Замерев, Рей смотрела, как приор взял плетку из рук Сноука и поднялся с колен.
Вышел на середину. Остановился, как будто чего-то ожидая.
В капелле вдруг начал медленно гаснуть свет, и Рей с изумлением глянула в сторону Сноука — это он сделал? Или… почему?..
Но Сноука уже не было видно. Вся крипта погрузилась во тьму. Лишь одно яркое пятно света, будто от театрального софита, остановилось на высокой фигуре, одиноко стоящей посередине капеллы.
А дальше…
Черная ряса соскользнула с широких плеч и упала на пол. За ней последовала нижняя рубашка. Приор остался в одних черных штанах, плотно облегающих его мощные бедра, и Рей тихо ахнула.
Она не ожидала. Хотя этого бы следовало ожидать, она же видела его в другой, более облегающей одежде там, в конюшне, и отметила хорошую фигуру приора, но… то, что она увидела сейчас…
Он был прекрасен, как молодой бог, — высокий, великолепно сложенный, огромный, будто сама воплощенная суть мужчины — такая мощь, такая жизненная сила дышали в нем. Невозможно было оторвать взгляда, невозможно было не любоваться — его черными густыми волосами, шириной его плеч, красотой его обнаженной спины. Его белая, как алебастр, кожа, казалось, сияла в ярком направленном свете, а под ней угадывались сильные мышцы, и каждый рельеф, каждая линия восхищала своим совершенством.
А потом он поднял плеть. Его рука на мгновение замерла над плечом.
От жуткого, короткого и резкого свиста Рей зажмурилась — черные кожаные хвосты плетки перелетели на спину и с силой хлестнули по белой коже. Рука поднялась снова — над другим плечом. И снова резкий свист…
Зажав рот рукой, Рей смотрела — завороженно, не в силах оторваться — как вспухают красные полосы на белом, как их становится все больше, как на истерзанной коже начинают выступать алые капли крови. Кайло Рен хлестал и хлестал себя, размеренно, молча, не издав ни звука, как настоящий фанатик, свято уверенный в том, что эта пытка его исцелит…
Рей не понимала, что с ней. Ее мутило от такого варварства, от такой дикости, оттого, что вся эта мощь, молодость и сила терпят такое поругание, что вообще такой восхитительный образец мужской красоты зачем-то так издевается над собой. Но при этом она не могла не смотреть. Не находила сил развернуться и уйти. Или просто закрыть глаза. Его обнаженная спина, его великолепные плечи, его бедра, все это так ее… возбуждало…
Между ног стало мокро.
Черт.
Она ощущала себя какой-то извращенкой, больной на всю голову, а при мысли о том, что все это представление срежиссировал Сноук, который тоже смотрит на это сейчас… Который сделал это все специально, только чтобы наслаждаться зрелищем! Мерзкий ублюдок…
О господи. О господи! Что происходит? Она тоже уже тронулась рассудком, как и все в этом долбанутом монастыре? Но в то же время в этой жуткой сцене было столько мучительного одиночества и странной болезненной тоски, от которой сжималось сердце. Как будто падший ангел, раздираемый на части страстями, мучительно хочет убить в себе последнюю тягу к свету, и физической болью пытается облегчить невыносимую душевную боль.
Наконец приор закончил. Опустил руки, уронив на пол плеть, выпрямился, подняв голову. По его истерзанной спине стекали капли крови. Но все равно она казалось символом несломленного мужества. Мощь и сила, которые ничем не победить.
Свет в капелле снова загорелся, будто все это действительно было каким-то театральным представлением. Рей потерла щеки, приходя в себя. Оглянулась — Сноука уже не было, лишь мелькнул край золотистой одежды за закрывающейся дверью. Извращенец явно ушел удовлетворенным… Черт! Почему этот Кайло Рен… такой? Почему он больной фанатик и неуравновешенный псих? Да еще и мазохист, очевидно? Это просто обидно и нечестно! Почему он не может быть нормальным, здоровым мужчиной, который бы… с которым бы…
«Красавица моя… лапушка… » вдруг прозвучал у нее в голове теплый, бархатистый, обволакивающий голос.
Рей покраснела, ужаснувшись своим мыслям, сердито тряхнула головой. Надо взять себя в руки! И срочно. Она так провалит всю операцию!
Пора возвращаться. Ведь после самобичевания приор скорее всего пойдет к себе. А что если он проверит, спит ли послушник? Что если полезет к Рене? Хотя вряд ли, после такой-то БДСМ-сессии… Но все-таки нельзя забываться и расслабляться.
Она быстро пробралась обратно через тайный ход, взлетела по ступенькам, не забыв запереть за собой дверь в подвал, на цыпочках прокралась в здание, поднялась по лестнице на этаж и осторожно проникла в приорские покои. Там было темно и тихо. Рей сразу же нырнула в свою каморку, заперла дверь отмычками, легла набок, свернувшись калачиком, переводя дыхание.
Тяжелые шаги послышались довольно скоро. Во входной двери повернулся ключ. Рей лежала, чутко вслушиваясь. Что он будет делать? Так, прошел на кухню, зажег там свет. Включил и довольно быстро выключил воду в кране — налил себе попить?
Потом свет на кухне погас, шаги остановились возле каморки. Ключ быстро повернулся в замке, дверь приоткрылась. Приглушенный тусклый свет из коридора упал на постель послушника.
Рей замерла, пытаясь дышать размеренно, как будто Рене глубоко спит.
Кайло изучал ее несколько томительных секунд, потом вдруг вздохнул. Дверь тихо закрылась, в ней снова повернулся ключ.
А через какое-то время в покоях окончательно погас свет.
Его ладонь была такой большой, теплой. Пальцы касались ее нежно, поднимались от колена по бедру, гладили, ласкали, как будто спрашивали — можно ли. Улыбаясь и нежась в сладкой, все сильнее затапливающей ее истоме, она шире раздвинула ноги. Можно. Конечно. Для тебя…
— Моя хорошая девочка…
От этого обволакивающего низкого голоса в ней все дрожало, плавилось, томилось. Хотелось скорее, больше, еще. Хотелось его пальцы, его касания прямо там — сейчас, сильнее — но он не торопился.
— Красавица моя… умница… лапушка… вот та-ак…
Ах, как правильно, как хорошо, но ей нужно еще, внутрь, глубже, и чтобы двигался, вот так, пожалуйста, да, так, так, да, здесь, о-о, Кайло…
— Давай, для меня… моя девочка…
Рей с силой стиснула бедра и проснулась. Ее рука была зажата между ног, и она чувствовала, как там затихает короткая сладкая пульсация. Слабая, но…
О господи. Она... Во сне. Из-за…
В ужасе она накрылась с головой одеялом. Нет. Этого не может быть!
Но ощущение теплых сильных пальцев было таким реальным, а голос, который шептал, что она его красавица, звучал как живой.
Это было ужасно, но... ей хотелось услышать его наяву.
Она лежала без сна, наблюдая, как ее каморку постепенно заливает серый утренний свет. Мысли путались, никак не хотели успокоиться. Она не могла нормально размышлять о своем расследовании, о том, что ей делать… Пред глазами все еще стоял жуткий спектакль, свидетельницей которого она стала. И ей было стыдно. Невыносимо стыдно за то, что она…
Прозвучал колокол. Лауды? Рей ждала. Но ее так никто и не потревожил. Привилегии для особо приближенных к аббату и их... питомцев? Или приор, как часто делают абьюзеры, хочет ее лишить всех контактов с другими людьми? Наконец она, кажется, задремала и очнулась от того, что дверь с грохотом распахнулась и недовольный голос прорычал:
—Подъём!
Рей вскочила, пытаясь сообразить, где она и что происходит.
— У тебя две минуты, чтобы привести себя в порядок! И на молитву!
Приор! Кое-как умывшись и почистив зубы, Рей выскочила в гостиную, где у алтаря её ждал мессир Рен. В рясе, в маске, скрывающей всё, кроме глаз. Пригвоздив её взглядом к месту, он подошел почти вплотную. Поднял руку, и Рей, ожидая удара, зажмурилась и втянула голову в плечи. Но удара не последовало. Вместо этого она ощутила прикосновение к уголку рта, как будто он... кончиками пальцев стер ей остатки зубной пасты?
— Поросенок, — глухо сказал приор.
Почти нежно. Почти так, как ей хотелось.
Рей против воли вспомнила свой сон и вздрогнула. От страха и отвращения, сказала она себе, понимая, увы, что это... не совсем так. Да, ей было страшно. Да, она его ненавидела. Презирала. Но при этом ее к нему словно тянуло невидимым магнитом.
