21-летний большевик Владимир Федорович Воля был назначен военкомом партизанского отряда имени ВЦИК или, как тогда писали, «имени В.Ц.И.К.». Всероссийский центральный исполнительный комитет был высшим органом после собиравшегося периодически Всероссийского съезда Советов и выполнял функции основного законодательного, распорядительного и контролирующего органа государственной власти РСФСР. Именно ВЦИК, например, формировал Совет народных комиссаров (Совнарком, СНК) РСФСР – правительство революционной власти – то самое, которое семь месяцев назад нанесло серьезнейший удар по московским анархистам. Понятно, что быть комиссаром в таком отряде, поднимать бойцов на борьбу с белыми и в целом с мировой буржуазией мог только человек проверенный, партийный, настоящий большевик. Да, пусть и ошибавшийся иногда в выборе пути (времена сложные – с кем не бывает), как это случилось с Владимиром Волей, но вовремя осознавший, с кем сила и правда. Впрочем, вряд ли Владимир Федорович спешил рассказывать новым знакомым о своем недавнем увлечении идеями Бакунина. Доверять вполне и безраздельно военкому отряда было бы логично только своим старым знакомым, своему ближнему кругу, и агитатором в новом партизанском отряде стала его сестра Люся, а помощником военного комиссара был назначен вернувшийся вместе с ней с Урала Жорж Голубовский.

Экспедиционный партизанский отряд Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) – так он правильно назывался – впервые был сформирован еще в августе 1918 года на Урале, где в то время как раз жили наши герои. Регулярная воинская часть численностью около пятисот человек, подчиненная непосредственно Революционному военному совету (Реввоенсовету) Республики, получила лично от Троцкого задание организовать и вести партизанскую войну в районе, который контролировал Чехословацкий корпус. В свой первый бой вциковцы вступили в октябре, а уже в декабре отряд, численность которого выросла до 30 тысяч (!) штыков, был переформирован в Партизанскую Красную армию, переброшен на север Украины, в район Луганска, где вновь переформирован – на этот раз из него получились 4-я партизанская дивизия и несколько регулярных воинских частей[70]. Идея партизанских рейдов, оказавшаяся вполне жизнеспособной, понравилась Троцкому, и новый отряд ВЦИКа получил приказ поддержать только что созданную тоже из партизан, но только Северной Таврии – бывших сторонников Украинской директории и отрядов «батьки» Махно, 1-ю Заднепровскую Украинскую советскую дивизию бывшего атамана, а ныне краскома Никифора Александровича Григорьева, наступавшую на Одессу.

Вольный город к тому времени уже изнывал от бесконечной чехарды генералов, атаманов и иностранных интервентов. Вот только в декабре – январе здесь укрепилась очередная коалиционная власть, основанная на союзе представителей Антанты и некоторых держав, не входивших в коалицию (всего – около 25 тысяч французов, 12 тысяч греков, более трех тысяч поляков, около тысячи румын), и белогвардейцев. Общими усилиями они удерживали линию фронта вдоль северного побережья Черного моря от Днестра до Крыма. Командование союзников обсуждало идею создания здесь самостоятельного правительства и формирования собственной смешанной армии, независимой от армии генерала Антона Деникина, который в это время вел бои с большевиками восточнее одесского района. Воспользовавшись бесконечными противоречиями и распрями в стане союзников, в феврале 1919 года разношерстная и идеологически не совсем красная Красная армия двинулась на Одессу. 10 и 14 марта были взяты крупнейшие и важнейшие, помимо Одессы, промышленные центры на побережье Черного моря – Херсон и Николаев. Войска союзников понесли потери в несколько сотен человек, и, не желая дальше жертвовать своими людьми, Антанта дала приказ о сдаче Одессы. 6 апреля, при еще незаконченной, но мирной эвакуации союзников из города, в него вступили первые отряды красноармейцев.

Одесса – город своеобразный, творческий, и уже меньше чем через неделю, 11 апреля 1919 года, местные поэты и писатели разных политических взглядов попытались объединиться, решив учредить профессиональный Союз литераторов. Их собрание почтил своим присутствием мэтр русской словесности, будущий эмигрант и нобелевский лауреат Иван Алексеевич Бунин. Его супруга вспоминала, как была потрясена тем, что молодые поэты на этом собрании вели себя «нагло, цинично и, сделав скандал, ушли»[71]. Среди наглых и циничных скандалистов особо выделялся молодой Эдуард Георгиевич Багрицкий (Эдуард Годелевич Дзюбин) – в ту пору начинающий, но уже весьма амбициозный поэт, сразу и без колебаний определившийся со своей политической ориентацией.

Немедленно после собрания, так больно ранившего душу Бунина и его жены, Багрицкий вступил добровольцем в одну из воинский частей красных, вошедших в Одессу, – Особый партизанский отряд имени ВЦИК. Владимир Воля зачислил Эдуарда Георгиевича в штат инструктором политотдела, поручив ему заниматься агитацией в пользу советской власти и Красной армии, в том числе в стихотворной форме. Помимо Воли, начальником Багрицкого стал Георгий Голубовский, а ближайшей коллегой Люся Голубовская.

Увы, традицию не вспоминать Ольгу Федоровну в мемуарах Багрицкий поддержал. Да и вообще, не сохранилось, к сожалению, никаких воспоминаний о ее службе в отряде ВЦИК. Зато в нашем распоряжении есть записки о ее значительно более известном в советское время однополчанине: «Сослуживцы Багрицкого по партизанскому отряду вспоминали о нем как о “чудесном и самоотверженном товарище, скромном и задушевном”, как об авторе “множества листовок, разъясняющих трудящимся сущность событий, призывающих к защите советской власти… Мы прекрасно помним, – рассказывали они, – как небольшие желтые листочки разбрасывались нашими разведчиками далеко впереди цепей и читались по деревням крестьянами и рабочими”»[72].

Что было написано на тех листочках, мы тоже примерно знаем. На одном из них, дошедшем до наших дней, с энергичным призывом «К оружию!» в заголовке, читаем следующее:

«Товарищи рабочие,

если вы хотите, чтобы снова начали работать фабрики, чтобы можно было наладить ввоз и вывоз товаров, записывайтесь в Красную армию.

Товарищи! Преступление сидеть сложа руки, когда Советская Россия зовет вас на помощь!

Товарищи! Вы защищаете свои права, вы защищаете власть Советов, в которых находятся ваши же братья рабочие! Какие же разговоры тут могут быть. Все слова лишни (так в документе. – А. К.).

Всякий, кто может носить оружие, пусть берет винтовку и идет с нами на фронт. Колебаний быть не может. Кто не с нами, тот против нас!»[73]

Трудно сказать, насколько оригинальным и сугубо одесским был этот текст, но опора на экономические стимулы в идеологическом призыве бросается в глаза, а уж мечта о свободном ввозе-вывозе товаров и вовсе навевает воспоминания о черноморских пикейных жилетах, равно как и евангелистский лозунг «Кто не с нами, тот против нас!». В любом случае теперь, на примере Багрицкого, мы примерно можем представить, чем занималась в отряде специалист по политработе Люся Голубовская и какими могли быть первые тексты, вышедшие из-под ее революционного пера. И не только в виде агитационной прозы.

Мы не знаем, писала ли Люся Голубовская стихи до прихода отряда в Одессу, но точно знаем, что их писал Эдуард Багрицкий. Более того, известно, что и свои агитки время от времени он создавал в стихотворной форме. Они не вошли ни в один из его поэтических сборников по понятным причинам: сложно оценить достоинства, которых нет. Тем не менее для самого Багрицкого подобные воззвания на долгое время стали источником существования, а для Ольги Федоровны Голубовской образцом работы хотя и молодого, но уже признанного – в узких одесских кругах – поэта. Вот одно из таких политически выдержанных творений: