Абхазия была перекрестком между Востоком и Западом. В древности здесь проходили торговые пути мирового значения – например, ответвления Великого шелкового пути. Появлялись скифы. Началась греческая колонизация Причерноморья. Это была ойкумена античного культурного мира.
Что же касается предков современных абхазов, то ими среди прочих племен считаются племена гениохов – «возчиков» в переводе с древнегреческого, мифических возничих близнецов Диоскуров, вместе с Ясоном отправившихся в поход за золотым руном. В Колхиде горные реки несли частицы золота, «варвары, – писал античный историк и географ Страбон, – ловили его решетами и косматыми шкурами». Так и родился миф о золотом руне.
Тот же Страбон сообщал, что гениохи были пиратами, грозой античного мира. В их небольшие, узкие и легкие ладьи – камары – могло поместиться до тридцати человек. Причем нападали гениохи не только на грузовые суда, но и на прибрежные селения, в начале первого века н. э. опустошили даже Диоскуриаду.
Греков сменили римляне, переименовавшие Диоскуриаду в Себастополис. Это была военная база, где, бывало, стояли несколько легионов.
Но вот и римляне сошли с исторической арены. Хозяевами Абхазии стали местные племена, а сама страна – ареной ирано-византийских войн.
Интересный факт: в 553 году персидский полководец Мермерой при осаде Тцибилы – главной крепости одного из абхазских государств – использовал боевых слонов. Однако, по преданию, крепость устояла. Нынешние абхазские исследователи с гордостью говорят о военной хитрости своих предков: те подвешивали за ногу поросенка, который визжал так, что слоны в панике разбегались. Поросенка, конечно, немного жаль. Да и слонам не позавидуешь… Чем не сюжет Искандера?
В 1810 году абхазское княжество вошло в состав России, но еще почти сто лет Абхазия фактически жила между слабеющей Турецкой и крепнущей Российской империями. Были тут интриги, были войны, действовали свои предатели и герои. Всё, как положено в межимперской «буферной зоне», «диком поле» – или, исходя из ситуации, «диких горах».
Абхазия как бы находится между двух мировых религий, с огромным влиянием язычества. В «Сандро из Чегема» мы видим, как важно для героев Искандера так называемое молельное дерево: оно и оракул, и алтарь, и часть их духовного мира, неразрывно связанная с природой.
Приведем одну из самых популярных абхазских легенд. Их маленький Фазиль, скорее всего, много слышал, и кто знает, в какой степени повлияли они на будущего писателя. Здесь действуют общие для многих кавказских народов герои – богатыри нарты, а записал эту легенду замечательный этнограф Григорий Филиппович Чурсин.
«У нартов была сестра-красавица Гунда. Она была неряха, никогда не умывалась, одевалась грязно. Стал свататься за нее Хожирпыс (в переводе “Рододендровый парень”). Ее просватали. Неряшливость сестры очень не нравилась братьям, и они постоянно упрекали ее за это. Она спокойно выслушивала упреки, но всё же наконец вышла из терпения и говорит: “Я не забочусь о своей красоте, потому что иначе вы все погибнете”. Но братья не унимались. Тогда сестра чисто вымылась, нарядилась, обулась, вышла на балкон. Красота ее всех поразила. Услыхал о ней другой герой, Ерчхьоу, и решил добыть красавицу.
Подъезжает он к железным воротам замка нартов. Увидели его нарты, заперли ворота. Подступает Ерчхьоу к воротам, нарты изнутри подпирают ворота плечами. Ерчхьоу кричит им: “Нарты, отворите, видите, я приехал к вам”. Нарты сильней подпирают ворота. Еще и еще раз просит Ерчхьоу. Нарты не отворяют. Вышиб тогда Ерчхьоу ворота, упали они на нартов и придавили их. Гунда плачет. “Почему ты плачешь? – спрашивает Ерчхьоу. – Ничего, я их освобожу. Я приехал взять тебя замуж”. Пришлось красавице Гунде согласиться. Посадил он ее впереди себя и поехал, а выезжая, одной ногой поднял железные ворота и освободил нартов.
Вечером приезжает в замок жених Гунды Хожирпыс. Нарты в унынии. В чем дело? Объяснили причину, рассказали о похищении. Утром пустился Хожирпыс в погоню. В полдень догнал Ерчхьоу, кричит ему: “Остановись, подожди меня, если ты мужчина! Давай стрелять друг в друга!” – “Давай!” Стали спорить, кому стрелять первому. Выстрелил Хожирпыс. Не попал. Выстрелил Ерчхьоу. Тоже не попал. Выстрелил Хожирпыс вторично, попал Ерчхьоу в колено. Выстрелил Ерчхьоу, попал сопернику выше глаза, отбил кусок черепа. Хожирпыс говорит: “Позволь сбегать к меднику, починить голову”. Отправился к меднику. Медник приложил вместо отбитой части черепа кусок меди, прибил гвоздями. Вернулся Хожирпыс с починенным черепом, выстрелил, промахнулся. Выстрелил Ерчхьоу, еще глубже захватил голову. Мать Хожирпыса обладала особою силою; всех троих обратила в камень. И поныне стоят они, окаменелые, в горах между Карачаем и Абхазией».2
Такие вот сказания – суровые, жестокие, но по-своему обаятельные, наивные, полные фантазии, энергии, ума и азарта. В «Сандро из Чегема» слышатся несомненные их отголоски. Такова, по нашему мнению, и сама Абхазия.
Весь девятнадцатый век Абхазия имела в русском обществе весьма дурную репутацию, далекую от нынешнего представления о ней как о большом курорте. Достаточно сказать, что сюда ссылали врагов российского престола – например, декабристов. Самый известный из них – писатель Александр Бестужев-Марлинский. Он был определен в Гагры, и в письме к братьям Полевым, издателям журнала «Московский телеграф», вот как описывал свое житье-бытье в 1836 году:
«Есть на берегу Черного моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. Туда не залетает ветер; жар там от раскаленных скал нестерпим, и, к довершению удовольствий, ручей пересыхает и превращается в зловонную лужу. В этом ущелье построена крепостишка, в которую враги бьют со всех высот в окошки; где лихорадка свирепствует до того, что полтора комплекта в год умирает из гарнизона, а остальные не иначе выходят оттуда, как со смертоносными обструкциями или водянкою. Там стоит 5-й Черноморский батальон, который не иначе может сообщаться с другими местами, как морем, и, не имея пяди земли для выгонов, круглый год питается гнилою солониной. Одним словом, имя Гагры, в самой гибельной для русских Грузии, однозначаще со смертным приговором».3
С Бестужевым-Марлинским связана одна легенда, имеющая самое непосредственное отношение к Фазилю Искандеру. Мы еще вспомним о ней в этой книге.
После Крымской войны, после того как, по свидетельству очевидцев, Сухум был почти полностью разрушен турками, Абхазия была переименована в Сухумский военный отдел Российской империи. Но еще долгое время здесь оставалось достаточно пространства для лихих людей – абреков, героев народного фольклора и книг Искандера. Высокогорье российскими властями практически не контролировалось.
Под двуглавым орлом и красным знаменем
Всё, что было до этого, – нечто вроде предисловия к началу «эпохи Сандро».
Вплоть до революции 1917 года общественное устройство Абхазии смело можно назвать общинным. То была своего рода средневековая идиллия, в основе которой лежало молочное родство («аталычество»). Княжеских и дворянских детей отдавали на воспитание в крестьянские семьи, и те становились родственниками князя. А между родственниками – какие сословные противоречия?!
Никакого принуждения к оседлости не было. Если, как пишут4 абхазские историки Олег Бгажба и Станислав Лакоба, отношения крестьянина с общиной разладились (кровная месть, например, – средневековье так средневековье!), он мог без помех перейти в другую общину и даже сохранить за собой прежний земельный надел. Надел оставался его собственностью – а вот пастбища и леса были общими для всех. Видимо, поэтому среди абхазов, чем они гордятся до сих пор, не было ни одного нищего.
Само хозяйство носило натурально-потребительский характер. Абхазы занимались обработкой металлов, кожи, дерева, гончарным и шорным делом, ткачеством, приготовлением пороха. Причем всё это не продавалось, а обменивалось! И вообще, по свидетельству тех же историков, «абхазы испытывали неприязнь к любым проявлениям товарно-денежных отношений». Торговать они не хотели решительно. Персонаж Искандера Миха, который «разбогател на свиньях», вызывал непонимание и недовольство односельчан не столько с позиций мусульманства («Я сам не ем! Я только нечестивцам продаю!» – всё время повторяет Миха), сколько с позиций общины и народной этики. «Выламываться» из «народа», тем более заниматься торгашеством, – «неправильно». А ведь речь идет уже о годах гражданской войны! В конце позапрошлого века понятия «общинность», «землячество» были нерушимы. Реформы начала двадцатого века (административная, земельная) шли в Абхазии с большим трудом и, по сути, завершены не были.
