Вернулся в Кабул – здесь снег вокруг: под ногами и в горах…».

29 января 1984 года. Кабул. 20-й день в ДРА.

«Здравствуйте, дорогие мои!

Наконец, вчера получил от вас первое письмо.

…Как я живу? Как может жить мужчина в моем возрасте, за сорок лет, уже привыкший к домашнему комфорту и к «домашнему безделью», если он попадает в обстановку далекой молодости, когда в одной комнате живут шесть человек. Один врубил телик на полную громкость, второй открыл окна на улицу – и холодный воздух на тебя. Белье надо замачивать, стирать и гладить самому, и десятки ранее не замечаемых мелочей. Вероятно, привыкну к этому, но пока еще нет. Питание консервированными продуктами: «икра заморская», «красная рыба», печенье с затхлым запахом. Изжога преследует.

По прилету, сразу на аэродроме, 10 января бросил курить. По утрам ежедневно делаю два круга рысцой возле модулей. Воздух здесь разреженный, чуть поднимаешься в небольшую горку или пытаться бежать, хотя бы потихоньку, – колотится сердце и сильная одышка. День на работе, если не в командировке, вечером до отбоя телевизор.

Пойти некуда, вокруг война, хотя и «необъявленная», как пишет газета «Правда».

Осветительные ракеты вокруг на постах боевого охранения, иногда пулеметные очереди, ответные танковые выстрелы. Утром всё сначала. Часто, почти ежедневно бываю в городе. Море впечатлений, о которых можно писать бесконечно. Например, вдоль дороги, метрах в 10 от нее, сидит, не сняв штанов мужчина, отвернувшись и стыдливо опустив голову – писиет!!! Потом к подобным картинкам привыкаешь. Они, оказывается, обычны. И вдруг снова необычная сценка: на берегу арыка вдоль дороги стоят в живописных одеждах мальчишки лет по 5-6, в одну шеренгу и повернувшись лицом к дороге, писиют стоя (!!). Необычно? Еще как!

Свободное время? В субботу после обеда банный день (стирка, уборка и т.д.). В воскресенье после обеда, иногда, если нет срочной работы, можно отдыхать, но это не поощряется.

В командировках всё вертится колесом от подъема и до отбоя и даже после. Опасности реальные, а не мнимые, частые, и к ним стараешься привыкнуть, но ничего из этого не получается. Просто берешь себя за горло и помнишь, что ты все-таки мужчина и должен поступать, как требуют долг и совесть…

Пишите мне сразу, и хоть понемногу, но все. И Саня, и Игореша – тоже о своих делах.

Кстати, нет дома ни одного дела, которым в совершенстве не может овладеть мужчина. Поэтому все обязанности распределите поровну и чередуйтесь их выполнять.

Жду писем. Передавайте привет всем родным и знакомым. Крепко обнимаю и целую. Ваш…».

1 февраля 1984 года. Кабул. 23-й день в ДРА.

«Здравствуйте, дорогие мои!

Ночью шел снег, выпало сантиметров 10. Утром, во время зарядки, обязательных двух кругов по дороге трусцой, смотреть вокруг невозможно. Яркое, как в апреле в Воркуте, солнце, и вокруг горы как будто стали выше и ближе. Видимо, это последний снег, как говорят старожилы. Через несколько дней улечу в Шиндант, где один раз уже был. Там снега нет – зеленые поля и тепло. Субтропики. Поэтому письма буду писать оттуда, а ваши будут накапливаться (я надеюсь!) на моей прикроватной тумбочке. Кроме единственного письма от вас, полученного 28 января, то есть через 16 дней после отправки моего, писем ни от кого больше не получал. Сегодня 23-й день, как я здесь. Удивляюсь, как быстро они пролетели. Здесь все считают свое пребывание на месяцы: например, «мне уже пошел 9-й месяц!» и т.д.

Почему мне Саша не пишет писем? Занимается ли он фотоделом? А Игорешины рисунки пусть он комментирует, и кто-нибудь из вас пусть опишет, что именно он нарисовал. Или сам Игорек пусть напишет. Как у вас погода? Как проводите выходные дни? Пусть ребята помогают в уборке по субботам без напоминаний. Как поживают «Хосе» и «Кармен» (наши друзья Владимир и Татьяна Сушковы – прим. авт.)? Привет им большой. Хватает ли вам денег? Я еще не получил ни копейки – здесь получка 2 числа каждого месяца, а я приехал 10 января. Поэтому первая получка завтра. Пишите сразу, хоть понемногу. Описывайте свой обычный день, свои дела.

Целую вас крепко. Ваш…

P.S. Посылаю в Сашину коллекцию 2 копейки чека «Внешпосылторга» в этом письме. Напишите, если дойдет».

3 февраля 1984 года. Кабул. 25-й день в ДРА.

«Здравствуйте, дорогие мои!

Получил сегодня письмо от 30 января, 3-е по счету. Вчера получил Сашино с фотокарточками. Так что у меня два дня подряд праздник. Очень доволен тем, что Саша фотографирует и печатает…

Сегодня готовлюсь, а завтра, вероятно, дней на 15-20 улетаю в Шиндант, так что письма ваши меня будут ждать непрочитанными. А я оттуда буду Вам писать.

…У меня все нормально. Работа разнообразная. Одна смешная деталь. При разговоре через переводчика я был раздражен тем, что на мой предельно короткий вопрос тот, кому он передает мои слова, о чем-то долго (подозрительно долго!) говорит, и только потом слышу ответ. Например: «Пусть назовет, кем работает?». Ответ: «Водителем машины». Оказывается, одно русское слово переводится на афганский язык примерно 10-ю словами. Тот же пример, но на афганском: «Человек, который сидит напротив тебя, спрашивает, кем ты работаешь?». Ответ: «Я работаю на машине, у которой четыре колеса, два передних и два задних, а также мотор, руль и кабина. Я на ней езжу по дорогам, у меня есть документы…» и т.д. Это какой-то ужас, насколько них многословный язык. Я сам убедился в этом, открыв русско-афганский разговорник…

Целую вас и обнимаю крепко. Живите дружно. Ваш…».

Не рискуй чужими жизнями

Огромное афганское солнце медленно приближалось к пологим вершинам далеких гор, выбирая подходящее место, чтобы улечься на ночлег. По пустынной бетонной дороге, плавно покачиваясь на ходу, мчался в сторону Кушки наш советский БТР. По бокам дороги тянулось нескончаемое море крупных красных маков. Встречный ветер упруго хватал за щеки. Я торопился в Турагунди на следственные действия. В моем производстве было уголовное дело по ст. 83 УК РСФСР (незаконный переход государственной границы). Попутно, в рамках этого дела, предстояло выяснить факты хищения топлива с базы ГСМ.

Солнце нашло наконец удобную седловину для ночлега и стало медленно таять, уходя в темноту за горизонт. Впереди показался брошенный жителями кишлак, где наши колонны автомашин не раз попадали в засады. Наводчик быстро вращал рукоятками башенного пулемета, через прицел внимательно осматривал окрестности. «Закрой реснички!» – приказал я, и водитель послушно прикрыл передние стекла броневыми заслонками – «ресничками».

Этот кусок дороги ежедневно с 9.00 до 15.00 охранялся советскими боевыми патрульными машинами, которые в это время дежурили в наиболее уязвимых местах, а затем к вечеру возвращались на ночлег в разбросанные по всей дороге сторожевые заставы. Я взглянул на часы. Было 16 часов 50 минут, уже начинало быстро темнеть, а охраняемое время давно закончилось.

Наш бронетранспортер еще два часа назад должен был остановиться на ночевку на шестой, последней перед Турагунди сторожевой заставе. Пока выгружали там с БТРа попутный груз, подошел начальник заставы, знакомый майор, и сообщил, что боевое охранение впереди уже сворачивается и возвращается на заставу. Предложил не рисковать и остаться у него ночевать. Рассказал, что вчера вечером «духи» обстреляли и подбили советский БТР, на котором наш военный советник-«мушавер» с женой торопился в отпуск в Союз. Советника тяжело ранили, а его жену убили. Видимо, «духи» заранее знали об этом маршруте и времени поездки – разведка у них действует хорошо – и подготовились. Место для засады выбрали на крутом повороте при подъеме на плато. Я вспомнил это место. Там ровное, круглое плато высоко в горах шириной тридцать километров, полностью до горизонта заполненное цветущими в это время красными маками. Красота необыкновенная! Я попросил майора, чтобы он задержал боевое охранение, пока мой «броник» не проследует это место. Он согласился и отдал соответствующую команду.