Прислушавшись к звукам на улице, женщины затаились возле лестницы. Вокруг снова стояла тишина. Прасковья Романовна, не теряя ни минуты быстро передала Аньке Алёшку и взяв у неё ружье, довольно проворно для своего возраста стала взбираться по лестнице на чердак. Женщины двигались так бесшумно как только могли, и такой же бесшумный Сашка всё это время тихо стоял рядом не сводя глаз от входной двери.

Боковым зрением Анька увидела в дальнем окне дома чьё-то лицо. Мужчина с растрепанными волосами прижался к окну и всматривался в темноту дома. Почти всё окно запотело от того, что мужчина прижался к стеклу почти вплотную и тяжело на него дышал своим открытым чернозубым ртом. От ужаса Анька застыла как вкопанная и только прижатый к её груди Алёшка помог сдержать крик, рвавшийся из неё наружу. С отчаянием посмотрев наверх и увидев тянущие за Алёшкой руки Прасковьи Романовны, Анька немного пришла в себя и поднявшись на две ступеньки подкинула в верх своего сына. Прасковье Романовне этого хватило, чтобы схватить Алёшку и почти бесшумно затащить его на чердак. Оставалось провернуть такой же трюк с Сашкой.

Анька спустилась и взяв на руки Сашку, все также бдительно охранявшего вход стала взбираться по лестнице, почти как акробат исполняющий трюк «ходьба по канату». В висках у Аньки стучало, казалось, что этот стук слышно за несколько километров от дома. В глазах рябило. Ступенька вдох, ещё одна выдох. Послышался грубый мужской бас. Анька замерла и стоя на приставной лестнице, с огромной собакой на руках, почти не дышала.

Не званный гость был не один, кажется их двое, а может быть даже больше, и они уже подходили к входной двери, которая была в двух метрах от Аньки. Анька подняла глаза наверх и с ужасом посмотрела на Прасковью Романовну, которая, приложив палец к губам, показывая тем самым не издавать не звука и рукой поманила её наверх. Анька продолжила тихо взбираться, ещё две ступеньки, и она будет там, в относительной безопасности. Только сейчас она поняла, что, если эти люди проникнут внутрь, они с Прасковьей Романовной смогут сбежать в лес через наружную лестницу в дальней части чердака. Анька сделала ещё один шаг и закинула Сашку наверх, который запрыгнув с ловкостью пантеры сразу лег на краю продолжая следить за входом, возле которого происходила какая-то возня. Также бесшумно у Аньки могло и не получиться.

В тот момент, когда она сделала очередной шаг наверх входная дверь с треском упала в сенцах. На секунду Анька застыла, а очнувшись подтянулась вверх и толкнув Прасковью Романовну вглубь чердака, схватила ружье, лежавшее на краю, и направила его в сторону двери, когда в её проеме показался мужчина.

Всё пространство вокруг сразу наполнилось тухлым запахом гнили и кислой бражки. Мужчина был невысокого роста, чуть выше Аньки и худощавого сложения. У него были черные как смола волосы, торчавшие в разные стороны. Даже сквозь ночные сумерки было видно, что вся одежда на нем была грязная и рваная. В руках у мужчины был топор. Зайдя внутрь, он остановился в центре комнаты и стал прислушиваться к звукам в доме. Застыв неподвижно на лестнице почти под потолком Анька, старалась не дышать. Мужчина продолжал озираться и вслушиваться, недовольно щурясь от темноты. Было ясно, что надо действовать быстро пока он окончательно не привык к темноте. Но Аньке нужно было точно знать, сколько их всего и где они находятся. Мужчина как будто замер и почти не дышал, только зловонный запах источал кругом. Справа от Аньки в окне показался второй:

– Иди, внутрь! Чё ты встал баран?! – Прошипел он своему напарнику.

– Я жду, заткнись… лучше осмотрись на улице, чем меня подгонять, – прохрипел стоящий в доме мужчина в ответ.

Оба снова на мгновенье замерли. Второй мужчина так и не показывался в поле Анькиного зрения, но теперь она точно поняла, что их только двое. От этого стало легче, теперь она знала, что одного сможет убить, а пока со вторым будет воевать, Прасковья Романовна сможет убежать с Алёшкой в лес.

Стоявший в доме мужчина отмер и сделал шаг вперед. Видимо глаза привыкли к темноте дома, и он стал внимательней озираться вокруг. До двери, ведущей в дом, ему оставалось ещё шага три, не больше. Посмотрев в Анькину сторону, мужчина отвернулся, а потом медленно вернул свой взгляд назад и уставился на неё как баран на новые ворота, и поняв, что перед ним женщина, хоть и с ружьем он ухмыльнулся диким, звериным оскалом. Анька подняла ружье выше, показывая, что выстрелит в любой момент. Мужчина, продолжая ухмыляться, поднял вверх левую руку, показывая, что безоружен. Анька кивнула на его правую руку. Не выпуская топор из руки, он также вытянул её в сторону. Второй мужчина как будто провалился. Его не было ни видно, ни слышно.

– Брось…, – еле слышно сказала Анька сквозь сжатые зубы, вздрогнув от собственного голоса.

Мужчина еле заметно оскалился и вскинул топором в сторону Анькиной головы… раздался выстрел и рядом с Анькиным ухом, что-то взорвалось, а потом что-то горячее полилось на плечо. Мужик, прижимая руки к животу, свалился на пол и взвыл. В этот момент из-за угла дома выскочил второй мужчина, с пепельно-седыми короткими волосами. Телосложением он был не больше первого, но было сразу видно, что он тут старший. Седой стал стрелять из проема двери в сторону, где как он думал, находилась Анька. Четыре выстрела и все в стену.

Анька, прижав к себе ружье, вжалась в лестницу и сидела ни живая, ни мертвая. У неё был ещё один патрон, но нужно дождаться подходящего момента.

С улицы слышалась тихая брань Седого. Раненый катался по полу и орал как недорезанный хряк и пол под ним постепенно покрывался багровой лужей. На какое-то время Седой затих под окном. Анька не шевелилась и сидела под потолком как приведение в белой ночной рубахе с кожей почти такого же цвета, только левое плечо и рукав плотно покрывались алой кровью, продолжавшей литься из рассеченного уха. Видел бы её сейчас Игнат, восхищению не было бы предела.

Седой заглянул в сенцы вытянув вперед руку и целясь в нижний левый угол, где как он думал должен быть стрелок. Раненный, увидев своего друга завыл ещё громче призывая не бросать его тут. Седой что-то прошипел ему и раненный стал медленно ползти к выходу, оставляя за собой широкий кровавый след. Добравшись до двери, раненный остановился, начав громко кашлять и сипеть, видимо не в сила продолжать двигаться. Седой схватил его за руки вытащил во двор и стал негромко что-то говорить.

Потом всё снова затихло и с минуту стояла тишина. Анька, не чувствуя боли, а только бешено колотившееся сердце пыталась расслышать, что происходило на улице, надеясь, что незваные гости ушли. Но напрасно. В дом запрыгнул Седой и не теряя и секунды сразу ломанулся в сторону Аньки. Еще один выстрел и он застыл прямо перед лестницей. Анька вздохнула с облегчением. Тепло радости растеклось по её животу. Убила обоих. Слава Богу, Алёшку и мамку никто не тронет. Но присмотревшись она увидела, что лицо Седого стало расплываться в кривой улыбке, полной гнева и злости.

– Промазала милая, – прохрипел довольным басом Седой. – Ты я гляжу бабенка резвая. Не зря Степка с ног сбился, разыскивая тебя. Видишь в какую глушь нас снарядил. Все ради любви. – Поднял вверх палец сказал Седой и громко рассмеялся своей шутке. – Это же ты у деревенской медички была? Я тебя узнал.

И без того бледная Анька, казалось, потеряла всякую способность дышать, а только с выпученными от ужаса глазами продолжала пялится на ухмылявшегося Седого.

– Что тебе надо? – С огромным трудом прохрипела Анька, собравшись с силами.

– Да, ты резвая, но не сильно сообразительная я смотрю. – Щелкнул языком Седой и покачав от разочарования головой медленно продолжал подбираться к лестнице.

– Стой, где стоишь! – Прошипела Анька, увидев его маневр.

– А то что?

– А то глотку перегрызу. Вот что. – уже окончательно придя в себе железным голосом процедила Анька сквозь сжатые зубы.

– Ну вот приехала! – Всплеснул руками Седой. – Я к ней свататься пришел за Степана, лучшую жизнь, так сказать, предложить, а она глотку грызть собралася. Ты тут мать совсем одичала я смотрю.