благодарна, нарушь он их с Ерохиным уединение, непременно бы вошёл. Она знала, что всегда следует за её короткими демаршами. Знала, и всё равно нарывалась. Это была её маленькая победа, и её огромный проигрыш.
Поэтому, когда Ерохин откатился от стола на своём кресле, жестом подозвал её к себе, Вика постаралась отключиться от внешнего мира и эмоций, одолевавших её. Спокойно подошла к нему, опустилась на колени, расстегнула молнию на его брюках и, не проронив ни слова, ни звука, позволила Роману минут пятнадцать жёстко таранить свой беззащитный рот. Струя спермы ударившая ей в горло вызвала рвотный спазм, который Вика с трудом, но подавила.
Ерохин толкнул её в плечо, она присела на правое бедро и поднесла тыльную сторону ладони к онемевшим губам. Сжавшись на полу около окна, она спряталась за облаком тёмных волос, которые Роман высвободил из тугого пучка, пока насиловал её рот.
– Дрянь, – сквозь зубы процедил Ерохин, застёгивая ширинку. – Скройся с глаз и приведи себя в порядок.
Дважды Викторию просить уйти из хозяйского логова, время от времени превращавшегося в место её унижения, не надо было. Проходя мимо стола, она подхватила бокал с ликёром, желая сладким алкоголем смыть горький вкус Ерохина из своего рта и памяти.
