– Дамы и господа! Событие этого года, которого вы все так ждали… – уже несколько минут надрывался в микрофон ведущий в блестящих попугаистых одеждах. – …Церемония Выбора прошла, и настало время выгнать из нашего стада паршивых овец! – На стенах одобрительно закричали и заулюлюкали. – И да начнется Большая охота!

Раздался сигнал гонга, и ведущий раскинул руки, будто дарил присутствовавшим величайшее из благ и безумно этим гордился. Широкая улыбка не сходила с его лица.

И люди на стенах взорвались овациями и одобрительными топотом и свитом.

Огромные городские ворота, которые открывали лишь в исключительных случаях, начали медленно распахиваться.

В последнее время они мне часто снились, как и дикие крики толпы, посылавшей меня и еще пятерку неудачников на смерть. Я просыпалась в холодном поту и даже плакала от облегчения, что все это мне только привиделось и никогда ничего подобного со мной не случится.

Но только на этот раз это был не сон – ворота города, за которые я никогда в жизни не выходила и которые оберегали жителей благословенного Ковчега, открывались, а стоявшие позади охотники приготовились вытолкать тех из нас, кто не поторопится выйти сам. А дальше…

…будет охота. Охота на нас.

Я гипнотизировала ворота взглядом, ожидая, когда створки откроются настолько, чтобы можно было выбежать. И все же не удержалась и обернулась.

Лекс… Когда-то мне казалось, что я влюблена в него. Что он отвечает мне взаимностью… Когда-то мне многое казалось… Сейчас же он стоял в строю тех, кто будет загонять меня, как животное, на потеху толпе.

Сейчас у меня одна надежда – выскользнуть отсюда первой и бежать! Бежать так быстро, как никогда ранее, чтобы успеть скрыться в подлеске до того, как закончатся традиционные три минуты форы. А там… Лучше уж умереть от лап чудовищ, чем от рук тех, на защиту кого полагалась всю жизнь и кто это доверие предал.

Вот и наступило долгожданное утро Выбора! Хотя я не столько его ждала, сколько боялась. В этот день решится моя судьба – Великий К определит, к чему у меня есть предрасположенность, и направит учиться той специальности, которая близка мне по психотипу и которая на данный момент нужна Ковчегу. Но главное – я получу подтверждение, что моя кровь чиста от мутагена. А иначе и быть не может. Иначе…

Мурашки ужаса всегда бежали по моей спине при мысли об этом «иначе».

Но я не чувствовала в себе никаких мутаций, хотя и прислушивалась очень тщательно. Именно с шестнадцати лет мутации, если они есть, и начинают проявляться. После Дня Выбора раз в год всем жителям города, кроме тех, кто еще не прошел церемонию, строго по графику делают инъекцию для защиты от возможных мутаций в будущем.

Обнаружить у себя мутаген – это самое страшное, что может произойти с человеком. Нам об этом с самого детства рассказывают и показывают ужасные картинки, во что превращается человек с мутагеном – самое настоящее чудовище, в глазах которого плещется только ненависть и желание разорвать, уничтожить.

И наши Охотники, которым приходится выходить за стены города, почти каждый раз приносят новые снимки разных тварей, которые когда-то были людьми. Правда, ходят упорные слухи, что это фото мутировавших животных, а люди в таких не превращаются. Но я в них не верила – Совет Основателей не может врать!

Именно благодаря Совету когда-то и был создан город-ковчег, который сохранил и продолжает оберегать остатки человеческой цивилизации после того, как на мир обрушилась катастрофа.

Поговаривают, что где-то еще есть такие же города-ковчеги, и что когда-то все они соединялись между собой подземными путями. Но что бы там ни говорили, сейчас эти связи уже не существуют.

– Уже встала? – улыбнулась мама, обернувшись от плиты.

– Ага, – присела я на стул, наблюдая, как она печет оладьи.

– Волнуешься?

– Есть немного, – не стала скрывать я.

– Все будет хорошо, вот увидишь! – подбодрила она меня.

– Ничего хорошего не будет, – буркнула вошедшая в кухню бабушка и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Мама! Ну сколько можно?! – возмутилась моя мама. – Ты целую неделю сама не своя! Что-то увидела? Так скажи!

– Ничего ты не понимаешь! Ничего я не увидела! – кряхтя, она развернулась и покинула кухню.

Бабушка у нас вроде ясновидящей. Кто-то в это верил и даже приходил к ней узнать свое будущее, а кто-то называл шарлатанкой. Сама я не знала, как к этому относиться, потому что близким бабушка никогда не предсказывала будущее и ужасно злилась, когда ее об этом просили. В общем, проверить правдивость ее дара у меня не было возможности. Но одно то, что иногда к ней на консультацию приходили закутанные в плащи личности, из-под надвинутого капюшона которых были видны лишь глухие маски, говорило о многом. После их визитов бабушка была сама не своя.

Однажды я спросила, зачем она принимает этих людей, если после у нее так портится настроение.

– Им нельзя отказать, – нахмурилась она, а потом вспылила: – И вообще, этот мир – дрянная штука! И нечего лезть ко мне с дурацкими вопросами! – После чего впала в такое плохое расположение духа, что выгнала меня гулять на улицу. Больше я ее о таинственных визитерах не спрашивала.

С каждым годом у бабушки все больше портился характер, а предсказания становились сумбурными и малопонятными, и теперь ее все чаще называли сумасшедшей. Вчера вот взашей выгнала соседку, которая зашла к ней с каким-то вопросом о будущем. Ох и досталось же бедолаге! Давненько я не слышала, чтобы бабушка так кричала и кидалась всем, что попалось под руки. Теперь слава о ее неадекватности подкрепится.

Завтрак отчего-то праздничным не получился. Я волновалась, мама пыталась поддержать, а бабушка только зыркнула на нас недовольно и, шаркая тапками, вообще ушла в комнату, где что-то перебирала и бурчала себе под нос.

– Не обращай внимания, – мама положила руку на мою. – Просто она переживает.

– Понимаю, – улыбнулась я ей в ответ.

– Ну что, пошли одеваться? Время уже поджимает, а нам еще до Дворца Благоденствия нужно доехать.

Я пошла к себе в комнату, чтобы надеть приготовленное со вчерашнего вечера голубое платье с летящей юбкой, которое мы с мамой купили специально для этого дня, но… его на вешалке не оказалось.

Я так и застыла перед открытыми дверцами шкафа, не понимая, куда оно могло деться.

– Оно тебе не подойдет, – послышался от двери старческий надтреснутый голос, наполненный такой печалью, что я вздрогнула.

– Бабушка?

Но она лишь махнула рукой, приглашая идти за собой и направилась в ванную. Я в полном недоумении последовала за ней. Старушка, к моему удивлению, включила с хорошим напором воду, расход которой мы постоянно контролировали и не позволяли себе вот так варварски впустую ее расходовать, и, взяв меня за руку, притянула к себе и начала шептать на ухо:

– Беги к воде – она скроет следы. Следуй за зеленоглазым, не бойся. И помни: все лгут! Дар – это неплохо. Дар – это дар. А ложь душит тех, кто ею живет.

– Б-бабушка, я ничего не понимаю…

Я смотрела в ее пронзительные почти безумные глаза и отчего-то очень сильно боялась.

– Все, иди! – она внезапно притянула меня еще ближе, поцеловала в лоб и оттолкнула, взгляд ее потух, и она села на край ванны. – Иди, Мэй. И да хранит тебя Господь.

Я вздрогнула – религию в Ковчеге уже давно запретили, люди здесь могли надеяться только на себя и на отцов-основателей. По сути, они, отцы-основатели, которые жили столько, сколько существует Ковчег, и были нашей религией.

Я вывались из ванной, не зная, как на все это реагировать. В голове царил полный сумбур.

Снова вошла к себе в комнату и попыталась найти платье. Но если бабушка его спрятала, то найти его не удастся. Вздохнула. И что за бешеная муха ее сегодня укусила? Но хуже всего, что сама я на самом деле безумно боялась этого дня, хотя и старалась запрятать этот страх как можно глубже. И еще эти сны…