–“Соревновании по бегу ты бы может и провалил, но психом себя показал на все сто“. Он замолчал и многозначительно посмотрел на меня. Я испытал стыд, вспомнив, как бежал, размахивая руками.
–“Мне вот интересно, зачем ты жрешь тритонов?”, – спросил я. У тебя же там есть огород, что-то можно посадить. Они же такие мелкие, что в них даже нечего есть! Конечно мне захотелось их спасти и я пнул ведро”!
–“Сделает гадость и бежать. Ведро он пнул… А вот между прочим мимо меня там полно народу ходит, а спасти тритонов только ты один захотел! И вел я себя с тобой нарочито грубо специально, посмотреть решил, как отреагируешь. А ты ведро толкнул – норм реакция!” – усмехнулся он. “Это между прочим по моей теории считается одним из признаков отраженного – поступать они должны не так, как другие люди бы поступили. Идейные”. Он начал собирать со стола свои листки и складывать их в блокнот.
–“Бяку всякую я не ем, и тритонов не ем”, – продолжал он. Я хотел свой эксперимент на них провести. Там было их два вида: цветные и серые. Я хотел в них поискать отраженных за неимением лучшего. Предположил, что может найду из всего многообразия какого-то одного, который будет повадками отличаться от других. А потом дам им всем витамины какие-нибудь безопасные. Интересно мне было, что будет. А если б мне удалось найти несколько отраженных, да еще разного пола, ух”. Мечтательно он откинулся на спинку дивана, а потом продолжил: “ты так побежал, я даже объяснить ничего не успел”.
–“В эксперименте главное – его чистота. Все начальные условия должны быть выдержаны. А вот если б я на человеке решил эксперимент поставить, то я бы дал ему не витамины, а молоко, и наблюдал бы как он его пьет и что с ним будет. Потому что в бытовых условиях ни о какой проверке ДНК испытуемых я не могу даже мечтать. Не повезло мне родиться богатым, сам видишь, живу за чертой бедности, из универа меня можно сказать изгнали с такими теориями. Ну как прогнали – сделали всё, чтоб я сам ушел: лекции ставили с большими окнами между ними так, чтобы еще нужно было между корпусами ездить туда сюда по несколько раз в день; вечерников могли поставить на девять вечера, чтобы я домой в нашу деревню пешком возвращался. До того до оптимизировали мою работу, что вообще не работать стало выгоднее, чем куда то ездить. Так и ушел. Не суть, вообщем. Я так то про молоко это у Тарасова прочитал, в пособии для учащихся 1982 года “Этот удивительно симметричный мир”. Про то, что в его составе много зеркально-асимметричных соединений. Все таки, если нужна научная информация, нужно ее только в советских учебниках брать, до того, как их переписывать взялись. Я просто удивился тогда. А потом у Кэрролла в “Алисе”, опять это молоко. Навело на кое-какие мысли. А просить всех окружающих молоко пить и наблюдать за ними, нет никакой возможности. Поэтому я выбрал психического и попросил выпить молока только его”, – усмехнулся он по доброму и посмотрел на меня.
Виду я не подал, но немного напрягся от этой последней информации. Всё таки не каждый день тебя против воли делают испытуемым. Даже не понятно, как я должен на эту ситуацию реагировать, потому что в действительности молоко то мне не понравилось.
–“Подножки от меня не жди”, сказал он, – “и про молоко я тебя спросил просто так. Не встретил я ни разу в жизни отраженного, чтоб знать как что получится. Просто интересно было, что ты ответишь. Это же все может оказаться плодом моего больного воображения. А кто я такой, чтоб моих плодов бояться? Даже не ученый, так, местный дурак. Занимаюсь какой-нибудь работой, а все мысли далеко отсюда, всё думаю, на что может инверсия молекул в теле человека повлиять? Вдруг на него лекарства, которые других лечат, не подействуют? Или витамины обычные людские у него не усвоятся? Вот не сможет он например железо из продуктов усваивать, и анемия у него будет проявляться всю жизнь, руки и ноги будут ледяные. Такой человек начнет таблетки железа например пить, а они не помогут, потому что ему например нужны “левые”, а их только в лабораторных условиях можно получить, повернуть, а он принимает правые. И такой человек уже обречен будет, без моих исследований, а так его можно было бы спасти! Даже пусть не его, а тех, кто придет после него. Или например, пусть не сегодня, а через время, в процессе эволюции таких исключений и отраженных на молекулярном уровне людей, в результате какой-нибудь глобальной катастрофы станет больше? Как их лечить? Чем их кормить? Или вдруг наши космонавты смогут осваивать другие миры и наткнуться на копию Земли, но не смогут использовать ее органические питательные вещества, например? А с моим исследованием, они были бы готовы к такому варианту, и придумали бы заранее прибор, который зеркалит молекулярные связи и тем самым подстегнули прогресс организации быта в далеких галактиках?! Что будет, если мои сомнения так никогда никому не придут в голову? Или придут такому же бедному человеку, которому пробиться к лабораторным микроскопам будет невозможно, и он так же как и я просто начнет жить как все, поедет работать вахтовым методом куда нибудь и сгинет там, ничего не оставив, даже записки. Прогресс человечества очень сильно потеряет от того, если о таком важном исследовании так никто и не узнает, не научится переворачивать органические вещества. Это если дело касается только еды, физиологии. А если такой отраженный человек будет мыслить по другому? Другие логические цепочки строить. Если для него будут важны иные социальные аспекты, чем для общества в целом? Если, например, для него будут важны только деньги, а на процветание жизни и ее безопасность, на общее благо и развитие цивилизации он делать акцент не станет? Он ведь может потом и в правительство проникнуть, так никем и не узнанный. И начнется голодомор. И все только потому, что сегодня я не нашел способ свою идею научному сообществу донести, засомневался, посчитал неважной, разуверился в образовании, не смог найти денег.
–“То вроде брошу уже эту свою идею – отраженного найти, чтобы для себя понять хотя бы: я дурак или так? Не стану искать, переключусь, устроюсь на работу какую-нибудь, а потом опять тянет. Нет возможности оставаться на месте, всё не то, и я не то. У всех всё нормально, всё их устраивает: работают, ходят туда сюда, улыбаются, шутки какие-то друг другу рассказывают. А мне не смешно. Ничего не смешно, не улыбает, а даже наоборот, все цепляет и царапает. И вроде у меня тоже все нормально, но что-то не то. Как будто я должен сейчас быть не в том месте, не в то время и не с теми.
–“Я даже однажды пытался найти, что меня рассмешить может. До утра сидел и перебирал там в поиске всякие запросы на “смешное”, и ни один мускул в улыбку не дернулся. А потом наткнулся на кое-что, на рубрику “И смешно, и страшно” одного блогера Marmok. Он там одну игру, Phasmophobia VR, с каким то Аркашей проходил. Как же это было для меня внезапно уморительно, как этот Аркаша смешно боится.. “.
–“Поднимусь было уже уходить, всё, от души насмеялся. Смотрю, а есть и вторая часть! Я еще посмотрел. Вообщем, кому бы я эти видео не показывал на старой работе, никому было не смешно, кроме меня. Не такой я для них, как они. Всё, решил вот уехать куда нибудь до весны, вахту предлагают. Что делать нужно пока не знаю. С тобой вот зашел попрощаться, хоть мы и не знакомы. Не совсем попрощаться даже, сначала проверить тебя хотел, шаркал там утром во дворе, ты уж извини. Просто если бы тебя мои ритмичные шорохи не раздражали, если бы ты мог не обращать на них внимания, значит ошибся я. Но ты идейный оказался. Это хорошо, я считаю”. Он встал с дивана и направился к выходу. Уже в дверях, надев куртку, он оглянулся.
И в этот момент я заметил странный шеврон на его рукаве, какие бывают у охранников торговых центров. Я ожидал, что это какое-то обозначение его предыдущего места работы, может название должности или фирмы. Но это было нечто иное, какая-то таблица с закорючками, как мне показалось. В таблице было 8 рядов и 9 столбцов. В первом столбце были эмблемы: желтый орел с распахнутыми крыльями повторялся несколько раз на 1,3 и 6 строке. И рядом с ним в соседнем столбце была одна и та же надпись: ClayBlaker. На 2 и 4 были большие английские буквы, а справа от них также было английское слово, но уже другое – Kate. Остальные столбцы были просто закрашенными клетками – зелеными, желтыми или красными, с цифрами на их фоне.
