– Я хотел бы хотя бы еще разок, очень-очень хотел бы увидеть свою маму.

– Я знаю ее. Ее спонтанный погребальный костер был огромный и жаркий, ее душа невесома, а мир ее обитания высоко. – Один огненный язык лизнул его голову, как бы погладив, приподнял подбородок, при этом, не опалив ни одного волоска и не вызывая ожогов: – Это не в моей компетенции, но я передам твою просьбу тому, кто может ее выполнить.

И с силой оттолкнувшись от земли, чем вызвал всполох искр и поток жара в лицо, он ринулся ввысь и быстро исчез в звездном небе, став одной из звезд. Пламя опало и принялось, тихонько потрескивая, облизывать синими язычками распадающиеся на угли дрова, время от времени салютуя рассыпающимися в разные стороны и быстро гаснущими в ночи огоньками. Тишина заполнила их души.

– Отдыхайте, завтра, вернее, уже сегодня вставать чуть свет.

Ленни заснул мгновенно, как только его голова коснулась земли, без сновидений, но с улыбкой.

Но к Мартину сон не шел. Он понял, что здесь и сейчас разошлись пути его и Ленни. Минул год. Год! Всего один год! А они уже должны прощаться! Этот мальчик принес ему так много радости и так многому научил. А хорошим ли он был учителем для того, кто только вспоминал то, что уже когда-то знал?

Воспоминания всколыхнулись и быстрой рекой пронеслись в голове, оставив за собой налет легкой грусти.

– Не печалься, дорогой. Ты же знаешь, он – не первый и не последний.

Далекий женский голос вклинился в прошлое, становясь громче, вернул в настоящее. Это говорила чивани:

– Ты еще молод. Не то, что я. И у меня еще не было учеников, видать не готова была до сего дня. Даже умирать собралась. Вспомни себя и своего учителя. Когда он понял, что ты готов уйти, удерживал ли он тебя?

Мартин грустно улыбнулся и отрицательно качнул головой.

– Моим учителем была сама земля. Но я не думаю, что она стала бы держать меня силой.

– Вот и я говорю, всему свое время. Ты же знаешь. Сегодня, здесь и сейчас настал и мой час. И оказывается, я не умру, пока не передам ученику все свои знания.

Мартин покивал в знак согласия. Чивани продолжила, видя, что он не сопротивляется:

– Я понимаю, хорошего ученика всегда жаль отпускать. Не знаю наверняка, конечно, но я так думаю. Уже не грустишь?

Мартин светло улыбнулся, он принял расставание и уже смирился с его неизбежностью.

– Вернешься назад, откуда пришли?

– Нет. Всегда мечтал попутешествовать, а он эту мечту начал осуществлять. Наше пристанище было в Черном лесу. Но он где-то отыскал магический манускрипт древнего ракшаса и умудрился его открыть. Чудом спасся. После этого чувство опасности подсказало, что нужно убираться из Германии куда подальше и мне в том числе. И наши ангелы поторапливали.

Чивани глянула на безмятежно спящего Ленни.

– Бесполезно. Если демоны захотят найти – найдут, но попытаться, конечно, можно. Значит, мы должны уехать из страны?

– Да, и насколько возможно скорей.

– А ты куда направишься?

– Хочу увидеть и поклониться великому учителю, когда она подрастет. Так что сначала на юг, потом, куда ветер занесет, а после в Индию.

– Великий учитель – женщина? Насколько великий?

– Маттрейя.

– Три матери в одном лице. Я чувствовала. Даже сон приснился в конце марта этого года про беременную индианку и тигра-людоеда, который лизал ей стопы. Знала, что сон не для меня, но не рискнула облечь чувства в слова.

Она подняла голову к небу, укладывая полученную информацию.

– Жаль, что я стара, а то бы я с ним на этом тарантасе сразу же двинулась в Индию, но не знаю, доеду ли, увижу ли. Пока не выполню свою миссию не умру, понятное дело, и сколько времени мне отведено, никто, а я так точно, не знаю. Когда выдвигаешься?

– Со светом.

– А как же он?

– Попрощаюсь и пойду.

– Тогда отдыхай.

Чивани пошла спать в свой фургон, легко взобравшись по крутой приставной лестнице. А Мартин так и не сомкнул глаз до рассвета, только вздремнул чуток.

Все трое пробудились засветло и одновременно. Умылись, молча попили травяной, мгновенно взбодривший, чай. И лишь после этого Мартин, обращаясь к Ленни, заговорил тихо, но с силой:

– Я ухожу. Чивани Агнес позаботится о тебе и научит владеть огнем. Земля круглая, верю, что встретимся. Может и не раз.

Ленни, шокированный фразой «Я ухожу», впал в ступор и не мог ни шевелиться, ни говорить, осталась только способность моргать широко раскрытыми глазами и дышать. Наконец, он сбросил оторопь и кинулся опрометью к другу и наставнику, выдохнул из себя голос:

– Не уходи!

Слезы душили его:

– Учитель! Брат! Мартин! Не оставляй меня!

Он крепко-крепко вжался в него, просяще заглянул в глаза, полные не вылившихся слез:

– Что я буду без тебя делать?

– Как это что? – Встряла в их прощание чивани: – Уж я найду, чем тебя занять. Ты уже не маленький, не слабенький, не глупенький. Научись отпускать и смиряться. Раполо, иди. Твое паломничество уже началось.

– Мне некуда спешить, даже некуда идти, но такое чувство, что должен идти и даже спешить.

– Дай-ка руку.

Она внимательно рассмотрела ладони обеих рук, отпустила, улыбнулась, собрав возле глаз-солнц лучики-морщинки.

– У тебя еще будут ученики. Один, без никаких сомнений. Но, что точно могу сказать, твоя судьба уже поджидает тебя. И чем быстрее будешь идти, тем быстрее ее встретишь.

Мартин встал, крепко обнял Ленни, поклонился цыганке, приложив руку к сердцу таким же манером, как сделал и его ангел, прощаясь со всеми, и пошел, не оглядываясь, по проселочной дороге.

Так Ленни и чивани остались одни.

Ленни сидел у костра, сжавшись в комочек и спрятав голову в колени.

– Не плачь, дорогой.

Чивани укрыла мальчика шерстяным пледом, присела рядом и ласково погладила по голове. Ленни почувствовал, как вся его грусть-печаль вместе со слезами и комком в горле растворились от этого прикосновения.

– Давай-ка я тебе кое-что покажу. Уверена, что понравится.

Птицы только-только начинали подавать голоса. На гладкой поверхности листьев и камней появилось прохладное покрывало из опавшей росы. Свежий ветерок сносил надоедливо пищащих комаров.

Чивани и Ленни удобно устроились лицом в сторону восходящего солнца, закутавшись в теплые пледы, и сидели тихо, затаив дыхание. Их ангелы, стоя за спинами, тоже замерли в ожидании. Им всегда нравилось наблюдать, как люди в их попытках вырваться за пределы возможностей физического тела совершают величайшие духовные подвиги.

Свет едва зарождался в темном облачном небе. Кто-кто, а птицы уж точно знали, что он грядет, даже если его еще не видно, и приветствовали его уже громким, дружным и радостным щебетом.

Ленни сидел неподвижно и молча, неотрывно глядя в направлении начинающего светлеть горизонта в ожидании чуда.

Восходящее красное солнце медленно заливало небо нежно-розовым светом. Тучи, гонимые ветром, то и дело закрывали его, но оно непоколебимо и властно пробивалось сквозь них, изрешечивая их красными лучами. Оно, одинокое и недоступное из-за слепящего света и испепеляющего жара, наслаждалось собой, своим могуществом, игрой с тучами.

– Вы мешаете, – промолвила чивани и, повторяя жест своего ангела, провела рукой в направлении туч, как бы устраняя их с солнечного лика. Те вроде бы растерялись: подчиняться своей природе, ветру или дваждырожденной душе? Решение, подсказанное ветром, оказалось простым и красивым: они расположились так, чтобы не мешать солнцу смотреть на землю и, обтекая его снизу и сверху, образовали в плотной массе отверстие сходное с глазом с оранжевой радужкой и красным подобием зрачка.

– Это огонь небесный.

Казалось, глаз смотрит точно на них, внимательно, не отрываясь, ожидая последующих действий.

– Хотя он находится на огромном расстоянии от Земли, он дает свет и тепло, благодаря которым на ней возможна жизнь.

Она протянула руки к солнцу в немой мольбе. Раскрытые ладони закрылись в кулаки. Тучи из нежно-серых быстро стали угрожающе черно-серыми, свинцовой тяжестью придавили влажный воздух.