Когда Астээль вышел, проследив за тем, чтобы все было съедено как надо, пациент чутко прислушался всеми неприлично обострившимися после ритуала чувствами, осторожно встал с постели и подошел к окну, стараясь сделать это незаметно. Не в первый раз, надо сказать, подошел. Такие прогулки уже стоили ему пары обмороков — к счастью, закончившихся быстрее, чем его обнаружили, но это не стало причиной от них отказываться.

Да, разумеется, с магами не спорят. Он и не собирался — поступал, как считал нужным без всяких споров. Вид из этого окна заслуживал любого риска. Но влекли его туда вовсе не пейзажи, а возможность следить за тренировками бойцов стального клана. Лучших бойцов на островах. Практически непобедимых. И именно из-за страха перед этим почти полностью уничтоженных. «Если бы не предательство морских, сначала договорившихся с ними о союзе против солнечных, а потом ударивших в спину… И как ударивших — с помощью магии тех же самых солнечных. Если бы не эта подлая ловушка… Эх!»

Он сам теперь видел, что рассказы об их невозможном мастерстве не преувеличены ни на волос. Зрелище просто завораживало. Игра солнца на клинках, звон стали, хриплые выкрики под неожиданные и, казалось, неотвратимые выпады, которые тем не менее отбивались — именно эта музыка и приманила его к окну впервые. И именно она не отпускала его и сейчас.

Дверь за спиной открылась резко и неожиданно, парень даже обратно к кровати отпрыгнуть не успел. Собственно, засмотревшись, он не успел вообще ничего — лишь затравленно обернуться. Так и застыл словно кролик, вжавшись худенькой спиной в подоконник и хлопая светлыми ресницами.

— Вессаэль из клана воздуха, знаешь ли ты, что сейчас нарушил наши обычаи? — сухой, глуховатый голос вывел его из прострации, разом вернув способность соображать и двигаться. И принимать решения заодно уж.

— Знаю, — мальчишка сам, сложив пальцы в жест приветствия, шагнул навстречу незнакомому еще высокому дану, затянувшему длинные светлые пряди в непривычную прическу, одновременно похожую и непохожую на те низкие хвосты, что обычно носили мужчины. — И готов за это ответить. Но только после того, как лаэд Тавель выслушает меня. Ты ведь Тавель, глава клана?

«Странно, никогда бы не подумал, что несчастья могут одновременно принести и благо. Потому как чем, кроме блага могла оказаться полная потеря страха?» — Сейчас он вдруг понял, что совершенно не боится. Ничего. Ни этого грозного и решительно настроенного стального; ни того, что его только что поймали как соглядатая; ни того, что он действительно нарушил обычаи приютивших его данааэ, потому что никто из чужаков не имеет права видеть как они становятся воинами. Никто не должен был знать их секретов. И те, чьи мозги были достаточно жидкими, чтобы эти запреты нарушить, жили ровно столько, сколько понадобится для вынесения им приговора. А это здесь быстро. По крайней мере, так ему рассказывали.

Но страх все равно не пришел. Мальчишка не боялся даже того, что собирался сейчас сказать, хотя это и было жутким кощунством. Правильно, чего бояться тому, кто и так уже потерял практически все? Потерял семью, дом и даже собственное уважение, потому что позволил себе сбежать. Все, кроме права отомстить. И то, о чем он сейчас попросит, станет первым шагом на пути к этой мести… или последним, что он сделает в этой жизни. Уж как получится.

— Да, сын Далйетта, я именно Тавель. И что же ты можешь мне сказать?

— Не сказать, нет. Я хочу просить друга моего отца. Будет ли мне это позволено?

— Просить? — показалось, или брезгливая улыбка действительно скользнула по лицу дана?

— Просить, да, — Вессаэль знал, что уже не остановится. Не сможет. И не захочет. — Но не пощады, как, возможно, думает лаэд. Я прошу большего — знаний вашего клана. Потому что хочу стать воином. Потому что должен им стать…

— Подожди, — стальной резким жестом остановил этот поток. — Ответь только на один вопрос — зачем?

— На мне рива аэсси. — Мальчишка решительно вскинул остриженную голову, всем видом показывая, что добавить тут нечего. Да так оно, собственно, и было — главное уже сказали.

— Клятва клану… — задумчиво протянул Тавель. — Ну да, конечно…

Пауза затягивалась, и Вессаэль поймал себя на том, что ему зябко под пристальным, изучающим взглядом слишком светлых глаз. Он непроизвольно дернулся, чтобы продолжить говорить хоть что-нибудь, и все-таки найти слова, способные убедить этого дана, заставить его понять… Но был остановлен все тем же резким жестом:

— Сколько тебе лет? — вопрос оказался неожиданным.

— Пятнадцать… Почти пятнадцать.

— И сейчас ты не боишься, — озвучил очевидное тот, — Почему?

— Мне нечего бояться, — Вессаэль ответил не задумываясь, несмотря на полную непредсказуемость подобного любопытства. — И больше уже не за кого. У меня ничего не осталось.

— Да? — удивился его собеседник, — а что же ты тогда можешь предложить нам за обучение?

— Н-не знаю, — растерялся он, — но готов поклясться — свершив задуманное, вернусь сюда и без возражений приму любую участь, что вы мне назначите.

— Участь? Да еще и любую? Ну-ну… — вот теперь ему точно не показалось, улыбка промелькнула-таки по тонким губам стального, сбивая с толку.

— Хорошо, — неожиданно прервал снова провисшее молчание Тавель. — Ты сможешь пройти обучение. До самого конца. И я даже не буду настаивать на смене клана, потому что в отличие от тебя понимаю, кем Вессаэлю из воздушных предстоит стать. Потом. Пусть сейчас тебе и не хочется об этом помнить.

— Лаэд, — мальчишка не знал, что ближе к его глазам — смех или слезы, — я готов исполнить обещание и отдать вам свою жизнь…

— Перестань, — его порыв оборвали резко и жестко, — ни мне, ни стальному клану не нужна жизнь сына Далйетта. Считай это моим… нашим вкладом в твою риву.

— Спасибо, лаэд. — Каким-то седьмым или даже двадцать седьмым чувством он понял, что уместнее всего сейчас будет сдержанность. Вернее, не так. Сдержанность вообще казалась наиболее уместной при общении со стальными. И ему пора к ней привыкать, если он собирается стать одним из них. А он собирается!

— Не благодари. Только понимает ли лаэд, что он теперь глава своего клана? Понимает ли, что он теперь единственный из оставшихся у нас сьерринов?

«Да, понимает. Но разве изменится хоть что-нибудь от этого? Все равно он останется здесь и выучится всему. И тогда убийцы, сколько бы их ни было, не уйдут от ответа. И тот предатель, что открыл им двери, тоже от него не уйдет. Он найдет и достанет их всех — одного за другим. Или всех сразу. Это не важно. И боги должны быть на его стороне — он ведь прав! А значит, так и будет. Будет! Он это точно знает. И неважно, сколько времени для этого понадобиться — неделя, месяц или пара тысячелетий».

— Что ж, значит, так тому и быть. — Дверь открылась и закрылась столь же стремительно, как в первый раз, даже не успев привычно мявкнуть.

И Вессаэль снова остался наедине с собой и яростной надеждой, от которой впивались в ладони ногти в судорожно сжатых кулаках. Надеждой на то, что услышанные сейчас слова, прозвучавшие как пророчество, пророческими и станут. Ведь по-другому быть просто не может!

Ф-фух! Я вскочила с жесткой кровати, размазывая по щекам слезы и с трудом соображая на каком свете нахожусь. Это что сейчас было? Всего лишь сон? Или очередной глюк? Судя по тому, что меня до сих пор трясло — скорее уж второе.

Пытаясь успокоиться, подошла к открытому с вечера окну и вздрогнула — в предрассветном сумраке внутренний двор, куда оно выходило, выглядел точно, как в приснившемся видении. Даже ракурс абсолютно тот же. Ммать! Успокоилась, называется. Я с треском захлопнула створки и вернулась в постель. Ладно, будем надеяться, что это меня от смены обстановки так пробрало, а не от того, что крыша съехала окончательно. И будем, опять же, надеяться, что дальше я все-таки буду здесь спать нормально.

Кстати, не зря надеялась.

Первые дни в школе стальных вообще показались сплошным восторгом и удовольствием, еще бы — целая куча нового и интересного. Но потом, и довольно быстро, я поняла, что это самое «новое и интересное» почему-то все меньше и меньше занимают меня, а вот непонятная злость в собственной душе, появившаяся словно ниоткуда, становится все сильнее и сильнее.