Застыв, Эдди смотрит на меня в ожидании продолжения.

– Хорошо, – мягко и терпеливо произносит он. – Хочешь начать прямо сейчас?

Я киваю, а затем вступаю в одну из самых рискованных авантюр в своей жизни – говорю Эдди правду.

– С трех лет и до совершеннолетия я находилась под опекой государства. Отец, о котором я упоминала на днях… он не был мне родным, только приемным, к тому же не очень хорошим. Я даже не знаю своих настоящих родителей, лишь имена, и то на бумаге. У меня не осталось никаких воспоминаний о них. Я не знаю, кто я на самом деле. Действительно ли ты хочешь быть в отношениях с такой женщиной? С безродной?

Поставив стакан на стойку, Эдди в несколько шагов подходит ко мне.

– Да, – тихо отвечает он и кладет руки на мои обнаженные плечи. Прикосновение пронзает меня током до самых кончиков пальцев ног, и, невольно закусив нижнюю губу, я вижу, что Эдди замечает это.

– Спасибо, что открылась мне, Джейн. Теперь, когда я знаю о тебе это, представляю все, через что ты, должно быть, прошла… – Сделав паузу, Эдди пытается поймать мой взгляд, и в его глазах столько сочувствия и доброты, что у меня слегка подкашиваются ноги. – После этого я не хочу тебя меньше. Я хочу тебя еще больше, – заканчивает он, и это самая приятная вещь, которую мне когда-либо говорили.

– Эдди, – начинаю я, но его хватка становится крепче.

– Нет, – возражает он. – Если бы мне хотелось Эмили Кларк или Кэмпбелл Рид, я был бы с ними. Я с тобой, потому что хочу тебя, Джейн.

Склонив голову, Эдди легко касается моих губ своими. Легкий укус, его зубы захватывают мою губу, и на меня накатывает такая волна желания, что я вздрагиваю.

– Моя Джейн, – произносит Эдди тихим и хрипловатым голосом, и я с трудом могу сглотнуть. Больше никакого притворства, никакой иллюзии.

– Я не твоя, – с усилием выдавливаю я. – Я свободна, как чертова птица.

Мои слова заставляют Эдди улыбнуться, и, когда он целует меня снова, я тоже кусаю его за губу в ответ.

Я не уйду сегодня домой, и мы оба это знаем.

Я больше никогда не уйду.

Даже не знаю, для кого я пишу все это. Для себя, наверное. Хочу перенести все на бумагу, пока события еще свежи в моей памяти. Я не могу позволить себе надеяться, что кто-то найдет мои записи. Сейчас слишком больно надеяться на что-то, но, возможно, если я запишу все черным по белому, то увижу в происходящем какой-то смысл и тогда смогу не сойти с ума.

Прошлой ночью я впервые осознала, как легко здравомыслие может ускользнуть сквозь пальцы.

Вместе с прочими вещами Эдди оставил мне книгу, дешевую книжку в мягкой обложке, которая валялась у меня еще со студенческих времен, и я нашла ручку, затерявшуюся в глубине ящика прикроватного столика, который мы перенесли сюда всего несколько месяцев назад. Есть что-то особенно странное в этом занятии, в написании моей собственной истории поверх слов, которые я читала и перечитывала, когда была моложе, но так еще труднее писать правду.

Прошлой ночью мой муж, Эдвард Рочестер, убил мою лучшую подругу Бланш Ингрэм.

Бланш мертва. Эдди убил ее. Я заперта в нашем доме. Сколько бы раз я ни повторяла себе эти факты, они все равно кажутся мне настолько неправильными, настолько безумными, что невольно на ум приходит вопрос, не привиделось ли это мне в каком-то страшном бреду? Или, может, я утонула вместе с Бланш и попала в ад? Вторая версия кажется даже реальнее первой, но нет.

Мы с Бланш отправились на выходные в домик у озера, хотели устроить девичьи посиделки и пообщаться. Нам обеим хватало забот – я управляла компанией «Сазерн-Мэнорс», Бланш вела дела с Триппом, – и просто посидеть и поболтать с лучшей подругой, выпить вина и посмеяться, как в старые добрые времена, казалось прекрасным отдыхом. Эти выходные складывались идеально.

Я прокручиваю это в голове, желая убедить себя, что никто из нас не мог предсказать, как все обернется дальше. Видите ли, здесь трудно разобраться.

Я помню, как неожиданно появился Эдди, и мы втроем решили взять лодку для полуночного круиза. Эдди встал за штурвал, мы с Бланш танцевали под музыку, льющуюся из динамиков. Потом голова отяжелела, мысли путались, и стало темно. Бланш кричала, я оказалась в воде, теплой, как в ванне, и понимала, что должна просто плыть и плыть, но, когда добралась до берега, Эдди уже поджидал там. Мою голову пронзила слепящая боль, потом сгустился мрак. Когда я открыла глаза, то уже находилась… здесь. В этой комнате.

Это Эдди пришла в голову идея обустроить на третьем этаже убежище для чрезвычайных ситуаций. Он загорелся мыслью после просмотра одной из серий телешоу «Шестьдесят минут», где говорилось о том, что сейчас модно делать такие пристройки к новым домам. Раз уж Эдди занялся ремонтом, я согласилась, потому что хотела, чтобы в нашем новом доме было все самое лучшее, и если это сделало бы его счастливым, то почему бы и нет? Я бы сделала все, чтобы Эдди был счастлив. Это он придумал превратить убежище в нечто большее, чем просто пустое помещение. Это Эдди предложил поставить здесь кровать.

– На случай, если мы застрянем здесь на какое-то время, – поддразнил он, обнимая меня за талию, привлекая ближе.

Пусть к тому моменту мы были женаты уже почти год, я ощутила тот же трепет, что и в первую ночь, когда Эдди поцеловал меня. Я никогда не переставала испытывать страсть к Эдди. Возможно, именно поэтому я не ожидала дурного. Я была слишком влюблена, слишком доверчива, слишком…

Эдди вошел, когда я делала предыдущую запись. Я успела засунуть книгу под кровать еще до того, как открылась дверь, так что он, слава богу, не увидел, что я пишу. В будущем мне придется быть более осторожной.

Не слишком большое утешение, но выглядел он ужасно: Эдди всегда имел безупречный вид, но сегодня его глаза показались мне покрасневшими, а кожа немного дряблой, почти серой. И, как бы безумно и ужасно это ни звучало, на секунду мне стало его жалко. Мне захотелось помочь ему. В конце концов, наш брак всегда был таким. Я была руководителем, Эдди – исполнителем.

Я ждала каких-нибудь слов или, по крайней мере, попытки объяснить, что, черт возьми, происходит. Наверное, мне следовало закричать на него, броситься к нему, ударить. Сделать хоть что-нибудь. Но я просто сидела, оцепенев. Я хотела бы назвать причиной такого поведения затяжной эффект какого-то наркотика, который Эдди подсунул мне и Бланш, но с той секунды, как он вошел, меня парализовало смесью страха и шока. Я могла лишь наблюдать, как Эдди, повернувшись ко мне спиной, выставил на стол возле двери бутылки с водой и выложил пакеты с крекерами с арахисовым маслом, пару яблок и банан.

Эдди убил Бланш.

Он убил ее и мог убить меня.

Эдди, мой муж, мой партнер. Человек, которого, казалось, я так хорошо знала; который улыбался мне в день нашего знакомства с такой нежностью в глазах; который всегда так внимательно слушал, когда я рассказывала о прошедшем дне, о своих делах, о своих мечтах, помнил маленькие, незначительные детали – например, мой любимый острый соус или то, что я предпочитаю пить кофе с одним пакетиком обычного сахара и одним пакетиком сахарозаменителя.

Этот человек, мой Эдди – убийца.

Если я начну слишком много думать об этом, мне захочется кричать, а я боюсь, что если начну кричать, то уже не остановлюсь. Поэтому я делаю глубокие вдохи, хотя дыхательная схема – вдох на четыре счета, задержка дыхания на четыре счета, выдох на шесть – напоминает мне о занятиях йогой, которые мы с Бланш посещали вместе в прошлом месяце.

Боже, прошел всего месяц. А кажется, будто целая жизнь.

Эдди не заговорил со мной, просто оставил еду и воду на столе и вышел. После его ухода я легла на пол и заплакала, дрожа так сильно, что застучали зубы.

Как меня угораздило выйти замуж за монстра и ничего не замечать до тех пор, пока не стало слишком поздно?