Приближаясь к самому колоритному пятну в таборе, Ленни различил в нем пытливые, пронзительные, черные глаза.

Старая женщина сидела неподвижно, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, но заслышав голос, по всей видимости, своей любимицы, подняла глаза, исподлобья бесцеремонно и с нескрываемым интересом рассматривала гостей. И именно к ней девочка нетерпеливо и настойчиво тянула Ленни, без конца дергая его руку. Ангелы всех троих уже радушно приветствовали друг друга.

Цыганка подняла голову и добродушно заулыбалась, от чего по всему лицу побежали лучики морщинок. Но даже несмотря на очень морщинистую кожу, было видно, как красива она была в молодости и как красива она сейчас, в старости, своей светящейся мудростью. Язык не повернулся бы назвать ее старухой. На первый взгляд ей было за семьдесят, но выглядела она так, как будто возраст ее вовсе не тяготит, и у нее отменное здоровье.

Она сидела перед ярко пылающим большим костром, хотя дров в нем было совсем немного. За ней стоял фургон, который по сравнению с остальными являлся просто предметом декоративного искусства, настоящий дворец на колесах.

Длиной три метра и шириной два, с округлой крышей, весь покрытый искусной золоченой резьбой, окрашенный яркими красной, зеленой и желтой краской. Над входной резной дверью с крыши свисал кованый фонарь, а от порога спускалась тоже резная съемная лестница. Два застекленных окна, снаружи прикрываемые узорчатыми ставнями, изнутри завешены кружевной занавеской. На платформе между колесами располагались громоздкие ящики, курятник с курами, шумно устраивающимися на ночь, какие-то коробки и тюки подвешены на крюках под ней. Распряженный, упитанный и холеный конь пасся рядом.

Ее одежда была такая же яркая, как и ее жилище и, можно было бы сказать, вызывающе яркая, по сравнению с одеждой всех женщин табора. Желтая блуза с мелкими голубыми цветами контрастировала с большими желтыми цветами на голубой, длинной, широкой юбке. Короткий салатовый плиссированный фартук гармонично сочетался с листьями на блузе и юбке. Синий пояс сочетался с синим шелковым платком на голове, который был повязан так, как ни у кого в таборе. Из-под платка виднелись длинные, толстые, седые косы с вплетенными в них нитями с мелкими серебряными монетами, на лоб выбивались волнистые пряди. И множество золотых украшений ярко сияли на смуглой коже: мониста, браслеты на руках и ногах, серьги. На шее висели тяжелые бусы из янтаря разного возраста, старого матового и молодого прозрачного. Но колец было всего два, оба на больших пальцах. Одно из них на правой руке привлекало внимание массивностью крупного прозрачно-желтого необработанного янтаря, внутри которого был заточен муравей и маленькие пузырьки вокруг него. От игры света пламени казалось, что насекомое плывет в янтарной смоле и никак не выплывет.

Возле этой цыганки было чисто, уютно и по-родственному надежно. Хотя она и курила, дым из длинной, тонкой, отполированной пальцами трубки из вереска был ароматным и не отпугивал целую свору собак, устроившихся возле ее ног. Справа от нее лежала длинная палка, украшенная резным орнаментом по обе стороны от полированной центральной части, заканчивающаяся металлическими набалдашниками в виде голов лошадей с янтарными глазами, шеи которых обвиты кожаным шнуром с кристаллами янтаря.

– Чивани Агнес, чивани Агнес, смотри, какого я тебе Лоло привела, правильно я ему все сказала? Я только точно не знаю, у него будет один ребенок или два. Посмотри, а? – И она бесцеремонно сунула ладонь Ленни в ее ладони.

Ленни ощутил себя в материнских руках, окунувшись в исходящую из них прохладу. За внешностью старухи с темным от загара морщинистым лицом, с щуплым телом, скрывалась женская мудрость и открытое любящее сердце.

Когда она заговорила, то голос оказался низким и прокуренным, но манера говорить была мягкой и дружелюбной.

– Ну да, ну да, – закивала головой старая цыганка, разглядывая раскрытую ладонь. – Второй может быть, а может и не быть, но один будет точно.

– Жить будет долго, умный, здоровый, у него там на роду написано много путешествий, испытаний… Да? Да? – Тараторила девчушка, заглядывая в глаза чивани, для верности рукой поворачивая ее лицо к себе, с нетерпением ожидая подтверждения и одобрения.

– Все верно, дорогая, все верно. Только ты должна смотреть не только на руки, но и на лицо, глаза, одежду.

– Да, да, я видела, что он давно идет пешком. Одежда ни богатая, ни бедная.

– Значит…

– Живет в достатке, не в роскоши, но и не нищебродствует, и ему достаточно того, что он имеет.

– И…

– Сумка тяжелая, но он не сгибается. Тренированный.

– На руки смотри. Кожа…

– Загорелая, много времени проводит на свежем воздухе.

– Вены…

– Большие, занимается либо трудом, либо спортом.

– Мозоли…

– Есть, но не от плуга или лопаты, значит спортсмен.

– Какой?

Девочка задумалась:

– Штаны новые. Не видно. Но они идут вместе. Посмотрим на спутника.

Ее внимание переключилось на Мартина:

– Значит… Не лошадник, точно. Штаны изнутри не потерты.

Она опять уставилась на Ленни.

– Не тяжеловес – мышцы не очень-то, плечи широкие – хорошо плавает. Ноги не видно, но шел быстро, не запыхался, наверное, хорошо бегает…

Цыганка неожиданно схватила и резко бросила полено среднего размера как раз между учителем и Ленни. Они оба, не задумываясь, одновременно его поймали, посмотрели друг на друга, Ленни весело засмеялся.

– Ага, я поняла. Борьба. Какая-то. Ишь как вцепился-то. Прыткий, да? Смеется по пустякам. Значит, веселый.

– Ногти…

– Ага. Подстриженные. Опрятный мальчик.

– Пальцы…

– Длинные – творческая натура, большие суставы – философ, а что это?

Ленни, смеясь, попытался выдернуть руку:

– Ну вы даете. По косточкам разобрали.

– Постой, постой, а? – Девчушка просяще заглянула в глаза Ленни, обернулась на чивани, – а где ты детей увидела?

– А посмотри вот сюда, видишь? Одна длинная линия – один ребенок будет точно, вторая короткая, значит, второй ребенок может быть, а может и не быть. Зависит от… – снизу вверх посмотрела в зеленые глаза подопытного пришельца, – я думаю, от его женщины. Любовь будет до гроба…

– Где, где?..

– В глаза смотри. Любить он уже умеет.

– Волосы…

– Меченый солнцем…

– Ну, я бы сказала огнем.

– Притягивает золото. Я ж говорю Лоло. Будет богатый.

– Уши… – Чуть растрепанные волнистые волосы не закрывали длинные, чуть заостренные сверху уши.

На этот раз девочка озадаченно пожала плечиками.

– Сверхчувствительный, с хорошо развитой интуицией, с повадками крупного хищника.

– Кошки тебя любят или боятся?

– Ну… Особо не обращал внимания. Скорее среднее: долго наблюдают, медленно подходят, смешно нюхают, не давая себя погладить, а потом бегают следом, иногда по несколько особей, как будто я пахну валерьяной. Мама говорила, что они от нее дуреют.

Вспоминая, как за ним, еще карапузом, бегали мяукающие кошки, громко засмеялся, запрокинув голову.

Чивани заглянула в рот. Белые, ровные зубы, свежий запах, но… чуть удлиненные клыки.

– А ты часто злишься? – Спросила, когда он отсмеялся.

– А зачем? Все прекрасно.

– А если не соглашаются с тобой?

– Я слишком мало знаю, чтоб настаивать на своем мнении.

– Хороший мальчик, – она глянула на учителя, перевела взгляд на маленькую гадалочку.

– Ты заслужила свою монетку, дорогая. Беги к маме, а то она никак не дождется подержать твой золотой. Беги, беги, ты умничка, – слегка похлопала ее по спине, когда девочка в порыве детского счастья обняла ее.

– А они могут переночевать в таборе?

Цыганка только поднесла сложенные в пучок пальцы ко лбу и отвела руку с широким приглашающим жестом, предлагая располагаться возле своего костра.

– Всем можно. Цыганский закон. Но это особенные гости. Милости прошу вас к моему шалашу, люди земли.

Не успели они усесться возле, как в табор шумной гомонящей волной влились цыгане-мужчины. Одетые в яркие рубашки с широкими рукавами, вышитые жилетки, вельветовые штаны в крупный рубчик, заправленные в высокие сапоги, подпоясанные кушаками, в тонких войлочных шляпах. Все как на подбор коренастые, длинноволосые, с короткими бородками и усиками. Они вели под уздцы несколько откормленных, холеных, разно породистых лошадей с поклажей.