Проснулся я в поту и почти голый. Во сне я умудрился стянуть с себя больничный халат, – хорошо еще, что внутривенный катетер остался на месте. Мне было жарко, и жутко болела нога. Я позвонил медсестре. Она спешно подсоединила капельницу с обезболивающим и дала жаропонижающее; постепенно боль утихла, и я вновь погрузился в сон.

На этот раз мне снился мой дом. Мое родовое гнездо, которое я давно оставил и куда приходил только перевести дух. Иногда мне не удавалось сюда попасть, – меня не узнавали. Я иногда пытался пробраться с черного входа, – ведь я хорошо знал все входы и выходы, я здесь провел все свое детство, – меня просто не пускали мои же запоры. Я выставлял эти запоры во время запланированных визитов, чтобы чужой не пробрался, – в итоге иногда я не мог прийти сюда сам. Такое бывало, и не раз. Я помню, как беспомощно стучал я в восточную калитку, – это была шикарная тисовая дверь в белом каменном заборе, и над ней висел фонарь под старину. Это был не главный вход, а боковой, восточный. Мне помогал водитель кэба, что меня сюда привез, – он тоже стал барабанить во всю мощь в дверь, хотя это было совсем ни к чему… В другой раз я каким-то образом обманул первый уровень защиты, смог пробраться за забор и прогулялся вокруг дома по садовой дорожке. Сад был большой, с цветущими яблонями. Я тогда четко понимал, что у меня мало времени, и что моя времяформа скоро выплюнет меня обратно в графство, но я все же шел не спеша по этим тропинкам, поглядывая в окна собственного дома, гордясь его архитектурой и с наслаждением вдыхая запах яблоневого цвета.

На этот раз я попал туда как надо. Я сразу же оказался внутри дома, и он привычно поразил меня своей массивностью. Работая в графстве, я совершено отвык от этих высоких сводчатых потолков и громадных окон. С потолка свисала широкая кристальная люстра: ее-то я точно никогда не поменяю. Мне вообще ничего не хотелось тут менять, все было очень современно обустроено и неизменно вызывало у меня неподдельное восхищение, – я всегда даже удивлялся поначалу, что дом этот – мой. Я ходил по нему осторожно, словно я в гостях… потом, конечно, освоился. Все же я очень привык жить по – другому, намного скромнее. Потом я вышел на веранду и с удовлетворением улыбнулся: садовые стулья стояли стопочкой, стул в стул, и этих перевернутых стульев было удивительно много, как в летнем театре. За моим домом и садом исправно смотрели, и я знал, что аккуратно ежемесячно переводил за это деньги. Но вот хоть тресни, не помнил ни садовника, ни смотрительницу: это было так давно, что в моей памяти остались лишь размытые черты их лиц. Дом был на холме: за каменным забором вразброс горели огни, а вдали чернела громада моря.

Я снова проснулся и все пытался пристроить загипсованную ногу. Очень хотелось забросить ее на какое-то возвышение, но мне дали всего одну подушку. «Это все графство виновато», – подумалось мне тогда; я все еще был под впечатлением сна. «Это все оно. Я ничего не могу вспомнить. Я совершенно не могу управлять времяформой, я потерял все навыки. Я не могу даже попасть в свой собственный дом. Я все время попадаю не в то время. За все эти годы у меня же первый раз получилось, и то случайно, во сне…»

Я молча плакал, размазывая по щекам слезы. Денег не было, и народ мигрировал кто куда; герцы платили больше всех. Туда, в графство, было очень трудно устроиться на работу, но я смог, много лет назад. Я стал зарабатывать намного больше денег, и мною, наконец, загордилась моя тогдашняя жена, – она не хотела детей до тех, пока мы не «устроимся» получше. А потом мы развелись…

Я лежал в палате один, лишь круглая луна заглядывала в высокое окно. Палата была по-спартански пуста, – здесь, на острове, не прижились графские уютные больничные комнаты. Кроме моей кровати и шкафчика, в палате стояли только «бактерицидка» и штатив для инъекций. После операций здесь не давали наркотиков, а кололи лишь противовоспалительные, и выписывали сразу, как только мог держать костыли. Здесь делалось слишком много операций, и просто не хватало места для всех страждущих. Хоть золотом осыпь. Надо было «чинить» великое множество людей.

Как же я дополз сюда, бог мой? Как же я рад, что я сюда дополз! Мне помогли, меня собрали, я смогу ходить. Мне даже дали обезболивающее… И я наконец-то смог повидаться с мамой, пусть даже во сне…

Она приехала к нам на остров с Северного полуцарствия. Я с ней познакомился совершенно случайно. Мы с ребятами тогда гнали стаю катранов, и нам не хватало погонщиков. Мы дали по Интернету объявление, и откликнулись она и еще пара девчонок. Елена, правда, была не такой уж и молоденькой: как оказалось, она была меня старше лет на десять. Она поначалу выглядела даже сильнее и выносливее многих наездниц, но со временем стало понятно, что давалось ей такая молодёжно-коллективная работа не так уж и легко. Точнее, она жила вроде бы с нами, но при этом совсем отдельно.

По утрам она долго растягивалась и долго пила кофе. По вечерам она с нами не засиживалась, забиралась в палатку и читала. Она любила бродить в одиночестве по горам в штормовые дни, несмотря на проливной дождь. Однажды я ее застал спящей в пещере, – она полусидела на туфовом натеке, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Если бы я не знал, что она с севера, я бы подумал, что она ушла путешествовать во времяформе. Северяне не владеют этим мастерством. Они могут научиться оседлать катранов: это на севере и на юге сейчас даже в бассейнах симулируют. Сейчас считается, что «катранить» – это круто и физически развивает. Но разговаривать с катранами или зайти во времяформу, – это только мы, островитяне, так можем.

По крайней мере, я так думал, пока не познакомился с Леной поближе.

Катраны редко живут в одиночестве. Если катран молодой, то оседлать его бывает тяжело, но потом он быстро к тебе привыкает, и с ним легко работать. Его можно хоть до Приграничья по морю гнать за рыбой. Но катраны постарше, те держатся вдвоем, и хоть ты двести раз оседлай такого семейного катрана, он никуда без своей второй половинки не поплывет. А раз так, то надо и напарника искать, особенно весной и осенью. Поэтому у нас со временем база наездников образовалась, чтобы легче напарников искать и в паре рыбу гнать. Все проверенные катранщики: знают, что в случае ЧП делать, как товарища спасти, умеют с катраном обращаться. И, конечно, знакомы с течениями и ветрами.

В последние годы стало много девчонок к нам приходить. Я вот так несколько раз с новыми барышнями косяки гнал, и были среди них такие красивые девчонки, что модели просто отдыхают. Храбрые и веселые. И смотрели они на меня так, как будто я был актером кино, и недвусмысленно локонами играли, и улыбались зазывно так… Но я не решался никак на новый роман… Я же женат был раньше. Развелся. Жена моя бывшая тоже была наездницей. Тоже смелая и очень красивая. Я, конечно, дураком тогда был невозможным: за юбками бегал, да и с друзьями часто выпивал. А она мне мозг сносила из-за денег и работы… Мы сходились, расходились, снова сходились. Напарников хороших не так много, иногда приходилось вместе работать. Ругались между собой и работали.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.