* Увеселительный сад в Копенгагене.

Она судорожно ухватилась за меня и расплакалась. Я совершенно растерялся.

- Ты должна быть ко мне снисходительна, - сказал я. - Я обрушился на тебя, яко бурный ветер*. Но это все оттого, что прилетел вальдшнеп. И я отвечаю за каждое свое слово.

* Ср.: "Он речет, - и восстает бурный ветер..." (Псалтирь, 106, 25).

- А тебе не хочется плакать над нами? - спросила она.

- Нет, - ответил я. - Нет.

Когда мы дошли до опушки, где я оставил ружье, я привесил к ошейнику Пигро маленький колокольчик, зарядил оба ствола и посоветовал Ригмор идти за мною след в след. Давешний вальдшнеп сидел крепко, так что очень может быть, мы увидим, где он затаился. Она спросила, буду ли я в него стрелять и что означает "сидеть крепко".

- Уважающий себя охотник, - сказал я, - не станет стрелять в сидячего вальдшнепа, к тому же я не настолько тщеславен, чтобы слыть добычливым. Давай договоримся так: первого я отпущу не стреляя. Когда он взлетит, обрати внимание, на мгновенье он словно бы зависнет над лесом. Ну а то, что он сидит крепко, - это значит, что собака и охотник могут подойти к нему вплотную и только тогда он снимется. А вообще, вальдшнепы - птицы загадочные. Иной раз они снимаются легко, и целой высыпкой. И наоборот. А почему - никому не ведомо.

Поиски мы начали с восточной окраины леса. Пигро уверенно и неторопливо тянул к местам первых высыпок, которые знал куда лучше меня. Одно такое место было в дубках у сырой прогалины. Но по молчанию колокольчика я понял - там пусто. Пигро двинулся южнее, к потной ложбинке, заросшей папоротником. Мы пробирались за ним с трудом. Палочник - крайне запущенный лес, у каждого двора там сыздавна своя делянка, да и в войну он был основательно - и беспорядочно - вырублен. Его заполонили ползучие растения, кустарники, мелколесок, над которыми торчат кривые, коряжистые деревья, в грибах и наростах, с переплетающимися ветвями. Кое-где Палочник являет собою густые, непролазные дебри, заманивающие странника.

Пигро медленно тянул дальше. Птиц по-прежнему не было. Ригмор шла за мною след в след. Всякий раз, стоило мне обернуться, она останавливалась и испуганно оглядывалась назад.

Ни намека на присутствие вальдшнепов, хотя именно в этой части леса они обыкновенно и держатся. Я начал уже было склоняться к мысли, что давешняя птица мне привиделась. Или же это был одиночный гость, который, ослабев, спрятался в крепкое место.

Ветер был с утра юго-западный, погода - слякотная, раза два поднималась метель. Если предположить, что вальдшнепы свалились в лесок утром, во время снежного вихря, то искать их надо не здесь. Я подозвал Пигро, и мы вышли из лесу и побрели через верещатник к западной, наветренной его окраине, где стоят низкие деревца, напоминающие людей, согнувшихся под тяжестью здоровенных мешков.

Пока мы продирались сквозь дикий малинник, Пигро ушел вперед. Я постоял, прислушался. Колокольчик молчал. В кронах над нами шелестел ветер. Заросли за спиной сомкнулись, и западный берег скрылся из виду. Но в воздухе чувствовалось - солнце село. На все нисходит холодный покой, между окружающим миром и нами встает что-то загадочное. Глаза у Ригмор стали большие, темные. Я тихонько притянул ее к себе. Помедлил. Мне послышалось, колокольчик слабо звякнул. Если это так, Пигро - гений. Крадучись мы двинулись в обход сутулых молоденьких буков с густой шапкой прошлогодней листвы. Пигро стоял чуть поодаль от кучи слежавшегося валежника, рядом с которой нанесло всякой прели. Птицы я не видел.

- Смотри на Пигро, - шепнул я. Пес начал вызванивать птицу, медленно отступая назад, затем бесшумно вильнул вбок. Немного погодя он зашуршал по другую сторону кучи. Мы приблизились.

- Видишь толстый заплесневелый сук в середке? С развилкой? Под ней он и сидит. Видишь глаз?

- Да, - прошептала она.

Темный, текучий, глаз был уставлен прямо на нас.

- Отпусти его, - прошептала она.

Я посвистал, и пес вышел из-за кучи.

Вальдшнеп вырвался с таким шумом, что она схватила меня за руку. Застыв на мгновение в воздухе - над нашими головами, - он с быстротою молнии краткими зигзагами унырнул за деревья. Вымелькнул из густых крон уже в немалом от нас расстоянии - на фоне неба на миг обрисовался в профиль его длинный клюв и крылья, запахнутые точно полы плаща, - и исчез.

- Как вдруг стало тихо, - проговорила она.

- А что думает на этот счет Пигро? - заметил я. - Здесь вполне может сидеть еще один.

- По-твоему, мы должны убить его?

- Похоже, я становлюсь суеверным, - сказал я, - мне кажется, многое зависит от того, получишь ли ты сегодня вальдшнепа. Но это произойдет очень скоро.

Я шел, вдыхая ядреный воздух, и поминутно слышал в лесной чаще позвякиванье колокольчика; спокойствие меня оставило. Наконец Пигро сделал стойку. Мы подошли. Деревья здесь были приземистые, с низко посаженными ветвями - стрелять несподручно. Лес заметно уже стемнел. Пигро стоял возле чего-то, что напоминало в сумерках груду кованой меди. Ржавые прошлогодние папоротники. И опять Пигро потянул в обход.

- Ты что-нибудь видишь? - спросил я шепотом.

- Да, - ответила она, - он переместился. Вон туда.

Я ничего не видел, но пса все-таки пустил. Вальдшнеп выскочил намного левее, чем я ожидал, - выметнулся обезумевшей тенью. Я повел за ним. Захлопали и оборвались выстрелы.

- Это он так странно кричал?

- Да, он упал наотлет. Я убил его. Пигро сейчас его принесет.

Мы слышали, как пес рыщет где-то в отдалении, и пошли в ту сторону.

- Йоханнес, - сказала она, - я тоже думаю, что смогу.

- Сможешь - что, мой друг?

- Начать сначала.

Тут с вальдшнепом в зубах появился Пигро. Я взял у него птицу и потрепал по спине.

- Да он еще теплый, - проговорила она.

- Возьми, - сказал я, - это означает, что я положил между нами завет*. Посмотри на него рано утром. Сегодня слишком темно.

* Ср.: "Завет положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице" (Книга Иова, 31, 1).

12

Уже апрель.

Пигро умер. Да, его не стало. Теперь я полагаюсь лишь на Господа Бога.

Не знаю отчего, но пес начал прихварывать, и шерсть на нем потускнела. Я справился в книгах и принялся его врачевать. Но ему становилось все хуже и хуже. Как я жалел, что мы не озаботились в свое время и не пригласили к нам на остров ветеринара. Наконец я понял, что он обречен, и мы отправились на последнюю нашу охоту, хотя сезон и закончился. Мы пошли прямиком на Бёдварово поле и подняли Томиковых куропаток.