Раньше говорили: «Бог накажет!», если человек совершал что-то, противное совести. А это вовсе не Бог – это человек устроен так, что он сам себя наказывает. Есть много так называемых «табу», через которые нельзя переступать без того, чтобы впоследствии не подвергнуться наказанию, а чаще всего, человек, совершивший любое преступление, перечёркивает для себя право на дальнейшую спокойную и нормальную жизнь, и обрекает себя на вечные муки уже здесь, на Земле, а ни в каком не в мифическом аду, где черти будут жарить его на сковородках… Образ, конечно, яркий, но поверить ему в наше время может только совсем маленький ребёнок (да и то современные дети уже скептически воспринимают всё, что на протяжении многих предыдущих веков было страшилками для наивного незрелого умом человечества).
«Мы живём, умереть не готовясь,
Забываем поэтому стыд.
Но мадонной невидимой Совесть
На любом перекрёстке стоит.
И бредут её дети и внуки
При бродяжьей клюке и суме —
Муки совести, странные муки
На бессовестной к стольким Земле…»,
– сказал другой поэт, советский, живший в очень сложную эпоху, подготовившую нынешнее всемирное растление умов. Ведь теперь мы знаем, как много предательств совершалось во время Великой Войны, и не только, чтобы выжить, будучи поставленным в невыносимые условия, а и просто так, в силу сомнительного удовольствия почувствовать себя этаким вершителем чужой судьбы… Но предательство – это своеобразный бумеранг, который всегда возвращается к совершившему его…
А я… ну что ж, я получила по заслугам, оставшись под старость лет одинокой и забытой всеми. Правда, друзей у меня не осталось не по причине какой-то необыкновенной мерзости моей натуры. Просто наступил в моей жизни такой период, когда близкие мне люди стали уходить в потусторонние края. И всё чаще и чаще я сталкивалась с тем, что потери эти невосполнимы – заменить моих друзей некем, я очутилась в пустыне, хоть, вроде бы, вокруг меня очень много людей, уж не говоря о страшном количестве виртуальных «друзей». Но всё это было не то, не то…
Вот вспоминаю одну очень незаурядную женщину, с которой судьба меня столкнула в ранней молодости. Она всю свою жизнь провела среди людей, преподавала, имела огромное количество студентов, а потом, будучи уже в солидных летах, заболела, но продолжала преподавать, когда немного отошла, студенты ходили к ней домой. Да и вообще у неё было множество связей среди разных слоёв общества, и не только в «культурных сферах», где она всю свою жизнь вращалась. Но всё равно, как выяснилось, всё это была фикция. Пока она была здорова, жизнь текла среди обычной повседневной суеты, а стоило ей заболеть, как она осталась практически наедине с собой.
Ей требовались внимание и помощь, а у всех, даже любивших её, была своя жизнь, элементарно не хватало времени для общения с ней, несмотря на то, что эта женщина была преинтереснейшим талантливым человеком, умным собеседником, яркой неординарной Личностью…
Вот она – истина: человеку ничто не заменит другого человека. Можно сколько угодно обращаться к тем, кого уже нет на свете и кто оставил нам свои творения – музыку, слово, живопись. Это неисчерпаемый источник наслаждения, но нам больше всего не хватает общения с живыми людьми, хотя бы с одним человеком, кому ты будешь нужен. А если его нет, жизнь тебе не мила…
Ещё человеку нужна стабильность. А если его мотает из стороны в сторону, несёт по бурному океану жизни, как выразился классик, «без руля и без ветрил», на утлом челноке, то в итоге его бездыханное тело, уставшее мучиться, выбрасывает на нездешние берега… Ну а где было взять эту стабильность, если воровать я не умела и не хотела (было противно), работать уже не могла (да и не брали меня на нормальные работы – в нашей стране в 45 лет ты считался старым и не нужным обществу), квартиру потеряла больше десятка лет назад вследствие своей самой крупной ошибки – доверилась дочери.
Сначала я держалась, как бы ни было тяжело, а потом, когда рухнуло здоровье, стало понятно, что дорога мне теперь предстоит одна – на кладбище. Но я всё равно сопротивлялась изо всех сил, цепляясь за свою никчёмную жизнь, которая продолжала меня удивлять – хотя бы тем, что она никак не кончалась, и ещё – она и близко не походила на всё то, что творилось вокруг.
И я никак не могла разобраться, в чём же состоит эта моя непохожесть на весь остальной мир? Меня активно читали в тех сайтах, где я тусовалась, но довольно часто я получала отклики на всё, что писала, из которых я явственно видела, что меня не понимают. И в основном это были комментарии, состоящие из множества житейских стереотипов, которых обычно нахватываются по причине неумения мыслить самостоятельно. А любые стереотипы мне были абсолютно неинтересны. Уж так получилось, что ещё в юном возрасте, даже в младших классах школы, я пыталась мыслить самостоятельно, своим детским умишком, никогда не принимая на веру то, что мне пытались внушить дома и в школе.
Детство протекало в славный советский период, когда лгали все – и себе, и друг другу. Правда, пик, когда не лгать и не шагать в ногу со всеми было опасно, уже прошёл – тиран подох, когда мне было три года, иначе не сносить бы мне головы, ведь я лгать категорически не желала. Удивительно, но каким-то чудом я дожила до зрелого возраста, когда гнойник вскрылся, и о том, что наше общество стоит на чудовищном обмане, заговорили вслух и очень громко. Но грязную атмосферу, в которой витали миллионы погибших безвинно душ, это не очистило. Как это всегда бывает, плодами революционных поползновений тех, кто пытался изменить всё в лучшую сторону, воспользовались самые наглые и хитрые, а точнее – мошенники всех мастей, и жить стало ещё страшней. Да практически ничего по существу и не изменилось, хотя казалось, что всё перевернулось с ног на голову. Но это было очередной иллюзией, обманом чувств. Натура человеческая оставалась неизменной в течение многих тысячелетий, что могли изменить в ней три маленьких десятилетия? Ну, изобрели эту помойку, сточную яму, в которую всяк обыватель стал выплёскивать своё наболевшее.
Я пишу уже 10 лет, начиная с того момента, когда я, потеряв квартиру в Петербурге, очутилась в глухой деревне Тверской области. Наверное, я пережила такое сильное потрясение, что мне захотелось как-то себя отвлечь, потому что мне в тот момент казалось, что я провалилась в глубокую яму, из которой выхода нет. За это время я много чего написала. Но вот в последнее время я вдруг поняла, что пишу в пустоту, несмотря на то, что часто получаю вполне себе «положительные» отклики. Но по большому счёту никому это не нужно – прочитали и забыли. (Впрочем, есть одна сумасшедшая, на которую моя писанина повлияла до такой степени, что она преследует меня уже долгое время и не может успокоиться, но на то она и сумасшедшая, таких мало).
А большинство вполне спокойно наблюдает, как я погибаю. Мне пишут: «Таких, как вы, много». И эта очень правильная мысль даёт этому большинству самоуспокоение и полное оправдание того, что им глубоко плевать на людей, которые попали в беду и гибнут на их глазах. Впрочем, до гибели мне остался еще шаг, потому что я всеми силами пытаюсь держаться на поверхности, не сдаюсь. Не знаю, сколько я еще продержусь, силы у меня на исходе, но буду бороться до последнего вздоха, и это не только инстинкт самосохранения, это еще нечто бОльшее – право на самоуважение, в котором мне отказывают те, которые осуждают меня за то, что я не гибну молча.
Всё, что придумали люди за многие века нашей цивилизации, оказалось полной туфтой. Многие верят в бессмертие души, но это же смешно: какое, к чёрту, бессмертие, когда большинство – просто равнодушные и глухие ко всему, кроме их маленького призрачного «благополучия»? А вот чего напрочь лишено это большинство – так это хоть небольшого критического взгляда на себя со стороны, ведь так приятно жить самообманом и считать себя вполне себе хорошими людьми…
Никто ничего не потеряет оттого, что я замолчу. И мне не дано слабыми словами развеять мрак в душах, который пребывает там от сотворения мира. Но всё равно жила я не напрасно. Наверное, я одна из сотен тысяч людей нахожу нужные слова, чтобы описать жизнь, которую я веду. А очень многие живут и страдают молча. Многие спиваются. Многие быстро смиряются с неблагополучной судьбой и сдаются – умирают на чердаках, в подвалах, в больницах. А я борюсь. Нет, специально ничего такого я не делаю. Но то, что я могу писАть и описывать всё, что со мной происходит, меня отчасти даже спасает.