Погрузившись в размышления, Отон в последний момент заметил, что они добрались до цели. Он огляделся. За ними, с другой стороны маленькой площади, на которой они стояли, над ровными гребнями крыш вздымался купол дворца и горел тысячью огней, подавлял своими непропорционально огромными размерами. Они отошли не так далеко, как он думал, потому что петляли. А перед собой Отон увидел суровый квадратный фасад виллы, куда они, по всей видимости, и шли. Ее стены, к которым вело несколько ступеней, казались покрытыми грязью, так, что было не рассмотреть изящных graffites – переплетенных узоров, напоминающих цветочные, черных на белом фоне. Окна в высоту были больше, чем в ширину; их заграждали тонкие кованые решетки с изящными узорами – ветками, переплетенными и усаженными цветами, но это не ослабляло впечатления, что они имеют дело скорее с castrum[12], чем с местом для отдыха. Низкая массивная дверь бесшумно открылась, и существо, выглядящее точной копией автоматов из их эскорта, скупым жестом пригласило войти.

Камилла вошла первой. Наверняка здание выглядело дворцом лишь снаружи, а в реальности было чьим-то летним домиком – скромным вместилищем для празднеств, не местом силы. Квадратная постройка обрамляла дворик под открытым небом, украшенный большой бронзовой чашей. В той части, что выходила на улицу, прежде, должно быть, находился просторный банкетный зал, с потолком высотой в десять человеческих ростов, невидимый снаружи, и с большими застекленными дверями, ведущими во двор. Двери эти открывались на большую лестницу с величественными ступенями из гладкого камня, украшенными изящными рисунками. Другая сторона здания, высотой едва в два этажа, явно была другого стиля – не такого величественного, более вычурного, с витыми колоннами по углам и балконами, держащимися благодаря подпорным аркам, так изящно сработанным, что казалось, они сделаны из кружев.

От всего этого остались лишь руины. Не те, что образуются со временем путем медленного распада, – казалось, тут побывал какой-то гневный монстр, руша все на своем пути. Покрытая пылью мебель, разбитая или разобранная на части. Стена, отделяющая банкетный зал дворика, рассыпалась, превратившись в кучку песчаника. Камни со всех сторон поедены мхом – и не в переносном смысле: едкая жидкость, казалось, пожирала их, сглаживая ребра и оставляя на поверхности длинные глубокие борозды. Даже статуи, когда-то бывшие украшением двора, теперь превратились в лишенные конечностей, почти неузнаваемые наброски человеческих фигур.

Поднявшись по лестнице, он заметил, что через хрупкую мозаику у его ног пробиваются мощные растения темно-зеленого цвета. Они проросли в полу во многих местах, образовав подобие тонкой сетки, которая рвалась от одного прикосновения. Чуть дальше та же зелень разрасталась смелее, разбрасывая повсюду толстые, одутловатые, упрямые лианы, которые бесконечно ветвились, захватывая всякий твердый предмет, о который могли обвиться. Двор был весь устлан этим растением, лежащим глубоким и рыхлым слоем: первые поколения, сгнивая, питали молодую поросль, лето за летом, зиму за зимой в необыкновенном сплетении. Отон проследил взглядом за лианой, которая одним разлохмаченным концом опоясывала ступеньки до самой чаши, заросшей сорняками, и уходила под воду. Тут и там на ровном стебле выступали плотные выпуклости размером с человеческую голову. Отон с любопытством приблизился к одной из таких семенных коробочек, похожей на твердую ореховую скорлупу грязно-коричневого цвета. Он осторожно похлопал пальцем по сетчатой поверхности – и, словно одного прикосновения хватило, чтобы пошатнуть это странное растительное образование, выпуклость задрожала. Отон убрал руку, и семенная коробочка раскрылась с сухим звуком, обнажая содержимое – пористую магму желтовато-белого цвета, почти жидкую, но не совсем, и закручивающуюся сложными извилинами.

Он распрямился. Камилла, стоя рядом, радостно улыбалась. Прижав указательный палец к губам, она знаком велела ему склониться вместе с ней над этим странным организмом. Скоро крошечные зародышевые корешки тусклого серого цвета, почти прозрачные, потянулись вверх из липкой субстанции в семенной коробочке, нащупали поверхность, за которую можно уцепиться – неважно, материнский организм или голый камень. Если приглядеться, было видно, как густой сок бежит по внутренностям этих странных невесомых корней и собственной силой заставляет их расти. Скорость роста ошеломляла: несколько сантиметров всего за минуту. За год будет… Отон понял, что это чудо природы разрушило стены и статуи на вилле. Он быстро поднялся и повернулся к Камилле.

– Я удивлен, что такой биологический агент разрабатывался внутри Урбса.

– Мое присутствие требовалось здесь, а я не хотела, чтобы этот опыт «разрабатывался», как вы изволили выразиться, на моем Корабле.

– А разве это не риск для Урбса? Этот… эта штука мне кажется опасно живучей.

– Вы правы.

И снова ее изящные черты преградила улыбка, словно барьер, тогда как взгляд оставался холодным, далеким, непроницаемым для любой эмоции. Она продолжила:

– Это единый организм, и я не знаю, подходит ли ему термин «растение». Посмотрите вокруг! – воскликнула она. – Ну же, посмотрите!

В самом деле – это бросалось в глаза. Бесконечные разветвления и переплетения. Маленький бассейн в центре служил им запасом воды; легкий бриз шевелил стебли. Густые лианы обменивались жидкостью. Пазухи открывались и закрывались. Пусть медленно – однако все вместе было наделено удивительной, почти животной подвижностью.

– Клянусь Концептом! Чего вы добиваетесь, в конце концов, с этой… штукой? Это что, оружие?

– Оружие?

Она расхохоталась. Пронзительным, неконтролируемым, слегка безумным смехом. В тысяче лиг от сдержанности каменной статуи, которой она казалась до этого момента.

– …Оружие? – повторила она. – Нет!

Она указала острым пальцем на беловатую массу, заполнявшую полураскрытую луковицу, на которую Отон против воли посмотрел снова, с отвращением и интересом одновременно.

– Это носитель для ноэмов. Вы понимаете, Отон? Мы унаследовали от нашего человеческого прошлого грубый предрассудок, который не оправдывает ничто, кроме нашей собственной слепоты, – будто субстрат для наших операций над сознанием может быть только животным или механическим. Да и животный нам претило использовать. О, я знаю, что некоторые перенесли часть своего разума в полубиологический мозг, как этот идиот Марциан, который только и желает собезьянничать с Человека. Но в этом нет необходимости. Стая мышей в достаточно сложном лабиринте может заменить логическую машину.

Оно думало – в каком-то смысле. Отон по-новому взглянул на еле заметные движения, совершаемые монструозным растением. Вычислительный оператор. И ведь это единый организм, который в теории способен покрыть собой всю планету, если дать ему время. Отон подавил всякие эмоции и проговорил нейтральным тоном:

– Это известно давно, Камилла. К чему вы клоните?

Она, казалось, не услышала его замечания. Все больше воодушевляясь, начала ходить взад-вперед, перешагивая через огромную растительную массу так, будто той не существовало и будто собственное тело ей уже не принадлежало. Ее зеленое платье волочилось по полу, бахрома испачкалась в перегное, покрывавшем пол.

– Главное, Отон, – не сам организм, а его стойкость и то, как он размножается. Когда все будет разработано окончательно, я переведу в него основные структуры моего «я». Эта матрица навсегда и самым сокровенным образом запишется в каждую клетку ткани носителя. Вы понимаете, Отон? Я надеялась, что уж вы-то, из всех, посмотрите не таким зашоренным взглядом на то, что я пытаюсь совершить!

Он дал ей выговориться, испытывая одновременно страх и любопытство – куда их это заведет?

…Каждый организм, каждая почка, каждая спора, куда бы она ни перенеслась, будет экземпляром меня самой. Сознательным ли? Без сомнения, нет. Однако наделенным настоящим инстинктом выживания. Способным самостоятельно преобразовать враждебную планетарную среду, добыть питательные вещества из камня, очистить самую радиоактивную воду, наслаждаться кислотными или серными дождями… Это совершенное создание. Оно может пережить практически все. То, что вы тут видите, – примитивная версия, лишенная способности производить споры.