Но от заказывания кольчуги отвертеться не удалось — хисстэ не стал слушать никаких возражений. С меня тщательно, словно у хорошего портного, сняли мерки, чего-то там обговорили насчет плетения, сплава и отделки, и пообещали не позже чем через пару месяцев сделать обладателем этого средневекового атрибута. Что ж, значит, судьба. Говорят, от нее не уйдешь.

В утешение мне заказали такой же, как у Тавеля комплект метательных ножей, к которым я питала неизъяснимую симпатию, с перевязью под них. И под запасные болты, заодно уж. Причем последний заказ взял мастер из ювелиров, а не оружейник — здесь так было принято. Ножны, рукояти, приклады — все, требующее декорирования и украшательства, оружейники не делали, втихомолку считая недостойным себя баловством.

Ювелир оказался здесь не случайно — пришел поправить ножны тавелевых иссол. Умельцем он был не из последних, наоборот, из самых первых, и носил официальное звание мастера мастеров — это приблизительно соответствовало титулу главы клана у данов. Тавель всегда выбирал для себя лучшее, положение позволяло. Звали его Балайет дас Троквист, что навело меня на определенные мысли. Задав парочку наводящих вопросов, выяснила, что не ошиблась, совпадение имен оказалось неслучайным. Наш габаритный провожатый Шикон дас Балайет, которого я про себя уже иначе как «Два Кулака» не обозначала, оказался его сыном, что и подтверждала приставка «дас» в имени. То есть вторая его часть была чем-то вроде нашего отчества, и в привычном общении опускалась.

Снимая мерки под перевязь, ювелир постоянно возвращался взглядом к клинку у меня на поясе, а когда понял, что я его интерес заметила, не выдержал:

— Откуда это у тебя? — он даже не пытался скрыть недоумение.

— Издалека, — ответила я вежливо, хотя на языке крутилось совсем другое. В рифму.

— Но как такая вещь вообще могла попасть к дану?

— Я не дан, — его тон мне не сильно нравился, — я человек.

Не рассказывать же ему было о наших похождениях в том мире? С какой стати? Хватит с него и этого, тем более что обзываться тот еще не закончил:

— Человек? Из диких, что ль? Ох, извини, — прервал он сам себя, — не хотел обидеть. А можно посмотреть его поближе?

Обижаться почему-то действительно расхотелось, такая непосредственность скорее уж веселила. И в целях укрепления гномо-данских отношений я отстегнула и передала ему лаири, позволив разглядывать во всех подробностях. Да и дел у меня особо не было. Ахи и вздохи у бросивших по этому случаю работу гномов получались настолько непосредственными, что после общения со сдержанными данами, казались мне почти театральными и трогательно смешными.

Так я и развлекалась про себя, пока не перехватила пристальный и оценивающий взгляд Балайета. И разглядывал он, между прочим, вовсе не клинок, а меня.

«К чему бы это? — Я просто задницей, или там даром чуяла, что оно неспроста. Словно судьба положила мне руку на затылок, заставив волосы встать дыбом. — К очередной порции приключений? То бишь неприятностей?»

Мастер, увидев, что я расшифровала его интерес, отвел взгляд и, как ни в чем не бывало, заохал вместе с остальными над мечом. Ну не устраивать же было разборки по типу «и чего ты на меня так пялишься?». Смешно. Лучше уж полюбопытствовать, что такого необычного они нашли в этом ножике.

Выяснилось — необычного там действительно много. Прежде всего работа оказалась гномья и для гномов, очень старая, древняя даже. Секреты, утраченные чуть ли не до того, как даны вывезли этот народ на острова. Руны, украшавшие ножны, тоже читать разучились, давным-давно перейдя на данаари. И старая магия в нем была гномья, что оказалось для меня полнейшим откровением. Ведь считалось — они вообще не колдуют.

Подошедший Тавель в ответ на мой удивленный вопрос подтвердил, что да, очень давно, и очень редко, но у гномов рождались некие своеобразные… ээ… шаманы, наверное. С весьма своеобразными способностями. Если данааэ работали только с энергиями, то эти их шаманы, наоборот — только с материей. И чем тяжелее, тем лучше. Идеально — камень и металл.

Впрочем, долго удивляться хисстэ мне не дал. Попеняв за то, что я отдала оружие в чужие, любопытные руки, он быстро разогнал собрание и повесил лаири обратно мне на пояс:

— Свой клинок, как и свою жизнь, можно доверить только другу или мастеру, — изрек он крайне торжественно, под понимающими, надо сказать, взглядами остальных.

Я прониклась красотой фразы и пообещала больше так не делать. Вокруг разочарованно повздыхали, но смирились, и об инциденте можно было забыть, если б не еще один пронзительный взгляд ювелира в мою сторону. Н-да… любопытно. Оч-чень он меня заинтересовал. Поэтому когда мастер как бы невзначай предложил показать мне и свой цех, я согласилась не раздумывая. Да и мастерскую ювелиров посмотреть действительно хотелось — всегда питала слабость к украшениям.

Тавель против экскурсии тоже не возражал, опять с головой уйдя в обсуждение заточек и абразивов с оружейниками, и мы пошли, все четверо. То бишь я, мастер и два приставленных к нам гномаэ, один из которых был его сыном. Как меня заверили — совсем недалеко.

Глава 3

Цеха и правда располагались по соседству, разделенные лишь недлинной галереей, старой на вид и удивительно мрачной в тусклом блеске едва тлеющих светильников. Освещение, как и везде в здешних пещерах, было устроено из привычных уже данских шариков, но в каком плачевном виде! Это сколько ж времени их не подпитывали, что они дошли до такого состояния? Неужели так трудно… «Н-да, — оборвала я сама себя, — гномаэ действительно трудно, а даны здесь гости нечастые и вряд ли утруждаются поправкой пещерного освещения».

Чисто механически, проходя мимо, я подпитала гроздья почти угасших светильников, которые тут же разгорелись ярко и празднично, неузнаваемо преобразив этот высоченный коридор. Балайет одобрительно цокнул языком, удивленный тем, что хоть кому-то из ушастых было до этого дело.

Но мне уже было не до его удивления. Я глаз не могла оторвать от выпуклого барельефа, почти скульптуры, только теперь, в ярком свете, проступившей на старой каменной стене. Потрясающе! И дело не в тонкости работы, а напротив, в лаконичности каждой линии, каждого штриха, и в том мощнейшем впечатлении, которое она производила, похоже, именно благодаря этому. Странная, почти схематичная женская фигура, лишь наполовину вышедшая из стены и словно протягивающая к нам руки прямо из камня — вот и все, что там было. Жест то ли мольбы, то ли благословения. Но помимо воли меня потянуло к ней словно на веревке. И я пошла, не задумываясь над тем, что и зачем сейчас делаю, и не обращая внимания на протестующие крики гномаэ за спиной. Впрочем, мастер быстро пресек их одним могучим рыком «Молчать!»

И только подойдя вплотную к фигуре, коснувшись холодных ладоней каменной женщины, поняла, наконец, зачем я здесь, и что привело, вернее, притянуло меня сюда.

Лаири! Гномий меч.

Что ж… вот, похоже, и цель, с которой тот «дожидался» меня еще там, в сиде чужого мира. Вот он — конец нашего с ним пути. Я с самого начала чувствовала, что мы с ним только попутчики, и ничего больше. А получить его должны были именно эти протянутые из стены руки — связь между ними была несомненной и нерушимой. Что там говорил Тавель? Руки друга и руки мастера? А как насчет рук бога?

И я решилась. Глупо было сказав «а», не сказать уж и «б». Под зачарованными взглядами притихших гномаэ, набившихся в этот коридор уже немерянно, в полной, кстати, тишине, я медленно и аккуратно отстегнула лаири с перевязи и вложила в протянутые каменные ладони. Рукоятью с камнем в левую, ножнами с рунами в правую. Знала, что нужно было именно так.

Пару секунд ничего не происходило, слышалось только тяжелое дыхание за спиной, да торопливые шаги все еще протискивающихся в галерею мастеров, а затем… Нет, я просто не могла поверить своим глазам, хотя и ожидала чего-то подобного, не зря же не в силах была отвести взгляда от этих рук. Они ожили! Статуя зашевелилась. И это притом, что магии я совершенно не чувствовала. Вернее, не чувствовала привычной уже магии данов, но что-то другое здесь, похоже, все-таки было.