Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении обложки использована иллюстрация:

© Grandfailure / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

5 июня 1541

Ровно неделя прошла с того дня, как за горизонтом исчез золотой берег Масатлана, которому суждено навсегда остаться в моей памяти. Там, на раскаленном безжалостным солнцем песке, я узрел истинную природу человека. Без малого три десятка лет я был слеп. Покинуть этот мир, который помогал разрушать, под знамением Короля и нашего Господа, было единственным из оставшихся желаний. Но как же трудно это сделать. Изумительный мир, прекрасный, такой живописный и такой странный. Который никогда больше не будет прежним. Мы залили его кровью, чтобы на удобренных ею песках и камнях проросла великая цивилизация. Как удивительно просто исказить слова Господа, прикрывшись ими, будто щитом. Знал бы он, куда и на какие дела поведут эти слова людей… Наверно, и вовсе не произносил бы их никогда. Все то, с чем боролся сын Господень Иисус, чему всячески противился, и за борьбу с чем отдал свою жизнь, все это вернулось спустя полторы тысячи лет. И вернулось именно сюда, за бескрайний океан.

Три судна, груженные под завязку сокровищами, вышли с нами из порта Масатлана пятого мая сего года. На одном из них, под красным знаменем геройски вернется, либо постыдно бежит домой тот, чье имя проклято среди местных обитателей. Уже завтра мы пройдем Панамский перешеек по пути из записей Нульеса де Бальбоа, и навсегда распрощаемся с ним. Нам же останется завершить еще одно дело, о котором я буду вести записи здесь, в этом дневнике. Дело, подобного которому никто не знал никогда прежде. Может статься, что мне придется сжечь эти записи, и я лишь зря трачу на них время. Но куда-то же его нужно тратить.

Он закрыл книгу и осторожно погрузил ее в герметичную упаковку, которая, издав похожий на шипение звук, выпустила весь проникший вовнутрь воздух.

– Не надоело?

– О чем ты? – спросил юноша, убирая переливающуюся в люминесцентном свете упаковку в ящик.

– Об этой писанине конечно, о чем еще? Ты уже должен был выучить все наизусть.

– А с чего ты решила, что еще не выучил? Тебе же не надоедает целыми днями пялиться в монитор. Эта, как ты выразилась, писанина очень пригодится нам, когда прибудем на место.

Он встал со своего кресла и, размяв спину, подошел к небольшому монитору, закрепленному на стене.

– А этот код пригодится нам, чтобы выбраться оттуда, когда придется уносить ноги.

– Эти слова я точно успел выучить наизусть, – сказал юноша, активируя экран, – эй, Гейб, есть новые данные?

На мониторе появилось лицо, отрешенно смотревшее в камеру. Лицо, которое, если не быть с ним хорошо знакомым, вполне походило на статичную картинку, причем рисованную. Идеально ровные черты, абсолютная симметрия, все это вместе до момента движения мимических мышц можно было принять за искусно исполненный бюст, идеализирующий человека со всеми его привычными внешними недостатками.

– Их огромное количество, но ничего важного. Пока все обстоит именно так, как мы и предполагали.

– Хорошо. Проверь еще раз расчеты, и дай знать, если появится что-то интересное.

– Понял. Ты там как? Не скучаешь?

– Варп не гудит, – ответил юноша, – так что, я даже сумел вздремнуть.

– Долго нам еще? – спросила девушка, не отрываясь от своего компьютера.

– Чуть больше двадцати двух часов, – ответил Гейб, – я немного скорректировал траекторию, чтобы можно было сэкономить запасы твердого топлива.

– Проблемы с запасами топлива? – спросил юноша.

– Нет, никаких проблем, дружок, не волнуйся. Топлива хватит. Но Юка просила экономить, на случай, если придется форсировать наше возвращение.

Молодой человек раздраженно взглянул на сидевшую в дальнем углу помещения девушку. Та пожала плечами, не отрываясь от своего компьютера.

– Хорошо, Гейб. Спасибо. Держи нас в курсе.

– Понял, – ответило отрешенное лицо с экрана, – конец связи.

– Ты понимаешь, что умудрилась даже Гейба заразить своей паранойей?

– Безопасность – не паранойя, – ответила Юка, – забавно, что Гейб это понимает, а ты – нет.

– Я не понимаю, зачем было отправляться со мной, если ты мне не доверяешь.

– Потому что я тебе не доверяю. В этом причина, братик.

– Ты точно спятила, – ответил юноша.

– Нет, просто слишком хорошо тебя знаю.

– Это звучит, как укор.

– Потому что это он и есть. Не отправься я с тобой, ты бы точно обратно не вернулся. А так, у нас хотя бы есть шанс.

– А, ну тогда благодарю тебя, отважная Юка, что не даешь мне сгинуть и защищаешь меня. Это так мило с твоей стороны.

– Вот опять, – ответила девушка, увлеченно вглядываясь в монитор своего компьютера, – снова ведешь себя, как ребенок.

– Зато ты по-прежнему считаешь себя моей мамочкой. Не волнуйся, я уже вырос, мамочка. Я в состоянии сам справиться.

– Ну да. Как в тот раз, когда ты решил спуститься в шахту на Бетельгейзе-2.

Юноша махнул на сестру рукой и снова опустился в свое кресло.

– Это было три года назад. Много воды утекло.

– Вот именно. Помню, как текла эта вода. Если бы не Гейб, то ты бы оттуда не выбрался. Этого мало? Давай вспомним про копи, и про антенну…

– Я был совсем маленьким ребенком.

– Три года, Хан, – ответила девушка и, не отрываясь от монитора, подняла три пальца.

– В этот раз все иначе. Тогда это было просто ребячество. Вот видишь, я признаю это.

– Это уже что-то. Но все еще неубедительно. Не волнуйся, братик. Я не стану тебе мешать. Просто прослежу, чтобы ты вернулся домой в целости и сохранности. Ты стал старше, с этим я не спорю. Но и это, – она указала рукой в сторону видоискателя, на котором уже был отчетливо виден голубой шарик – их пункт назначения, – не амбар на ферме, и даже не заброшенные копи.

Он снова встал и подошел к иллюминатору, закрытому солнечным фильтром. Оперевшись руками на ребристую мягкую обшивку внешней оболочки, несколько долгих мгновений он молча смотрел на медленно увеличивающуюся в своих размерах голубую планету. Такую манящую, такую красивую и таинственную. Бурная фантазия рисовала все новые и новые картины в воображении, основанные на сотнях прочитанных книг, энциклопедий, научных и исторических статей. И все эти картины были буквально пропитаны героизмом и духом приключений.

– Признайся, – сказал он, – ты ведь всегда хотела увидеть ее своими глазами.

Юка наконец закрыла крышку своего компьютера, поднялась на ноги во весь свой высокий рост и, подойдя к брату, положила подбородок на его плечо, обняв его, для чего пришлось немного согнуть затекшую от долгого сидения перед монитором компьютера спину.

– Признаюсь. Мне плевать на нее, – прошептала она ему на ухо.

– Врешь, – сказал Хан, улыбнувшись, – это ведь наш дом.

– Наш дом крутится вокруг Бетельгейзе. Там, где нас ждет отец. Он наверно уже заглянул в ангар и увидел, что «Стрелы» нет на месте. Представляю, как он взбесится, когда узнает, куда на этот раз намылился его непоседливый сынок.

– Ничего. Он успокоится, когда увидит, что мы ему привезли. Всего-то три дня. Ну от силы четыре. Кроме того, Гейба он ведь тоже не найдет, а значит поймет, что он отправился с нами.

Она еще крепче прижала к себе брата, после чего взъерошила его и без того торчавшие в разные стороны волосы и оттолкнула от себя.

– У тебя просто удивительная способность гладко стелить, братик. Чем дольше я тебя знаю, тем больше уверяюсь в том, что это какая-то болезнь. Ты болен оптимизмом.

6 июня 1541

Ночью разыгрался шторм, каких мне прежде не доводилось видеть. Словно сама природа не желает, чтобы флагман прорвался через перешеек и пустился на всех парусах обратно в Испанию. Или же она не желает, чтобы мы вернулись к берегам нового мира в поисках того, чем не имеем права обладать. Отчего-то эти мысли не дают мне покоя. Треклятые суеверия местных дикарей так глубоко засели под коркой за эти годы, что даже молитвы не помогают избавиться от них. Каждый порыв ветра, каждый шорох листвы глубоко в лесу, каждая падающая капля в пещере непременно должна что-то значить. И от этих треклятых знаков никуда не деться. Как избавиться от этого? Господь всемогущий, убереги меня от этих нечестивых мыслей. Веди меня вперед, направляя лишь своим светом. Слишком часто этот новый мир испытывал мою веру, закаляя волю. Я видел, что бывает, когда человек утрачивает свою веру, видел, как он сбивается с пути истинного, погружаясь во тьму. Здесь со мной много тех, кто навсегда изменился. Я тоже стал другим там, на белоснежном песке Масатлана, но отчего-то все люди меняются по-разному. Так хрупка человеческая душа, так легко очернить ее. Достаточно лишь обагрить руки кровью, какие бы мотивы тебя не вели вперед на этом ужасном пути. Кровь на руках навсегда меняет человека, вот только угадать, какими будут эти изменения, мы не в силах. Я справлюсь, обещаю тебе. С твоей помощью. Хоть и понимаю, что изменения еще ждут меня впереди. И даже тогда, когда вскоре моя нога снова ступит на эту блаженную землю, я сохраню чистоту своей души, чтобы, коль предоставится мне шанс предстать перед тобой, она не была очернена злодействами, подобными свершаемым моими братьями. Многие из них настолько озлобились, что им уже нельзя возвращаться домой.