Время словно остановилось. Мурашки по коже, дыхание морского ветра, шум волн… Ей слышался какой-то шепот, как будто ей пытались сообщить что-то важное, что-то… Предостережение? Напутствие? Пожелание удачи?

“Не бойся. Или вперед”.

И она накрыла его руку своей.

====== Часть II. Глава 1 ======

Разбудило его странное, едва ощутимое щекотание. Что-то легонько касалось его носа, щеки, губ.

Он открыл глаза, поморгал, пытаясь понять, что происходит — взлохмаченные короткие пряди каштановых волос были у самого его лица. Он чуть ли не уткнулся носом в макушку...

Рене!..

Он вздрогнул, чуть отодвинулся, снова поморгал.

То есть Рей. Рей, если он не ослышался. Вчера, когда он уже отъезжал в небытие от каких-то таблеток, которые она ему дала и от которых ему сразу стало так блаженно не больно и спокойно, ему показалось, что она это сказала.

«На самом деле я не Рене. Меня зовут Рей».

А еще… она погладила его по голове? Или это почудилось во сне? И почему она лежит здесь, так близко?

Бен огляделся — ах, ну да. Они в ее каморке. Она его сюда втащила, устроила на своем матрасе. А сама легла рядом — куда ей было деваться, если он занял собой почти все пространство.

Он пошевелился, чувствуя, как тут же ожила и заныла спина. Подлеченные раны тянуло от тупой боли. Черт! Старый урод вчера переусердствовал — Бен в первый раз серьезно испугался, что не уйдет от него живым. Часы нравоучений, унижений и издевательств, перемежающиеся самобичеваниями по приказу, но самое отвратительное — понимание, что этот упырь едва не кончал, глядя на покорного его воле приора.

Он выдохнул и снова взглянул на Рей. Она лежала так близко, свернувшись калачиком, почти прижавшись к нему спиной. Если протянуть руку, можно… ее обнять.

Так, все. Надо подниматься. Привести себя в порядок, позавтракать, снова войти в привычный ритм. Лежать тут рядом с ней очень… опасно.

Во всех смыслах.

Он приподнялся на локте, поморщившись от боли, осторожно сел, но Рей тут же зашевелилась, тихо чихнула и подскочила, обернувшись к нему.

— Зачем ты встал?

Она быстро протерла глаза, заправила за уши растрепавшиеся пряди волос. Свет, проникающий из маленького окошка под потолком, освещал ее сбоку, и Бен на мгновение засмотрелся. На этот забавный веснушчатый нос, приподнятые уголки губ…

— Ляг, я посмотрю твою спину! — тут же велела она, потянувшись к аптечке.

— Потом, — буркнул он, спохватившись, что чуть не выдал себя этим растерянным взглядом. Не хватало только, чтоб она догадалась… о том, о чем ей знать совершенно не нужно. И вообще, он и так слишком много вчера позволил — и себе, и ей. — Я сделаю вид, что только что вернулся в квартиру. Ты продолжаешь изображать Рене. Ясно?

— Да, мессир, — сказала она с едва ощутимой усмешкой. Но ее глаза смотрели серьезно, внимательно, словно она прощупывала почву, пыталась понять, что от него ждать.

Он натянул рясу, стараясь не морщиться, хотя от прикосновения грубой, пропитанной кровью ткани спину обожгло болью. Черт. Что теперь? Как себя с ней вести? Впрочем, неважно. Он заставит ее уйти из монастыря. Вынесет на руках, если надо. Вытащит за шкирку. И все вернется на круги своя. Все будет, как раньше.

Выбравшись из каморки, он по стенке дошел до входной двери, выглянул в коридор. Никого.

Что ж, можно начинать спектакль.

В квартиру он ввалился эффектно — громко шарахнул входной дверью и, покачнувшись, схватился за висящие рядом куртки, едва не сорвав вешалку со стены.

Рене тут же выбежал из каморки, замер. Потом осторожно приблизился.

— Мессир? Вам… нехорошо?

Она смотрела на него снизу вверх большими глазами испуганного олененка, и Бен на мгновение застыл, не в силах отвести от нее взгляд. Снова эти манящие приоткрытые губы, эти невозможные глаза… Черт!

Он почувствовал, что закипает. В нем снова росла злость — на нее, за то что свалилась ему на голову, на себя — за то что так на нее реагирует, за то что не может на нее не смотреть, за то что для нее при этом все это было лишь игрой, средством для достижения цели… За то, что она сейчас наверняка расчетливо думает о том, как напишет свою громкую статью… или для чего еще она сюда проникла. Да за все!

— Ты чем занимался, Рене?! — взревел он, распаляя свою злость.

— К-как… вы приказали, мессир, — пролепетал послушник, смиренно потупившись. — Сидел дома, лечился… у меня же температура…

Его будто прошило насквозь воспоминание о том, как она буквально на этом же месте вчера ночью упала ему в объятия, как ему пришлось изображать, будто послушник Рене не в себе, дотрагиваться до нее и…

Почему, черт подери, почему, одурев от сочетания наркотиков и алкоголя, она не впала в религиозный экстаз, не принялась беседовать с Иисусом, с Палпатином, с чертом лысым, а ввалилась к нему в спальню?

А с вами рай, мессир…

Рай… Обещать ему рай, когда его место в аду, черт побери! В аду!

— Температура?! Это не избавляет тебя от послушания и молитвы!

Прямо в обуви он протопал в спальню, чтобы его хорошо было видно перед камерами.

— Везде грязь! Свинарник! На скотном дворе чище, чем в моей квартире! Подойди сюда!

Рене предстал перед ним, втянув голову в плечи, словно ожидая выволочки.

Бен показательно замахнулся на камеру для оплеухи — и Рей вдруг вскинула голову. В ее глазах промелькнул неподдельный звериный страх. И сразу — звериная же злость, верхняя губа чуть вздернулась, обнажая зубы. Миг — и все прошло, перед ним снова был испуганный смиренный послушник.

Бен замер. Черт! Неужели она и вправду думала?.. Ну разумеется. Гнев, лишь наполовину разыгранный, тут же схлынул, накатила опустошенность и тоска. Стыд за то, кем он стал в этом проклятом месте..

— Все убрать, — мрачно бросил адский приор и протопал в ванную. — Мне скоро нужно уйти. Если к обеду ты не надраишь полы до блеска, я тебя скормлю свиньям! Там тебе самое место!

Он умылся, кое-как побрился и вышел из ванной. Устало прислонился к стене в той зоне, куда не попадали камеры, с силой потер лицо ладонями. Черт, как же теперь мерзко! Он хотел ей сказать, что замахнулся лишь на камеру, но… Пусть думает, что он и правда псих. Чудовище, от которого лучше держаться подальше. Пусть. Так будет легче ее отсюда выпроводить. И потом… Это ведь было правдой. Как ни объясняйся, как ни оправдывайся, это ничего не изменит. Он монстр. В прямом и в переносном смысле. Чудовище в порченой кровью.

— Мессир, — раздалось рядом, и Рей решительно потянула его на кухню, ухватив за рукав. — Мне надо проверить вашу спину.

— Господи, Рене!.. — начал он раздраженно, но она деловито его перебила:

— Уже помессирствовали, сейчас моя очередь. Пошли.

Он сам не понял, как подчинился. Как снял рясу, как сидел, млея от ощущения ее рук, бережно прикасавшихся к его ранам. Казалось, что от одних этих прикосновений проходит боль. Черт, какой же он дурак! Какой же!..

Сердито дернув плечом, словно отгоняя назойливое насекомое, он встал. Не поднимая на нее глаз, снова натянул рясу. Подошел к плите и начал варить кофе по рецепту старой Маз. Предстояло самое сложное.

— Сейчас мы позавтракаем, ты соберешь вещи, и я выведу тебя из монастыря. — Он старался, чтобы это прозвучало весомо, не допуская возражений. — Понятно?

— Я же сказала вчера, что не уйду.

Она по-хозяйски направилась к холодильнику, достала сыр и масло. Вытащила из шкафа хлебцы.

— Ни одна статья не стоит того, чтобы рисковать жизнью, Рене.

— Я не пишу статью.

— Тогда зачем ты здесь? Ты что, из полиции?

Она отрицательно мотнула головой. Устроилась за столом и принялась намазывать масло.

— У меня тоже есть к вам вопросы, мессир.

Бен поставил перед ней чашку кофе. Рей взяла ее, принюхалась.

— Со специями! Мммм…

Он заставил себя поскорее отвернуться. Смотреть на нее лишний раз, особенно когда она выходила из роли дурачка-Рене, было опасно.