– Фил, блядь, ты как будто минет выпрашиваешь – делай что велено, я тебе за это деньги плачу! – Так я и дал испортить мой особый тайный знак, единственную вещь, в которой мы с Вольфом наложились и совпали, как ладони близнецов. У него оказалась точно такая же стрижка, даже пробор на ту же сторону.
Застрекотали ножнички под обиженное сопение. Манерный голос Филиппа и его тонкие цепкие пальцы всегда меня расслабляли до слюнявых пузырей. Я знаю, долго он молчать всё равно не сможет – начнёт болтать о личном, клиентах, погоде… Милый белый шум.
– А ты чё-как, шпили-вили, а? Петюнь? Такое впечатление, что у тебя никого, и давно. Прямо кидаешься на людей, злюка…
Вздрагиваю и прихожу в себя.
– Меня на работе ебут с таким присвистом, что ни минуты свободного времени. Всё им быстрее надо, быстрее… За-а-а-ато (зеваю во весь рот) люди стали интересные заходить. Ну, мужчины… Не, Фил, ничего такого – уволят тут же, если заподозрят. Знаешь же, что у меня дирик – знатный гомофоб.
– Хм… Прям ебут-ебут? Или мозги делают?
Вздыхаю про себя. Как бы я хотел, Фил, чтобы ебут-ебут… Как бы хотел. И что я на этого Вольфа так запал? Он ведь явный натурал, безукоризненный. Жена-дети, все дела. И, простихосподи, на год старше моего отца! Это нормально вообще? Ещё и измывается надо мной, как только хочет… Похоже на какой-то стокгольмский синдром… Да. Наверное, я просто с другими мужиками давно плотно не общался, вот Вольф и заполнил душевный и анальный вакуум. Ну, ничего, будут длинные выходные – как пойду вразнос, держите меня семеро! Пролечусь от передоза Вольфа Карловича в организме.
– Фил, дружок, у тебя нет стилиста знакомого? Мне бы костюм подобрать, чтоб аж огонь…
Легендарные Новогодние вечеринки в «Кладе лесника» – невъебенном срубном дворце посреди сказочного зимнего леса! С приглашёнными звёздами, цыганами, балетом и масштабной охотой первого января.
И я в божественном модном костюмчике (взятом напрокат). Вольф Карлович одобрительно хмыкает, но галстук всё же поправляет. Никак не научусь, чтоб идеально…
Всё кручусь возле него, как привязанный. Привык наверное к нему за два месяца, как шавка к цепи. Публика здесь отпад челюсти. Мужчины всех мастей и фасонов. А один чернявенький официантик мне уже глазки строит. Но слишком слащав на мой вкус.
Ох, со вкусом чуть прокол не вышел, я-то даже не подумал, чем может обернуться охотничья вечеринка для чувака, который не ест мясо. Потому что стол ломится от всяких деликатесов типа оленины с кровью, дичи и медвежьей печени.
– Петь, ну-ка, подойди, вот этот тартар попробуй – ум отъешь! – Суетится хорошо подпитый дирик.
С неподдельным ужасом смотрю на сырое мясо и мне почти делается плохо.
– Я это… Пал Сергеич… Ну…
– Что ты как баба, давай, попробуй, и скажешь мне – офигенный?!
Готовлюсь принять позорную смерть, признавшись, что мясо я не ел уже лет семь, как…
– Петя, ну-ка руки от мяса убрал.
– Вольф, дружище! Ты чего, пусть попробует парнишка – может, девочку тут приглядит, а сырое мясо.. кх-кх-кх… ну ты знаешь, придаёт! Ого-го! – пьяненько хихикает дирик, явно имея в виду что-то непристойное.
– Пал Сергеич, – говорит Вольф с лёгким презрением, – ты же знаешь современную молодёжь. Слабаки! Вот и Петя мой от фастфуда сильнейший гастрит заимел. На диете теперь. А я слежу – у них же ну никакой силы воли!
– Еп твою мать, Петь, ну как же так? Я сейчас распоряжусь – тебе перепёлочку на пару́ запилят, диетическую…
Набираю полную грудь воздуха, чтобы слёзы вдруг не брызнули "ты ж моя, ты ж моя перепёлочка…"
– Стоп-стоп, Пал Сергеич. Хочешь, чтобы он заблевал (вот спасибо, ну охуеть!) тут всё? Как давеча в магазине… Пусть ест, что прописано. Быстрее выздоровеет. Не калечь мне парня, он только начал надежды подавать.
Вот, Петечка, как врать-то надо. Вдохновенно, продуманно, убедительно, эффективно… Стою, смотрю на Вольфа Карловича. Он… Он просто… Ы-ы-ы-ы, нет слов, чтобы описать, насколько он крут. Моя слегка нетрезвая, но горячая благодарность грозит ему излишне жаркими объятьями. Вольф чувствует это – уводит меня за плечо и тихо бормочет:
– Петя, иди-ка к молодёжи, не отсвечивай Пал Сергеичу.
Не хочу уходить, цепляюсь за рукав, как дурак.
– Вольф Карлович… Я… Вы же меня от заклания спасли! Ну почему вы такой классный…
– Петя, матерь божия, сколько ты уже выпил?
– Пару шотиков всего-то… И больше не буду! Потому что я пью, только когда (решил утрахаться до потери пульса)…
Блё-о-о-о, прикусываю вовремя язык. Точно вслух не сказал?! У Вольфа вид слегка озадаченный, будто продолжения фразы ждёт… Вроде не сказал.
Но дело обстоит именно так – я пью, когда точно хочу натрахаться. Потому что подшофе меня тянет только в одну сторону. И ещё присутствует специфическая особенность… Когда я накидаюсь, становлюсь охуенно сексуальным. Как говорил один из моих мужиков:
– Петёш, ты прямо суккубом делаешься. Отказать тебе такому просто нереально. Глазки эти влекущие, "мокренькие" – как головка в смазке. Невозможно просто смотреть и не ебать.
Вот тебе и пара "шотиков"… Чувствую, что недотрах множит шотики на три. Потому что Вольф начинает смотреть немного странно. Разворачивает меня спиной к себе, подталкивает:
– Ну, иди, Петя… А то…
Живо оборачиваюсь:
– А то что? Вольф Карлович?..
Вольф не отвечает на пару секунд дольше положенного, усмехается будто сам себе:
– Иди уже…
Иду. Вижу компанию знакомых парней – продавцов из других филиалов. Останавливаюсь поболтать. Смотрим вместе пару номеров цыган с горячими плясками и медведем. Угораем над конкурсами, где участвуют в основном старпёры и тётки.
Объявляется пятиминутная готовность перед курантами.
Внезапно чувствую такую острую потребность сказать Вольфу, как я ему благодарен за всё… Что он делает меня лучше… Сколько для меня значит его появление в моей судьбе… Аж дышать нечем от нахлынувших чувств.
Бросаю всё, расталкиваю людей, ищу… Где же ты? Ну где же…
Вижу знакомую спину, подхожу сзади.
Вольф Карлович разговаривает с какими-то двумя мужчинами, на вид сильно пожилыми.
– Как твой старший, Вольф? В Мюнхене будет учиться или всё же в Британию поедет?
– В Британию. С его способностями лучше сразу учиться там, где можно больше взять. В Америку я не хочу его отпускать – сам видишь, что там сейчас за дичь творится.
Седой мужик приобнимает Вольфа за плечи и спрашивает сочувственно:
– Скучаешь?..
– Безумно. Ты же знаешь сам, какой он у меня. Дерзостью мысли заряжает, напором юным своим, уверенностью беззаботной…
– Да, помню молодого Алекса – яркий, как метеор, гордый – ха-ха-ха, весь в тебя, кстати! Отличные у тебя дети, Вольф – талантливые, сильные. На зависть…
Нет сил дослушивать, убегаю, забиваюсь в какой-то закуток… В висках стучит, в груди так больно, будто в упор из дробовика бахнули. Ох ты и еблан, Петюня… Чем же ты его "пленить" решил, убогая ты пародия на человека? Взялся он за тебя из жалости. Каждую минуту ощущая, какой контраст между тормознутым тобой и его блестящими охуенными сыновьями. Каждую минуту зная, что бы его дети сделали на твоём месте, и как нелепо и безмозгло поступаешь ты…
Легендарный Новый год у легендарного долбоёба – рыдать под бой курантов от собственной никчемности.
– Петьк, ну ты что, где ползаешь? Оу-оу, а что глаза красные, (шепотом) есть чё?
– Эй, я бы поделился. К сожалению, аллергия какая-то… – внимательно оглядываюсь, потому что знаю свою карму, – …на перхоть дирика, наверное.
Ребята ржут, я вместе с ними. А хули! Мне уже терять нечего, строить что-то из себя перед Вольфом, разводить на чувства. Нахуй, напьюсь и ебись оно всё конём! Моя любимая тактика!
Тащу парней в бар пробовать местные фирменные шоты.
Культурная программа уже заканчивается, в зале ни одного трезвого. Ди-джей монотонной скороговоркой приглашает молодёжь на танцпол. О-о-о, это тема! Где ещё научишься так охуенно двигаться, как не в гей-клубе?
