– Фаина, но все друзья Фаей зовут. Спасибо вам большое, Кирилл, за то, что спасли меня.

– Не за что, Фая. Я, если честно, сам здесь очень редко бываю. Ты больше по таким местам не ходи, на месте меня никого могло и не оказаться. Ну говори, Фая, куда тебя отвезти?

Я называю адрес своего общежития, и он забивает его в навигаторе.

– Ну, рассказывай, как тебя сюда занесло? – произносит он, выкручивая руль, и, искоса, кидая на меня свой заинтересованный взгляд.

– Я на вечеринке была и решила до дому пешком прогуляться, – говорю, как есть, так как обманывать его и придумывать сказочную историю совсем не хочется.

– А я, как раз, тоже с вечеринки. Братца своего нерадивого выцепляю. Совсем от рук отбился, отец велел силой привезти домой, но он тот еще засранец.

– И что теперь будет? Отец ваш, наверное, разозлится, что вы его домой не привезли?

– Давай, на ты, – произносит он, улыбаясь, – что будет то будет, отправит его на год в частную школу в Германию. Может быть, он там возьмется за ум.

– Да, не завидую ему. Что, он, настолько плох?

– Он это заслужил, поверь мне, это самое лучшее, что в его случае ему светит. А тебе советую пешком больше не ходить, это небезопасно.

Мои щеки краснеют. Ну, не скажу же я ему, что у меня нет денег, элементарно, вызвать такси. Такие, как он, не поймут. У него одни часы на руке, скорее всего, стоимостью, как вся наша родительская квартира.

– Я так обычно и не делаю.

Мы подъезжаем к общежитию и Кирилл, ухмыляясь, поворачивается ко мне.

– Ну, что, красавица, приехали.

Я сначала растерялась. Вроде бы нужно еще раз поблагодарить и выскочить из машины, но у меня нет туфель. Идти придется босиком и, хуже всего то, что я только сейчас замечаю, что мое платье надето на левую сторону. Господи! Что он обо мне подумает? Хотя, какая разница, этого красивого мужчину я вижу первый и последний раз.

Он, тем делом, не стесняясь, меня разглядывал. Смесь любопытства и жалости сквозило в его взгляде.

– Я пойду, спасибо еще раз, – открываю дверь и выскальзываю на улицу.

– Давай, золушка, туфли, я как понимаю, там остались?

К моим щекам вновь приливает жар. Я, неуверенно, киваю. Он не уезжает, а я не могу залезть при нем в свое окно. Дверь наша мегера сто процентов на десять замков закрыла.

– До свидания, – шепчу ему.

Он лишь бросает на меня мимолетный взгляд, и я захлопываю дверцу его машины. Кирилл уезжает, а я какое-то время стою, стараясь утихомирить грохочущее сердце.

На следующий день, в универе, я пряталась по углам, боясь напороться на Огнева, а еще хуже, на Туманова. Тряслась, как осиновый лист, проклиная все на свете. Боялась, что эти парни мне нормально существовать не дадут, но все обошлось. Хорошая новость разнеслась по универу: Огнев и Туманов перевелись в другой институт, куда-то за границу. Моему счастью не было предела. Я готова была на столе чечетку плясать, несмотря на то, что ноги были стерты так, что я ходить боялась. Только вот моя радость длилась всего год. Я и не подозревала, что это был не конец, а всего лишь начало….

Глава 4

Макс.

Закидываю кожаную куртку на плечи и выхожу из своей комнаты. В последний день, перед моим отъездом, отец соизволил выпустить меня на улицу, а не запирать на десять замков. Правда, он не знал, что меня никакие замки не остановят, если нужно, выйду в окно, не раз таким способом уходил из дома.

– Макс, – раздается из коридора голос отца, – долго не загуливайся, подъем в шесть утра. Не вернешься к положенному времени, я приму меры, ты меня знаешь.

– Слушай бать, иди, воспитывай своего праведника. Мне не нужно в уши лить, без тебя знаю.

– Как ты, вообще, с отцом разговариваешь?

Я больше не слушаю. Если бы передо мной и Огневым не стоял выбор: тюрьма или заграница, я бы вообще всех нахер послал и слился. Огнев, зараза, учудил, и меня вместе с ним загребли под одну лавочку. Где он, вообще, эту, малолетку, нашел? Теперь и мне страдай целый год, вдали от дома.

Кирилл, мой сводный братец, скорее всего, уже руки чешет, занять мое место. Я уже понял это по его хитрым глазам. Более того, мне даже казалось, что он эту телку подослал, придумав хитроумный план, как от меня избавиться. Вообще, вся их семейка у меня поперек горла стоит, еще немного и сорвусь.

Моя мать умерла два года назад. Рак, диагностировали врачи, верхней части дыхательных путей. Я тогда был еще пай мальчиком. Книжки читал, театр посещал, на гитаре играл, в свободное от занятий время. Любимец сын, показательная семья. Как бы не так. После ее кончины, буквально через три месяца, отец приволок в наш дом другую. На тебе, пожалуйста, сын, взамен на мать, Луиза, прошу любить и жаловать. Я тогда еще понял, что из себя представляла эта стерва, с ней еще в комплекте шёл мой, так называемый, брат. Кирюша, так мне его представили. Пиджачок, зализанная причесочка, мальчик с пальчик, е..й в рот. И я, черт возьми, пошел на уступки отцу. Принял, как родных, даже рот скалил. Пока эти двое не оккупировали наш дом. «Бери пример с Кирилла, такой хороший мальчик, не шляется ночами напролет». «Вот у Кирилла золотая голова, а ты бестолочь».

Отец каждый день пилил мне мозги, и я не выдержал, разнес в хлам весь его кабинет. С тех пор отношения между нами стали совсем плохие, я отдалился от него. А Кирилл времени зря не терял, отец его в фирму строительную свою устроил и сделал правой рукой. Я послал все, к чертям собачьим, пусть делает все, что угодно, лишь бы меня не трогали.

Я поступил в институт, сдал самолично все экзамены, без помощи отца, и все свободное время развлекался. Девчонки, выпивка, и друзья. Меня затянуло не на шутку. Отец ругался, старался меня дома запирать, но я уходил, по-французски, плевав на чье-то мнение. Только вот однажды, эта фурия Луиза, просекла, что я в окно выхожу, и нет, ничего отцу не сказала. Она выловила момент, пока отца и ее недоделанного сынка дома не было, и притащилась ко мне в комнату. Тогда я наконец—то понял, что она из себя представляет, и от этого становилось тошно.

– Я бы могла все рассказать твоему отцу, – говорила она, приторно, слащавым голосом, – но не выдала тебя.

Я наблюдал, как она медленно двигалась в мою сторону, закусывая свои губы. Подошла, слишком близко, обдавая меня запахом своих терпких духов, и прижалась всем телом. Я тогда мечтал, что сорвусь, схвачу ее за шею и задушу. Такая ярость бурлила во мне, растекаясь по венам. Не знаю, как я сдерживал себя.

– Ну же, Макс? Мы можем с тобой договориться. Твой отец не узнает ничего, – она водила своими когтями по моей груди и дышала, часто.

Мне было плевать на нее. Пусть рассказывает, кому хочет. Отца жалко, он дальше своего носа не видит ничего. Даже не понял, какую змею пригрел на своей шее. Я тогда схватил ее за волосы и с силой прижал к стене. Видел этот страх в ее глазах и питался этим.

– Мразь, – это все, что я сказал ей прежде, чем отбросить в сторону.

Я ушел в себя. Хулиганил, дебоширил, пил, как проклятый, трахал все, что движется, но боль в груди не проходила. Винил во всем своего отца. То, что не ценил маму, и притащил эту фурию, вместе со своим долбанным сынком, и уничтожил во мне все, что было светлое. Темнота завладела моим нутром… Черная дыра в груди разрасталась, и не было успокоения. Я ненавидел всех вокруг и не мог по-другому. Это единственное чувство, которое заставляло меня дышать.

Вечер, который подвел черту, я никогда не забуду. Сначала эта рыжая бестия, которая заступилась за того хлюпика. Такой яростью полыхали ее глаза, когда она, не боясь никого, вышла за него сражаться. Смелая. Я таких не встречал, было что-то в ней такое, что не на шутку цепляло. Огнев утащил ее наверх, и мне бы смириться и оставить все, как есть, она это заслужила. Нечего было лезть на рожон, но я не смог. Ноги сами потащили меня по лестнице, это было выше моего понимания. Что я делаю, мать твою? Жалость? Нет, что-то другое. Я просто видел этот свет в ее глазах, и не мог позволить, чтобы они потухли. Она не похожа на всех этих давалок, которые мечтают залезть ко мне в трусы. Девчонка была другого сорта.