– У меня нет сил, чтобы отвечать на вопросы. Давайте поговорим завтра?

Эйден прав. Его допрашивали несколько часов подряд, нам не нужно подвергать его новому стрессу.

– Эй, Эйден, тебя подвезти? – предлагает Брайан. – Твой дом, как-никак, – место преступления.

Мэйсон уже собирается предложить Эйдену поехать к нему, но прежде, чем он успевает что-то сказать, вклиниваюсь я:

– Можешь переночевать у меня, в комнате для гостей.

Мне необходимо поговорить с Эйденом и во всем разобраться. Наедине. Всего несколько часов назад ему стало известно, что меня зовут Тея, а не Амелия, и что я скрываюсь от человека, который пытается меня убить. Мы даже поговорить толком не успели: он лишь сказал мне, что понимает меня, не злится и всегда будет рядом. Пусть он и пытался меня утешить, но из головы никак не выходит его разочарованный взгляд. Я видела, что Эйден чувствовал себя преданным. Да, он заверил меня, что между нами все хорошо, но будет справедливо, если я расскажу ему свою историю – всю историю. Он заслуживает знать правду.

– К тому же, – продолжаю я, пока никто не успел возразить, – твоя машина припаркована возле моего дома.

– У тебя точно не будет проблем? – тревожится Брайан. – Если что, Эйден может остаться у нас.

– Все нормально. Сколько сейчас? Час ночи? Мама только что вернулась и к нашему приезду будет уже спать. У нее ранний утренний рейс. Времени на возражения у нее точно не будет.

Я предпочитаю не добавлять, что отправила маме эсэмэс, сообщив, что мы всей компанией отправились в кино на моей машине, и единственным ее ответом было «ОК».

Либо Эйден настолько устал, что ему действительно все равно, где спать, либо он горит желанием получить ответы, потому что проходит всего несколько мгновений, прежде чем он соглашается поехать ко мне.

Пока Эйдена не арестовали, я избегала его точно так же, как получивший плохую оценку ребенок избегает строгих, придерживающихся высоких стандартов родителей. А теперь я практически умоляю его пойти ко мне домой, чтобы пообщаться наедине. Забавно, как все меняется всего за несколько часов.

Попрощавшись с Мэйсоном, Брайаном и Аланом, мы расходимся в разные стороны тихой парковки, представляющей собой разительный контраст с шумным безумием полицейского участка. Ночь стоит спокойная, прохладная. Теперь, когда я осталась наедине с Эйденом и украдкой поглядываю на его крепкий стан, сердце в груди невольно сжимается. Неужели так будет всегда? Всегда ли будут в животе порхать бабочки при взгляде на этого парня? Сможет ли сердце биться в ровном, спокойном ритме?

Прежде чем я успеваю открыть дверь со стороны водителя, Эйден оказывается позади меня. В мгновение ока мы уже стоим лицом к лицу, и он смотрит на меня сверху вниз. Его глаза излучают спокойствие, в воздухе витает напряжение.

Голос у него глубокий и ровный:

– Нас прервали.

Близость Эйдена мешает мне думать.

– Прервали?

– Да, так и есть. – Руками он притягивает мои бедра. – Я освежу твою память, если ты забыла.

Эйден наклоняется, целует меня страстно – так, как будто мы лет сто не виделись, и все, что ему нужно, чтобы почувствовать себя цельным, – это слияние наших губ. Я обхватываю его шею, притягиваю голову ближе. Тревога и напряжение, о которых я даже не подозревала, исчезают вместе с прикосновением тел. Эйден здесь, со мной. Он не питает ко мне ненависти, и я абсолютно точно его не потеряла. Поцелуй заканчивается слишком быстро, но, даже несмотря на это, у меня по-прежнему перехватывает дыхание.

«Я буду рядом, Тея Кеннеди», – звучат в голове слова Эйдена, вызывая дрожь. Его хватка крепнет.

– Поехали отсюда, – говорит он, направляясь к пассажирской двери. Теплые руки отпускают мою талию.

Едва я успеваю выехать с парковки, как Эйден набирает номер Джулиана, чтобы узнать у него, как и когда забрать близнецов. Джулиан говорит ему, что мальчишки всю ночь задавали вопросы об Эйдене и играли в видеоигры и только сейчас уснули.

– Ладно, пусть спят. – Эйден потирает виски. – Заберу их утром и все объясню. Еще раз спасибо, Джулиан. – Он берет паузу, слушая. – Да, я в порядке. Увидимся завтра.

По пути к дому мы не разговариваем. В качестве фонового шума выступает лишь тихий гул радио. Ночная дорога приветствует нас тусклыми фонарями. Эйден удобно устроился в кресле, положив голову на подголовник, закрыв глаза и расслабив тело.

Маленькая машина буквально наполнилась его присутствием. Хотя Эйден сидит рядом, неуклюже затолкнув длинные ноги под приборную панель, он не спрашивает меня ни о Тони, ни о трех его жертвах. Я же едва сдерживаюсь, чтобы не расспросить Эйдена о его чувствах. Постукивая пальцами по рулю, я стараюсь смотреть на дорогу и не переводить на него взгляд. Я слишком нервничаю, чтобы задавать вопросы, даже невзирая на то, что он только что меня поцеловал.

– Тея, – обращается Эйден, нарушая тишину. Его голова по-прежнему расслаблена и лежит на подголовнике.

Глубокое звучание моего имени заставляет сердце замереть.

– Да?

– Прекрати барабанить. Это сводит меня с ума, – протягивает он, не открывая глаза.

Я немедленно прекращаю.

– Прости, я просто…

– Нервничаешь? – Эйден поднимает голову. – Я знаю. У нас даже времени не было все обсудить. Послушай, я никогда и никому ничего не расскажу, тебе даже просить не нужно. Если честно, твой приезд в полицейский участок заставил меня понервничать. – Эйден, на этот раз выпрямившись, запускает руки в короткие, всклокоченные темно-русые волосы. – Судя по фотографиям в газетах, общение с полицией для тебя – задача не из простых.

Сколько у него было времени на изучение статей, спрятанных в коробке из-под обуви? Либо Эйден действительно хорош в головоломках, либо у него очень развитое чутье, потому что он правильно догадался о моей неприязни к полицейским участкам.

– Ты прав. Полиция вызывает тяжелые воспоминания. Запахи, телефонный звон, боже, даже эти дурацкие стулья – все одинаковое. Я столько раз попадала в беду, Эйден… Но в тот момент, когда тебя арестовали, я не могла думать ни о чем другом – только о тебе. – Я усмехаюсь своим же словам.

– Почему ты смеешься? – удивляется Эйден.

– Ты провел несколько часов в полицейском участке, где тебя допрашивали как подозреваемого в убийстве. Тебя арестовали, и ты потенциально попал в тюрьму. Твой отчим мертв, а дом превратился в место преступления. И ты переживаешь за меня?

– Ну, вообще-то я знал, что я не причастен к убийству и мое алиби подтвердится. Если скрывать нечего, зачем тогда волноваться? А поскольку мне ничего не оставалось делать, кроме как ждать, в голове блуждали разные мысли. И, честно признаюсь, я даже немного разозлился. Я открылся тебе, доверился, рассказал все, что я никогда и никому не рассказывал. Я был опустошен при мысли о том, что тебе на меня плевать.

– Прости меня, – выпаливаю я в порыве отчаяния. Мои слова сопровождает слеза. – Я хранила тайну, потому что у меня не было выбора. Я столько раз хотела признаться… Но не смогла.

– Я злюсь не на тебя, – подчеркивает Эйден. – Я злюсь на ситуацию. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее раздражаюсь. Ты не должна в одиночку проходить через это. Что я могу сделать? Чем могу помочь? Ведь должно быть что-то, что мы можем сделать? Пожалуйста, скажи мне.

Мне хочется одновременно смеяться и плакать.

– Ты не можешь помочь.

– Я могу помочь. Я же Эйден Паркер, забыла?

– Не в этот раз, Эйден.

Я смотрю прямо перед собой, потому что, если я переведу взгляд на Эйдена, мое сердце разобьется вдребезги. Ему не под силу изменить то, что произошло, как и то, через что я прошла. Все пригородные дома в моей памяти сливаются друг с другом в один обычный, ничем не приметный дом; каждый город, где я побывала за последний год, похож на другие. До сих пор ни в одном из них я не чувствовала себя дома. В Кинг-Сити все иначе лишь потому, что у меня есть Эйден и друзья.