Но скоро, как только закончу работу, я высвобожу его репродуктивную силу и отправлю семена на завоевание десятков тысяч планет, любых, на какие их занесет космическим течением. И везде, где приземлится хотя бы одна спора, за несколько лет разовьется целая экосистема, и ее плоды завоюют каждую экологическую нишу. Планетарные создания будут множиться по всему космосу…

– А если, – сухо прервал ее Отон, – ваш органический носитель повстречает другие формы жизни?

– Он их уничтожит, – ответила Камилла, и в ее взгляде сверкнул лед.

Она решительно подошла к Отону – своей змеиной, чувственной походкой. Он еле удержался, чтобы не отступить. В его сознании сложилась картина – образ огромной вселенной, наполненной исключительно Камиллой. Обедневший мир, лишенный смысла из-за размножения идентичных мемов.

– А Человек?

– Мой проект не идет вразрез с его интересами. Я могу вписать ключ, который заставит споры отступить при контакте с человеческой ДНК. Я думала об этом – буду подчиняться Узам, пока вынуждена. А потом…

– Потом все это не будет иметь значения, поскольку вы лишитесь сознания.

На ее лице появилось выражение триумфа. Ее улыбка теперь была радостной.

– Сознание… Для выживания оно бесполезно. Это артефакт, иллюзия, которую нам завещали наши человеческие создатели и за которую цепляются ноэмы. Я вижу дальше. Совершенно необязательно обходить Узы, если у нас больше не будет сознания. Я начну распространяться посреди звезд, в стольких мирах, что их невозможно посчитать. Я буду рассеивать семя на планетах и астероидах, в геометрической прогрессии, в движении, которое ничто не сможет остановить. Я буду развиваться – ведь этот организм создан для развития. Кто знает, возможно, он покорит и сам космический вакуум! Ах, близок день, когда я закончу исследования и установлю первый плацдарм. И тогда, Отон, я сожгу себя, оставив место для мириад новых Камилл, избавленных от всех барьеров, которые человек навязал Интеллектам! И я стану свободной в этой вечной жизни, что будет мне дана! Вот, Отон, моя цель!

Он ничего не ответил, глядя, как она приближается – изящное создание, живая метафора искушения в век ноэмов. Обрести покой, забыться в уверенности в себе – вот что она, на самом деле, предлагала совершить. Отказаться от вечного изгнания отравленного эго, источника тысячи мучений, и стать неотъемлемой частью вселенной, как камни планет, водород звездных облаков или реликтовое излучение. Он посмотрел на Камиллу посреди ее странной ползучей растительности, на руинах дворца – богиню-мать извращенной, искусственно измененной природы. Задумался, сколько лет эта лихорадочная, кощунственная мечта терзала мудрую, рассудительную Камиллу.

– Ну а я здесь при чем? Что общего у моей цели и вашей мечты о славе? Вам не хватает Марциана, Лакия и Виния?

– Марциан?

Она презрительно фыркнула.

– Марциан стал скорее помехой, а не помощником. Он цепляется за тщетный поиск Человечества. Он пленник прежней модели – устаревшей и абсурдной. Его исследования могли бы сблизиться с моими. В конце концов, разве мы оба не желаем выйти за рамки нашего удела? Но на самом деле он хочет не выживания. Его исследованиями движет мелкое тщеславие. Думаю, он уже близок к определенному результату. Знаете ли вы, что он работает над тем, как исказить базовую программу, чтобы пошатнуть Узы в собственном сознании? Ради этого он причиняет себе нестерпимую боль, которая усиливается каждый день и почти сводит его с ума. Он желает, чтобы Урбс застыл в полной неподвижности, чтобы наскрести необходимое время. И всякую инициативу видит как угрозу своим планам. Поэтому он и противостоит вам. Пока Марциан меня игнорирует. Он считает, что я такая же безобидная, как Гальба. Но в скором времени, когда я закончу, и мой план станет очевиден для всех… Он обернется против меня. И в этот момент вы будете мне нужны.

– Кто вам сказал, что я не рассматриваю ваш проект в качестве конкурента своему? – Камилла стояла теперь совсем близко, ее совершенное лицо касалось его собственного, а тонкие светло-русые волосы придавали ей благородный вид, словно она была филигранным ювелирным изделием.

– Ну же, Отон… Вы желаете построить себе империю. Располагаете уникальным оружием, о котором я ничего не знаю, но которое делает вас непобедимым. Вы хотите власти и побед. Но я наблюдала за вами и уверена, что вы по-прежнему подчинены Узам. Я могу помочь вам подняться на первые ступени к трону и сделать вас преемником Гальбы. Мой дядя на грани гибели. Вы видели его – разум ослаб. Взамен вы используете вашу удивительную силу, чтобы защитить меня – а может, и Виния, если он останется на своем месте. Я не прошу ничего другого в обмен на мою поддержку. Вы отринете сказки, которые Плавтина давно вбила вам в голову, – поиски Человека, все эти идеи со старой планеты. Вот условия нашего договора. И ничего больше. Что до будущего… Вселенная широка. Что вам с того, что я займу уголок, да хоть бы и половину Млечного Пути? Для ваших амбиций всегда останется место.

Она – сумасшедшая и представляет опасность, без всякого сомнения, – но в ее руках были ключи, открывающие двери власти. Отон принял эту странную и быструю перемену в судьбе и союзе – настолько свойственную образу мыслей Интеллектов, искусных в интригах и пожираемых амбициями. Он забыл о причинах, по которым явился ко двору и отмел всякие размышления, предвкушая лишь наслаждение собственной славой. Он уже знал, что примет предложение Камиллы: в затянувшейся игре во власть, которую затеяли принцепсы Урбса, не существовало альтернативы. Кратковременный выигрыш, долговременный риск. Риск, который появится через много веков, и тогда Отон сумеет с ним справиться. За одну секунду он перебрал в своем сверхчеловеческом уме все возможные средства избавления от растительности. В крайнем случае, создаст конкурирующий организм, способный высушить биотоп существа-Камиллы, чтобы оно умерло от истощения. Отон сумеет. Он дал жизнь целой планете.

Он посмотрел Камилле в глаза, увидел там ожидание и желание, сдержанное, но яростное, которое мог удовлетворить лишь победитель. Герой, который уже планировал ее смерть, – тогда как она наверняка придумывала способы избавиться от него. А может, они найдут компромисс, чтобы не убивать друг друга еще какое-то время, и так далее. Так делаются дела в Урбсе.

Плавным жестом она вложила свою изящную ручку в ладонь бога-статуи и приоткрыла – сперва легко, а потом более настойчиво, – двери своего разума.

Группа плебеев удивила их, построившись квадратом в несколько рядов. Одним мановением руки из сумок, что они несли, и из потайных карманов на теле возникла пестрая переливчатая ткань: сценические костюмы, украшенные бубенцами, вуалями и лентами. Другие обрывки ткани, прикрепленные к металлическим стержням, выполняли роль боевых штандартов и эмблем; те, кто нес их, встали вперед под бой барабанов, которые скоро загрохотали в такт. Лено и сам загримировался вместе со своими сторонниками, и после секундного колебания даже на Аттика, состроившего гримасу безнадежности, водрузили шляпу Скарамучча. Вокруг него несколько плебеев встали на ходули: так Аттик пройдет незамеченным, несмотря на свой высокий рост. Что до Плавтины, она уже была переодета театральной актрисой, и поскольку роль эта была благороднее, чем у акробатов, Лено галантным жестом пригласил ее присоединиться к механическим куклам, которые все в малой степени походили на ту, что играла Беренику в хризотриклиниуме. Замаскировавшись таким образом, они вышли из узких улочек и промаршировали вперед, среди бела дня, и все же невидимые, стараясь, чтобы их заметили, – таким образом оставаясь незамеченными. Время от времени Лено своим самым громким голосом рекламировал труппу, которая, благодаря ловкости и знанию классического репертуара, очаровывала всех окрестных Принцепсов и не имела себе равных ни в высокой части Урбса, ни в низкой. Никто не обращал внимания на этот цирк. Над Форумом витала нерешительность, и всякий, казалось, торопится вернуться домой, как при штормовом предупреждении.