Намечая перспективы дальнейших исследований в области социальной психологии времени, выделим несколько наиболее актуальных, на наш взгляд, направлений.

Важное значение для понимания механизмов социального конструирования времени имеют исследования социальных компонентов автобиографической памяти, формирования представлений о коллективном прошлом и будущем в ходе первичной и вторичной социализации личности. На уровне внутриличностного и межличностного анализа требует своего дальнейшего изучения феномен полихронности, т. е. склонности личности заниматься несколькими делами одновременно. До сих пор остается неясным, в какой мере эта характеристика является индивидуально-психологической, а в какой – обусловлена особенностями организации времени в трудовых коллективах, профессиональных и этнокультурных группах.

Малоизученными остаются аспекты межличностной совместимости, связанные с совпадением или взаимодополнительностью характеристик индивидуального отношения к времени. Также заслуживает внимания проблема индивидуального переживания времени в межличностном конфликте. В частности, требует эмпирического исследования феномен сужения временного горизонта при эскалации конфликта, стремление сторон получить все здесь и сейчас, затрудненность анализа долгосрочных последствий. Исследования в этой области психологии конфликта имеют очевидное прикладное значение. В области психологии переговоров чрезвычайно перспективными являются исследования влияния долгосрочной и краткосрочной ориентации сторон на их поведение в переговорном процессе.

Недостаточно изучена роль коллективной памяти и групповых представлений о совместном будущем в социальной интеграции группы. Чрезвычайно актуальными в этой связи являются исследования феномена, получавшего различные названия в психологической традиции: «общность судьбы», групповая временная перспектива, совместное видение будущего. Малоизученным остается влияние внутригрупповых процессов на отношение группы к времени. Несмотря на широкую популярность в современной теории лидерства такого понятия, как лидерское видение, т. е. способности руководителя формировать образ коллективного будущего, психологи только приступают к эмпирическому изучению данного феномена. Наконец, требует дальнейшего концептуального анализа и эмпирического изучения структура группового отношения к времени. В этой связи представляется чрезвычайно перспективным изучение отношения к времени как характеристики организационной культуры.

По-прежнему актуальным остается изучение временных аспектов межгруппового взаимодействия, а также влияния межгрупповых отношений на психологическое время группы. Например, мы очень мало знаем о том, как меняются групповые представления о прошлом и будущем в зависимости от результатов межгруппового взаимодействия, какую роль при этом играют механизмы групповой идентификации и социального сравнения. На наш взгляд, большим эвристическим потенциалом в этом плане обладает понятие социально-временной идентичности, т. е. отождествления себя с группой по временным признакам. До сих пор практически не изученными остаются временные характеристики социальных стереотипов, между тем их роль в социальном взаимодействии может быть очень велика (например, представления о консервативности или прогрессивности, медлительности или поспешности, пунктуальности или неорганизованности, прозорливости или «близорукости» представителей определенных социальных групп).

При изучении отношения ко времени крупных социальных групп и всего общества огромное теоретическое и прикладное значение имеет уточнение механизмов, лежащих в основе формирования коллективной памяти и образа будущего. При этом если социальные представления о прошлом уже изучаются и у нас в стране, и за рубежом, то представления о будущем изучаются в основном лишь в связи с социальными страхами. Между тем мы все еще мало знаем о том, как формируется позитивный образ национального будущего и какие социально-психологические функции он выполняет. Прикладной аспект данной проблемы становится очевидным, если принять во внимание роль социальных ожиданий в периоды экономических кризисов. Важнейшей теоретической проблемой при этом становится проблема социальной интеграции меняющегося общества. Иными словами, при изучении крупных социальных групп социальная психология времени сталкивается с вопросами о том, как формируется отношение к изменениям, как будущее увязывается в групповом сознании с прошлым, каким образом сохраняется позитивная гражданская идентичность в условиях радикальных и непрерывных изменений.

Социальное конструирование времени: теоретический анализ[1]

Глобализация, разрыв между традиционным, индустриальным и постмодернистским отношением к времени, утрата веры в прогресс, в линейность и всеобщность истории поставили задачу возвращения человеку отчужденного от него времени, восстановления исторического оптимизма, выработки новых культурных навыков – умения объединять, а не противопоставлять друг другу различные этнокультурные и социально-политические концепции времени.

В российских условиях эта общая проблема встает особенно остро. Первоначальная ценностная дезориентация российского общества начала 1990-х выразилась в оценках настоящего как «безвременья», «смутного времени». Кризис идентификации сменился расколом общества на те социальные группы, которые не смогли адаптироваться к социально-экономическим трансформациям, ориентированы на прошлое, считают настоящее не своим временем («стремящиеся выжить»), и те группы, которые успешно адаптировались к переменам, приняли их как свое время («ориентированные на достижения»). Представления о прошлом и будущем также служат механизмам идентификации: для одних они выступают объектами компенсаторных проекций, а для других – навязанным, чужим временем (Дубин, 1996, 2001; Зборовский, Широкова, 2001). Различия во временной ориентации, в образах времени, в толковании анахроничности и современности между возрастными, классовыми, социально-политическими, религиозными и этническими группами затрудняют преодоление аномии, формирование единой системы ценностей и социальных норм не только в российском обществе, но и в других постсоциалистических странах (Наумова, 1997; Наумова и др., 2000; Попова, 1999; Tarkowska, 1989, 1993).

Это делает необходимым и актуальным изучение формирования групповых представлений о времени. По-видимому, построение такой концепции и ее эмпирическая проверка могут идти двумя путями: через исследование того, что сближает восприятие времени разными людьми и социальными группами, или через изучение социальных и психологических механизмов возникновения различий в восприятии времени.

В данной главе мы предлагаем пойти первым путем и рассмотреть способы построения единого образа времени в культуре, опираясь на теоретические положения современной социологии и культурной антропологии времени. Сделать это удобнее всего на примере конструирования образа «настоящего».

В основу нижеследующих рассуждений мы положим тезис, который можно считать общепринятым и не требующим специального обоснования: возникновение и развитие представлений о времени в культуре вызвано прежде всего необходимостью синхронизации деятельности индивида и человеческого сообщества в изменяющемся мире. Это положение стало общим местом социологических и культурно-антропологических исследований времени начиная с пионерских работ А. Юбера и М. Мосса и заканчивая последними обобщающими работами Б. Адам, Н. Мунн и А. Джелла (Adam, 1990, 1995; Munn, 1992; Gell, 1992). Речь пойдет о том, как мы конструируем отношение одновременности нашего функционирования в социальном взаимодействии и какова структура наших представлений о времени.

В общественных науках объективные отношения предшествования, следования и одновременности между действиями людей, социальными явлениями и процессами получили название «социального времени» (Фомичев, 1993)[2]. Согласно П. Сорокину и Р. Мертону, социальное время – это выражение «изменения или движения одних социальных явлений по отношению к другим социальным явлениям, взятым в качестве точки отсчета» (Sorokin, Merton, 1937, p. 618). Зачастую социальное время отождествляется с самими социальными изменениями. Так, с точки зрения Ж. Гурвича, это «время совпадения и рассогласования движений целостных социальных явлений, которые могут быть глобальными, групповыми и микросоциальными, независимо от того, выражены они в социальной структуре или нет» (Gurvitch, 1964, p. 27, 30).