Из всех возможных вариантов пробуждения, теоретически доступных Павлу, судьба по непонятной причине выбрала именно этот: на холодном полу, прямо под кондиционером, из-за боли в шее, потому что уснул в неудобной позе и без подушки. Павел, может, и хотел бы вернуться в спасительную тёплую темноту, но уже не мог. Он нехотя поднялся, ощутив, как с груди соскользнуло что-то, услышал, как покатилось по полу. Открыл глаза и осознал, что это место ему совершенно незнакомо.

В помещении царил полумрак, разгоняемый чуть розоватым, похожим на фитолампу светом. Больше всего это походило на приёмную в каком-нибудь огромном офисном здании. Синие диваны вдоль выкрашенных в белый стен, стеклянные журнальные столики перед ними и пальмы в горшках по бокам, мраморный пол – всё укладывалось в это впечатление. Павел обернулся и увидел огромную неоновую вывеску над ресепшн «Дизайн эмоций» – от неё и шёл свет.

Павел потёр глаза и осмотрел себя. Внутри всколыхнулась тревога: на нём была незнакомый комбинезон тёмно-синего цвета, похожий на спецовку, к переднему карману был прицеплен бейджик. Почему-то казалось, что это не его форма, но как Павел ни пытался, он не мог вспомнить, в чём ходил на работу, и в чём эта самая работа заключалась. Тревога захлестнула мощнее. Павел взялся за бейджик, рассмотрел до мельчайших деталей открытое округлое лицо, коротко стриженные тёмные волосы, высокие скулы – всё совершенно незнакомое. Как и имя: Стрелецкий Павел Константинович. Как и должность: главный инженер системы безопасности.

Тревога уже начала затапливать, и Павлу стоило огромных сил не поддаваться ей. Он глубоко вдохнул, выдохнул, повторил несколько раз. Попытался осмыслить происходящее. Он не помнил, кто он, где он, как здесь оказался, помнил только имя. Нужно было больше информации, чтобы делать какие-то выводы, хоть какие-то подсказки, и он принялся осматриваться внимательнее.

Первой на глаза попалась бумажка, которая, похоже, и соскользнула с него, когда он поднимался, рядом с ней валялся чёрный маркер. Павел развернул её, вчитался. «В сумке бомба, взорви там всё нахер», – гласила надпись, и он был готов поклясться, что почерк был его собственный.

Тревога сменилась паникой. Павел подскочил на месте, попятился на несколько шагов, пока руки не коснулись чего-то мягкого. Он осторожно ощупал это, понял, что это сумка – видимо, та самая, с бомбой. Это был финал. Павел вскочил, понёсся к огромным стеклянным дверям в конце и принялся в них барабанить. Над ними находился фотоэлемент, слева – выключенное устройство для чтения пропусков, никаких замков не было видно, но двери не открывались. Павел хлопал по ним ладонью, колотил кулаком, но толку не было. Оставался вариант – можно было взять где-нибудь на ресепшене стул или ещё что-то, попытаться разбить стекло.

Павел отступил от двери, но вдруг увидел своё отражение и остановился. Его лицо было один в один с фотографией на бейдже, и теперь он понимал, что этот же бейдж был пропуском. А если он был инженером системы безопасности, так ещё и главным…

– Я сам себе заблокировал двери, чтобы довести дело до конца и не сбежать, – прошептал Павел.

Он опёрся ладонями на стеклянные двери. Обрывочные мысли и догадки сменяли друг друга, не позволяя сложить целую картинку. Нужно было ещё больше информации, и наверняка что-то ещё было в сумке, но чёрт его знает! Вдруг взрывное устройство сделано так, что как только он откроет замок, сразу прогремит взрыв?

Громкий звонок телефона разрезал тишину, и Павел вздрогнул. Оглянулся, увидел небольшой чёрный смартфон в стороне. Ну нет, решил он. В записке было сказано «взорви всё ТАМ», а значит, нужно было как минимум добраться туда. Вряд ли Павел сделал бы всё для того, чтобы помешать самому себе, скорее наоборот.

Телефон не замолкал, но Павел решил сначала получше разобраться в том, что происходит, и потом перезвонить. Хотя да, более важной причиной было то, что он мог броситься просить о помощи у звонившего, а этого не хотелось бы. Павел опустился на корточки перед сумкой, открыл боковой карман и растерялся: там были таблетки. Блистер с огромными красными пилюлями, в котором не хватало одной, и банка с надписью «Кураж». И на том, и на другом был логотип «Дизайна эмоций», в точности повторявший неоновую инсталляцию на стене.

Телефон наконец заткнулся. Павел открыл баночку, надеясь найти там инструкцию. Её не было, но нашлась очередная записка, на этот раз почерк был другой. «Новая глушилка работает за сутки, – сообщала она. – Не используй с ней старые коктейли, результат непредсказуем».

Ну да, конечно, всё сразу стало понятно. Павел отбросил баночку в сторону, схватился за голову и застонал. Боль била по вискам, накрывала и отступала, пульсируя в одной ей известном древнем ритме. К горлу подкатила тошнота. Павел сжался в комок, лёг на пол и попытался отстраниться от неприятных ощущений, но они не собирались отстраняться от него. Сколько времени он так провёл, было непонятно, но из полузабытья его вывел новый звонок телефона.

Стало неожиданно легче. Павел открыл глаза. В поле зрения попалась та записка, которую он нашёл первой; она лежала на полу, перевёрнутая, и с этой стороны к ней было что-то прицеплено скотчем. Павел сел, помассировал пальцами виски, прогоняя остатки головной боли, подполз к листку и поднёс его к глазам. Это была пластинка для смарт-часов – карта памяти, позволяющая воспроизвести короткое видео в виде голограммы, абсолютно бесполезная штуковина, маркетинговый ход, хорошо продаваемый на волне популярности сторис и коротких видео…

Телефон смолк. Головная боль вернулась, пусть и не такая сильная. Проклятая карточка навязчиво крутилась в мыслях, и Павел, как одержимый, отклеил её от записки и вставил в часы. Те моментально её распознали, предложили воспроизведение, и Павел ткнул «да».

– Прости, что довёл тебя до такого, – послышался его собственный голос, искажённый некачественным динамиком часов. Вместо видео над экраном мелькали синие искорки – видимо, съёмка велась в темноте. – Я понял, что не смогу справиться, и принял коктейль. Надеюсь, ты доведёшь дело до конца.

Боль стала всеобъемлющей, и Павел заорал, не в силах терпеть. Он рухнул на пол, схватился за макушку, сжался. Воспоминания взорвались внутри фейерверком, и за каждой новой картинкой следовал удар боли, будто кто-то колотил тупым топором по черепу.

… Его девушку звали Лида, и это она обожала эти идиотские карточки. Её любимым делом было заснять с утра какое-нибудь тупое видео, залить на карточку и оставить её прикреплённой к зеркалу в коридоре. Умом Павел понимал, что это вроде бы романтично и мило, но по непонятной причине ненавидел эту дурь всей душой, хотя делал вид, что всё отлично.

«Это было очень мило, – неизменно говорил он, когда они встречались вечером после работы. – Мне понравилось».

Но на самом деле он каждый раз брал эти карточки, ломал пополам и выбрасывал в мусорку. Они были одноразовыми, и именно это раздражало больше всего. Бесполезная ерунда, тратящая зря природные ресурсы; если такую дрянь покупают и продают, значит, все они живут слишком хорошо.

Если бы Павел смотрел эти видео, он бы заметил, как изменялось их настроение. Сначала на них были воздушные поцелуйчики и пожелания доброго утра, потом просто кривляния на камеру. Потом однажды Лида расплакалась и сказала, что не чувствует между ними той прежней страсти, какая связывала их в самом начале. Вечером после того, как он должен был посмотреть это видео, он привычно сказал, что это было очень мило. А потом узнал, что на самом деле Лида уже собрала и перевезла свои вещи к подруге, но если бы Павел дал ей понять, что смотрел видео и сделал выводы, она бы осталась.

Он узнал об этом позже. Когда он уже плотно сидел на суррогатах – таблетках, блокирующих чувства и активирующих их по запросу. В официальном маркетинге это называлось тем самым красивым словосочетанием «Дизайн эмоций», но те, кто имел к ним доступ (и уж тем более разрабатывал), давно называли их проще.