Через два месяца был утвержден проект первой электростанция ГЭС. На стройку направили всех мужчин города, в надежде на появление источника электричества. Позже планировалось построить производство для изготовления проводов и осветительных элементов. Народ воодушевился, воспрял духом, появилась хоть надежда на улучшение комфорта, к которому все так привыкли.

Кассиан все не появлялся. И каждый день ухаживая за тройняшками, я вспоминала его. Да и как забудешь, когда зелень глаз детей так напоминала отца.

Жизнь налаживалась. Дел у мужей было по горло. Ниан успевал все так же убирать и готовить. Лейн изучал библиотеку Кассиана, пытаясь найти что-то для себя полезное, а в свободное время помогал Ниану с заказами. Том разъезжал по городам, представляя проект электростанции. Однажды зашел Алекс с каким-то чемоданчиком, дети уже спали (малыши часто спят днем). Он отвел меня в свою комнату, положил его на кровать и сказал, что присмотрит за детьми пару дней.

— Почему пару дней? — он не улыбнулся, что с ним бывало очень редко. Погладил меня по голове и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Я открыла ларец. На внутренней стороне крышки был рисунок звезд, очень похожий на рисунок колыбели, что мы с Костей тогда видели в избе. Сердце заныло.

«Моей любимой» — гласила надпись на плотном конверте. Под конвертом лежали дневники. В плотных обложках, на плотной бумаге, они все были исписаны знакомым до боли почерком, но я вернулась к письму.

«Эмилия, я хотел бы так много тебе сказать, но слова не смогут описать и десятой доли разрывающих мою грудь чувств. Я люблю тебя и сейчас, ты была смыслом моей жизни. Я знаю о чем говорю, потому что большую ее часть я собственноручно спустил с высокой горы прямо в канализацию. Прости, но я не смогу к тебе вернуться. К тому моменту, как ты будешь читать это письмо меня не будет на этом свете. Я не смог сказать этого раньше, отчасти потому, что это было опасно для наших детей (надеюсь теперь ты в этом не сомневаешься!), отчасти, потому что боялся — не смогу покинуть тебя, если будешь умолять остаться. Но мир заслуживает спасения, Эмилия, и я подарил ему это спасение, проведя ритуал с тобой. Да, это была та ночь на горе, когда мы так неожиданно встретились. Но, как и любой ритуал, он требует жертвы. Я как последний джинн стал жертвой для перерождения магии мира. Сейчас ты подумаешь, почему не ты? Потому что ты — лишь потенциальный джинн, с которым я могу передать свои гены будущим поколениям. Звучит немного цинично, но, поверь, мне совсем так не кажется. Я бы все отдал, чтобы иметь шанс наплевать на все и всегда обнимать тебя, но не судьба… Ты должна передать моим детям эти дневники, они передадут своим. И так будет длиться еще многие поколения. Когда восстанет магия, и появятся новые джинны (ими будут некоторые из наших многочисленных потомков) они должны иметь какое-то представление о той магии, что существовала раньше. Хотя потом, скорее всего, она и будет другой, но при должном усердии легко провести аналогии.

Теперь о нас и нашей семье. Магия убрала все привязки и проклятия, болезни. Так что дети и взрослые пока болеть не будут. Не существует больше проклятия деторождения, опутывающего когда-то почти весь мир. И ваших привязок тоже нет. Мужья могут остаться с тобой по своей воле, но, если нет — они тебя поддержат все равно. Хотя я подбирал тебе хороших мужей! Должен признаться много событий подстраивал я, но об этом не жалею. И ты не жалей. Когда на ритуале в храме ты сняла кольцо и надела на меня, я понял, что пропал навсегда. Я отдал жизнь за мир и за тебя. Никогда не забывай цены, которую мы все заплатили за шанс быть счастливыми и здоровыми. Я люблю тебя. Прости меня, если только сможешь…

Твой навеки и во всех будущих жизнях, Кассиан.»