— Правильно. Она ни в чём не уверена. Она просто делает предположения. КЛОТТА знала только одного жёлтого в прошлом. Девушка, которая оказалась хорошей певицей и танцовщицей. Теперь она думает, что все жёлтые будут замечательными артистами. То же самое и с розовыми. Розовые не раздражают людей, просто они раздражают КЛОТТУ.

— Кажется, она тебе не очень нравится.

— Ты даже себе не представляешь.

Пауки-кальмары сочатся по задней части бедра Дерева.

— Ты не зашит, — говорит Лебедь.

Она отводит его в соседний дом призраков, находит в ванной несколько иголок и ниток. Туалет ещё цел. Он по форме напоминает нечто среднее между земным унитазом и унитазом-ведром Небес.

Лебедь прислоняет Дерево к стене и сшивает стенки его задницы вместе, стирая пауков-кальмаров со своего пути.

— Почему из меня выходят жуки? — спрашивает Дерево.

— Здесь круговорот жизни, — говорит она. — Когда ты ешь, твоя пища перерабатывается в новую жизнь. Она может поступать в виде приготовленного мяса, но на выходе получается колония насекомых.

— Такого раньше не было.

— Сначала обычно этого не происходит, но как только твоя пищеварительная система разовьётся, ты будешь выделять все виды живых существ. К этому нужно привыкнуть.

— Как давно ты на Небесах?

— Не так уж и долго. Может быть, лет пять. Я до сих пор не привыкла. Здесь всё так же запутано, как и в первую неделю.

— Ты видишь какие-нибудь новые цвета? У тебя есть новые чувства?

— Если бы я осталась со своим наставником, я бы уже знала три новых цвета. Он учил меня сосредотачиваться, подключаться к новым чувствам, исследовать новые пределы зрения, вкуса и звука. Но я не очень хороший ученик, — Лебедь заканчивает шить и кусает нить. — Но я всё ещё ребёнок. Прямо как ты.

— В чём смысл? — спрашивает Лебедь.

Дерево, Лосось и Лебедь лежат на дороге и смотрят на другую сторону города. Здания похожи на уродливые облака.

— Смысл чего? — спрашивает Лосось.

— Продолжения, — говорит она. — Бог мёртв. Все Небесные города мертвы. Кажется, что мало людей когда-либо пересекают границу. И вот оно. После того, как мы умрём здесь, мы уйдём навсегда.

— Откуда ты знаешь, что мы умрём навсегда? — спрашивает Лосось.

— Наши души теперь во плоти. Как только наши души умрут, мы умрём.

— Кто это сказал? — Лосось скрещивает ноги. — КЛОТТА и Ровак верят в это. Кто сказал, что мы не отправимся в другую загробную жизнь после этой? И ещё одну после следующей?

Лебедь качает головой.

— Это возможно, — говорит Лосось. — Я не верил в Небеса и посмотри на меня сейчас.

Он поворачивается к жёлтому человеку.

— Как ты думаешь, Дерево?

Дерево хрипит.

— Я даже не знаю, верю ли я, что мы действительно на Небесах.

— Почему нет? — Лосось расставляет ноги.

— Я не знаю, какими должны быть Небеса. Я даже не знаю, каким я должен быть. Я вообще ни в чём не уверен.

— Ну, с таким же успехом можно просто верить в то, что делает тебя счастливым, — говорит Лосось. — Тогда, по крайней мере, ты счастлив, пока не будет доказано обратное.

Лосось качает головой из стороны в сторону, лёжа между Деревом и Лебедем с широкой улыбкой на лице.

Лебедь находит для Дерева старую ногу в одном из заброшенных домов.

— По крайней мере, ты сможешь ходить, — говорит она.

Нога больше похожа на металлического паука. Только челюстей нет. Лебедь щёлкает рычагом сбоку, и она оживает. Нога крутится в воздухе рядом с ними.

— Вот, — говорит она.

Шар паука раскрывается, обнажая сверкающую спираль кости, которая вонзается в нижнюю часть лодыжки Дерева. Боль похожа на бананы на гриле.

Она фиксируется на месте. Новая нога Дерева представляет собой набор крошечных металлических ножек насекомых.

— Попробуй, — говорит Лебедь.

Дерево делает шаг. Паук ловит его. Он не чувствует сопротивления земли, но его поддерживают ноги. Это неудобно и неустойчиво.

— Это работает, — говорит Дерево. — Я думаю.

Лебедь хлопает в ладоши и морщит губы.

Паучья лапка подбрасывает лодыжку Дерева вверх и вниз.

Дерево кладёт пять таблеток на бетонный стол, который Лосось сделал из стен другого дома. Огонь горит в углу комнаты и излучает ощущение ржавой сливы.

— Как мы должны разделить их? — спрашивает Лосось.

— Я ничего не хочу, — говорит Лебедь.

— Почему нет?

— Я им не доверяю, — говорит она. — Кроме того, я не хочу вспоминать никого, по кому буду скучать.

— Я должен попытаться, — говорит Дерево.

— Ты можешь взять три, — говорит Лосось жёлтому человеку. — Твоя память важнее для тебя.

Лосось берёт две таблетки и кладёт одну в рот.

Он почти мгновенно падает на пол и теряет сознание.

— Он умер? — спрашивает Дерево.

— Нет, — говорит Лебедь. — Спит.

Дерево улыбается девушке-рыбе с шипами и целует синюю таблетку, прежде чем съесть её. Он может лечь перед тем, как потерять сознание.

Дерево затягивается в прошлое. В его старую человеческую кожу. Он понимает различия. Теснота человеческой плоти. Гладкая бесцветная кожа. Зуд. Одежда. Волосы. Потливость. Яички. Всё возвращается к нему.

Память его в больнице. Он работает здесь. Он отличный хирург. Может быть, один из лучших в этой области. Он не знает этого на самом деле, но он это чувствует, он видит это по тому, как люди смотрят на него, когда он идёт по коридорам. Он кто-то важный. Он занимается спасением жизней. Они все восхищаются им.

Он эксперт со скальпелем.

Дерево, или кем бы он ни был раньше, входит в операционную с пухлыми медсёстрами и птичьего вида стариком, который тихо ждёт, когда его разрежут мастерские руки. Хирург Дерево получает право на это. Ему не нужно концентрироваться. Для него всё просто. Он надевает на руки резиновые перчатки и срывает тонкое лезвие с маленького металлического столика. И, как художник, он молниеносно проводит ножом по перекрещивающимся узорам. Раны открываются на пациенте ещё до того, как он его коснётся.

С помощью своих точных разрезов он может разобрать старика на мелкие кусочки, а затем снова собрать из него что-то лучшее. Его работа всегда чёткая. Его руки двигаются быстрее, чем могут видеть глаза, но Дереву хирургу не нужно смотреть на то, что он делает. Он просто смотрит прямо перед собой, поверх выпуклых плеч медсестёр. Проверка времени на часах и подсчёт плитки на потолке.

Когда механические конечности Дерева вызывают взрыв крови в воздух, образуя торнадо, от которого язык старика прижимается к задней части его широко открытого рта, медсёстры заливаются аплодисментами и кивают головами с величайшим уважением.

Дерево просыпается от того, что Лосось склоняется над ним, выдёргивая его из памяти.

— Что? Что? — Дерево кричит.

— Ты помнишь? — спрашивает Лосось.

Лосось морщит жёлтую кожу на груди Дерева.

— Я помню что? — Дерево шлёпает свои маленькие ручки и ищет Лебедя, но её нет в комнате.

— Нас, — говорит Лосось.

— Ты прервал мою память, — говорит Дерево. — Я наслаждался этим.

— Какое у тебя было воспоминание? Был ли я в нём?

— Нет. Я был на работе. В больнице. Я был знаменитым хирургом на Земле. Я думаю…

— Значит, ты не знаешь?

— Знаешь что?

— Мы были…

— Да?

— Влюблёнными, — шепчет Лосось. — Мы были женаты.

— Женаты? Ты был женщиной на Земле?

— Нет, мы геи. Ты меня любишь. Разве ты не помнишь?

— Я ничего не помню о том, чтобы я был геем.

— Но ты гей. Ты мой муж, — Лосось кладёт лицо на грудь Дерева.

Дерево толкает его и пятится.

— Мы родственные души, — говорит Лосось. — Вот почему мы прибыли на Небеса в одно и то же время. Нам суждено быть вместе навсегда.