– Нет! – затрясла отрицательно головой она.

– Вот вы попробуйте! – настоял Энтони. – Станьте ближе, наклонитесь, не бойтесь! Напрягите внимание, сильнее! – и гипнолог, сам едва сдерживая смех, достал из-под стола большой красный молоток и со словами «Ещё сильнее! Поверьте, вы можете это сделать!» разбил в один мах стоящее перед ним изделие. Это заставило отшатнуться блондинку назад с глазами, наполненными морем удивления.

– Считайте, что внутри вас новые способности. Но это ещё что? – невозмутимо заявил Маркус и, не давая ей прийти в себя, повёл дальше интригу. – Я хочу вам показать, что не под силу ни одному фокуснику! Я могу пройтись по воздуху!

– Вы индийский факир? – пошутила Катя.

– Я круче! – ответил, сделав многозначительное лицо, гипнолог. Повернувшись, Энтони подошёл к длинному предмету, который во время его спича проворно вынесли из-за кулис. Он напоминал длинный и невысокий стол с красной прозрачной столешницей и с белыми ступеньками в начале и конце всей длины.

– Смотрите, вы видите ступеньки? – спросил Маркус у блондинки и, получив утвердительный ответ, начал объяснять: – Как видно всем, здесь нет ничего сверху – ни тросов, ни поручней, но при этом, и тут он начал подниматься вверх, я вас уверяю, что если захочу, то силой воли пролечу над сценой, как колибри!

Так сказал Маркус и вальяжно прошёлся туда и обратно по невидимой для девушки поверхности, чуть подпрыгнув на носках посередине. Зал откровенно умирал от смеха с остолбеневшего вида Екатерины. Берёзов, посмеиваясь вслед за публикой, подумал, что какое сильное впечатление испытывает сейчас героиня сцены, попавшая под воздействие столь сильных чар.

– Правда, здорово? – спросил блондинку Энтони. – Хотите, я научу вас ходить по воздуху?

– Я не смогу! -молитвенно прижала руки к груди Катя.

– Пойдемте, не бойтесь. Я уверен, у вас получится! – и гипнолог, взяв за руку девушку, поднял её по ступенькам со словами: – Главное, соберитесь, представьте, что идёте по мосту и сделайте шаг вперед! – и таким образом повел дрожащую девушку, несмело ступающую по невидимой для неё поверхности.

– Боже, я в шоке! – смогла только произнести она.

– Браво! – воскликнул в конце пути гипнолог и добавил: – Аплодисменты нашей храброй амазонке! – указал он на довольную Катерину, которая под шквалом оваций густо залилась краской.

– Да, конечно, умеет он из баб дур делать. Вот у кого учиться надо, – аплодируя, сказал Денис Руслану.

В конце этой сцены Энтони обратился к последнему оставшемуся на сцене участнику по имени Вася, который под воздействием внушения проявил себя любящим сыном, сказав ему, что он ещё пригодится, и предложил прийти на сцену позже, когда его позовут. После этого был объявлен перерыв. Второй акт гипнотической пьесы опять начался с театрального пролога.

«В древние времена, – так начался рассказ, – жил в Греции великий мудрец, рождение которого предсказала провидица Пифия, и в честь этого он был назван Пифагором». Над сценой мелькнула древняя карта средиземноморья, сменившаяся гравюрой, на которой сидевшая в клубах благовоний провидица, закрыв глаза рукой и протянув вперёд другую, пророчествовала стоящим перед ней людям: «Когда будущий мудрец путешествовал по востоку, то стал участником неудачной войны Египта против Персии». На этих словах на сцену вышел по дорожке из света человек в облачении древнегреческого воина с коротким копьем на плече и классическим коринфским шлемом, закрывающим лицо. Над ним появилось огромное изображение идущего по степи коня под солнцем, которое как будто путешествовало на его спине и окрашивало конский силуэт в медно-красный цвет. «Пифагор, уходя от врагов, – продолжалось повествование, – направился на север в край гор и озер. Там обнаружил удивительное племя женщин, которые не знали никогда в своей среде мужчин, но приняли его у себя и вылечили его от ран, – на сцене в этот момент свет выхватил из темноты красивый трон, и воин, символизирующий древнего философа, сняв шлем, устало разместил себя на нем. – Царица этого племени Феана поведала Пифагору, что если кто из них хочет продолжить свой род, то пусть искупается в одном из светящихся озёр и рожает затем девочку, но ни в коем случае мальчика! Пифагор задумался: что будет, если в озере искупается мужчина? Для начала он искупал там своего коня, который, выйдя из воды, стал белым и на выросших на спине крыльях исчез в небе. После чего будущий мудрец понял, что это был знак и следующим должен войти в озеро он».

На этих словах из дымки тумана под восточные ритмы на сцену вышли стройные Гурии. Делая покатушки бедрами, они стали в ряд перед Пифагором лицом к залу, положив друг дружке одну руку на плечо, а другую, подняв в ритме восточного танца, – над собой. Затем, расступившись перед поднявшимся с места философом, одна взяла из его рук шлем и унесла в сторону, две другие взяли копьё и, поставив его перед ним, начали танцевать, используя древко как шест. Пифагор же, демонстрируя отрешённость, склонил голову и скрестил, как фараон, руки на груди в кожаных наручах. А танцовщицы, отложив импровизированный шест, прошлись вокруг него, игриво касаясь его тела рукой. Две из них в танце стали на колени и, запрокинувшись назад, пустили волну по груди и рукам; другая пара, оставшись рядом с философом, старалась как бы перетанцевать друг друга. Пифагор бросил на них подозрительный взгляд, подумав, не затанцевались ли дорогие кошечки?! Затем он хлопнул в ладоши, привлекая внимание, повернулся лицом назад и, раскинув руки, как бы поприветствовал появившееся на экране восходящее светило. Окружающие его восточные дивы грациозно пали ниц. На том месте, где было солнце, появилась картина – старец Пифагор на фоне белого античного города держит пирамиду в одной руке, а другой указывает пальцем ввысь. На этом месте рассказ достиг кульминации: «Когда Пифагор вышел из озера, внешне ничего не изменилось. Но с тех пор он стал одержим стремлением к мудрости и, назвавшись философом, основал в италийском городе Кротоне школу для передачи знаний ученикам. Боги, по его словам, повелели это сделать: если женщина рождает новую жизнь на свет чревом, то мужчина – только головой!»

После этих слов все находящиеся на сцене стали в ряд с главным героем посередине, положили руки на плечи друг другу и сплясали под жизнеутверждающую мелодию быстрый греческий сиртаки. Затем они под овации удалились, а на сцене опять очутился улыбающийся Маркус.

– Как вы догадались, дорогие зрители, – начал он свою речь, – представленная вам теорема жизни Пифагора – пролог следующей части нашего сеанса, в котором мы уже не будем вызывать иллюзии, а будем стараться разбудить в человеке хотя бы на короткое время новые способности. И если кто из вас, дамы и господа, достаточно смел, чтобы сегодня обнажить свой скрытый клад талантов, а, может, даже изменить судьбу, то приглашаю на сцену.

На секунду в воздухе повисла тишина нерешительности. И Маркус с видом барина, поучающего забитое крестьянство, начал завлекать народ к себе:

– Прошу вас, смелее! Относитесь к этому, как к забавной игре со смыслом. А юмор и пользу я гарантирую!

Именно к этому моменту Готфрид уже минут двадцать боролся с неизвестно откуда взявшейся дремотой, но при этом ему не давала уснуть всё обостряющееся несогласие со всей интерпретацией древнегреческих мифов и исторических фактов полулегендарной биографии Пифагора. Он знал, что её в большей степени сочинили его последователи, потому что ещё в древности о его жизни точно никто не знал. Пытаясь вытряхнуть сонное марево из головы, он встал и решил указать, как бывало на семинарах в универе, на явную чушь всего содержания. Но когда он предстал на сцене перед гипнологом, пелена дремотного наваждения вдруг спала с его глаз, а яркий свет рампы отрезвил его. Денис в замешательстве оглянулся вокруг, уже не понимая, как он тут очутился. Маркус опять озарился широкой улыбкой, как будто с ходу сорвал банк и заявил в зал:

– Ну, вот нашёлся всё – таки храбрец, который вышел первым, – и тут же опять обратился к Готфриду: Скажите, вы всегда стараетесь быть первым?