— Нет… Стой так. Чтобы я мог разглядеть тебя…

Он коснулся костлявыми пальцами ее лица, приподнял к себе за подбородок. Бен опустил глаза, чтобы себя не выдать, до боли стиснул кулаки. Дышать получалось с трудом.

— Какое хорошенькое личико… Чистое и светлое. Какие прекрасные и ясные глаза!.. Однако…

Повисшая пауза, казалось, длилась вечность. И Бен вдруг отчетливо ощутил, как волна неконтролируемой, невыносимой ярости начинает неумолимо расти, клокотать в нем, набирать силу. Какая же мерзость, какое же унижение — быть во власти ходячего полутрупа, который может вот так, одним движением руки, одним словом заставлять замирать, не дышать, леденеть от ужаса, потому что сейчас…

— Однако что же прячется за этим невинным взглядом? Как под столь прекрасной оболочкой скрывается такая извращенная испорченность? Как ты, юное дитя, можешь соблазнять одной своей походкой, и кого? Самого приора Кайло Рена, который преодолел столько искушений на пути к духовному возрастанию…

Бен уже едва слышал этот скрипучий голос, едва понимал, что происходит. В голове осталась одна только мысль — Рей была в опасности. В опасности! В опасности! Он с трудом заставил себя оставаться на месте. Если упырь поймет, что приор готов взбунтоваться… Бен мучительно ощущал тяжесть пистолета в кармане рясы. Но, как назло, Рей загораживала Сноука — если промахнуться, можно задеть и ее.

— Ты осознаешь свою греховность, Рене? Понимаешь, как велико твое преступление? Видишь ли глубину падения — ибо ниже всех падает не тот, кто поддался искушению, а тот, кто стал его причиной?

— Да, мессир…

Этот ответ, в котором звучало столько знакомой ему отлично разыгранной покорности и смиренного принятия, стал последней каплей. Бен сам не понял, как вскочил на ноги.

— Верховный лидер, позвольте мне объяснить…

— Молчать! — рявкнул Сноук так громко и неожиданно, что Бен даже замер на месте, и тут же добавил все тем же прежним скорбно-отеческим тоном: — Вот видишь… Похоть совсем затмила твой разум. Ты готов перечить своему наставнику, готов извиваться, как змея, умолять, унижаться, лгать, лишь бы твой соблазн, твой грех оставался с тобой… Но увы, мой мальчик. Долг твоего наставника — искоренить его. Вырвать с корнем. Сжечь, испепелить, уничтожить и развеять прах. Ты помнишь, как говорилось в “Приказе 66”? Если твоя правая рука соблазняет тебя — вырви ее. Ничто не должно стоять на твоем пути к спасению… Но здесь речь не только о тебе… — Он снова перевел взгляд на Рей, и Бен в тихой ярости скрипнул зубами. — Рене… Этот прекрасный цветок, уже тронутый гнилью греха. Юное чистое горение и горячая жажда веры, так тесно сплетенные с внутренней порочностью…

Одним движением руки, крепко взяв Рей за плечо, он вдруг дернул ее ближе, а потом усадил к себе на колени.

У Бена перехватило дыхание, кровь бросилась в голову, и перед глазами все поплыло. Он беспомощно хватал ртом воздух — стремительно нарастающая волна неконтролируемого гнева распирала грудь и никак не давала вдохнуть.

— Да, мой мальчик… — Все тот же скорбный отеческий голос доносился как сквозь толщу воды. — Вот так ты сажал его к себе на колени? Вот так ты…

— Нет!!!

Полный ярости хриплый крик вырвался сам собой и тут же оборвался. Каким-то невероятным усилием воли Бен удержался на месте — он видел только лицо Рей. Бледное, но не испуганное, скорее, сосредоточенное. И оно было сейчас единственным якорем, маяком, который позволял оставаться в здравом уме и размышлять трезво. Пока она слишком близко к чудовищу. Пока слишком опасно делать что-то. Нужно дождаться. Дождаться подходящего момента….

— О, я знаю, я чувствую, я вижу твои мысли и твои желания. Я бы доверил тебе наказание твоего послушника. Но... Не об этом ли ты мечтал в своих полных похоти снах? Раздеть его, перекинуть через колено? Или… Ты уже это сделал? Дал волю своему извращенному сладострастию под видом наставнической строгости? А твой послушник? Подыграл тебе, ммм? Распалил еще больше, подставляясь тебе, словно течная сука? Нет, я не могу поощрять твою распущенность, Кайло Рен. Поэтому….

Сноук поднял костлявую руку и провел пальцем по щеке Рей, c улыбкой вглядываясь в ее лицо.

— Я сам займусь им. Сам разгадаю его секрет… Не мало столь же юных и смазливых послушников бывало в этих стенах, однако еще ни разу наш приор не падал так низко… В чем же заключается твоя тайна, милое дитя? — Он обернулся на Бена и кивнул ему в сторону двери. — А ты — ступай к себе. Ты знаешь, что делать.

Скрюченный палец скользнул по щеке Рей ниже, коснулся ее шеи. Бен уже не видел этого. Тошнота — буквально физическая, стиснувшая горло, — нестерпимо полыхающий в груди огонь ярости, ненависть, отвращение, вдруг нахлынувший стыд за самого себя, будто он и в самом деле распалялся от чувства власти над Рей, — все это взорвалось разом, как сдетонировавшая бомба.

Оглушительный крик “Стреляй!” вспыхнул в его голове сам собой — одним движением он выхватил пистолет, вскинул руку и, почти не целясь, спустил курок.

Грохота выстрела он не слышал. Он видел только, что обмякшее тело в золотом балахоне, как в замедленной съемке, понемногу сползает с кресла.

А внизу, на полу, неподвижно лежит Рей.

====== Глава 2 ======

“Ложись!”

Крик раздался за несколько мгновений до выстрела — Рей упала на пол, не раздумывая.

Сэр Лось не промахнулся: Сноук издал странный звук, похожий на бульканье болотной жижи, и начал оседать на пол. Выждав немного, Рей вскочила и на всякий случай выхватила пистолет. Но Сноук лежал неподвижно.

Она с трудом удержалась, чтобы не выпустить в него всю обойму.

Какая же гадость! Какая же запредельная, невыносимая мерзость! Все это время, пока он трогал ее, она еле подавляла тошноту. И ведь сколько монахов и послушников прошли через это! Господи, а Бен… Бен терпел этот нечеловеческий ад изо дня в день несколько лет! Любимчик чудовища…

Его лицо, когда он стоял перед старым упырем на коленях, — бледное, растерянное, искаженное болью… Она теперь будет видеть его в кошмарах. Понимая, что иначе просто взорвется, Рей все же пнула труп мерзавца ногой. Вот так хорошо! И развернулась к Бену.

— Что теперь? Куда нам… Бен?

Он не сдвинулся с места. Бледный, встрепанный, он смотрел на свои руки так, будто они ему не принадлежали. Пальцы еще сжимали рукоять пистолета.

— Бен? С тобой все в порядке? Бен!

Он поднял на нее безумный, невидящий взгляд. Широко раскрытые глаза казались огромными и совсем черными. Дыхание было сбивчивым, неровным, словно ему не хватало воздуха. На лбу выступила испарина.

— Я… — наконец прошептал он еле слышно, — я выстрелил, не глядя. Я не подумал…

— Бен…

— Я просто… Не мог больше это терпеть. — Его голос зазвучал громче. — И как будто услышал… Я мог тебя убить, Рей!

Рей подошла ближе, положила руку на ему на грудь. Может быть, она слишком серьезно восприняла слова Маз про диаду. Может быть, она просто глупая девочка, верящая в сказки про две половинки одной души. Но их видения на Экзеголе ведь были правдивыми, не так ли? И теперь она была уверена, что воспринимает чувства Бена, как свои. На нее словно обрушился мутный, удушающий поток, в котором перемешивались облегчение, вина, страх, стыд, отчаяние, любовь…

— Ты мне крикнул “ложись”, — твердо сказала Рей, погладив его по щеке. Почему он так покачал головой, будто не поверил ей? — Я знала, что ты будешь стрелять! Так что даже не начинай… “Мог убить”, и вот это всё. Даже не начинай! Одно слово про то, какой ты ужасный монстр, и я… Я пойду на Экзегол и скажу им… скажу… этому, с рогами: “Моя диада ведет себя как последний идиот, вправь ему мозги…”

Он явно хотел что-то возразить, и Рей просто притянула его к себе и поцеловала, отчаянно и крепко. “Я тебя люблю, — яростно думала она. — Люблю. Я здесь, я с тобой. Ты мой”.

И он вдруг расслабился, отвечая на ее поцелуй… Прижал ее к себе. Боль и отчаяние немного утихли, уступив место… принятию? Надежде? Наконец они оторвались друг от друга.