О важности понятия «душа» говорил Л.С. Выготский, призывая психологов к бережному отношению к нему как историческому первоистоку нашего знания о психике. «Иванами, не знающими родства», он называл тех, кто предает забвению древнюю историю психологической мысли, не стремится опереться на прошлое, отгораживается от него. «Мы должны рассматривать себя в связи и в отношении с прежним; даже отрицая его, мы опираемся на него» (Выготский, 1982а, с. 428). И хотя понятие «душа» звучит архаично и, казалось бы, в своем «буквальном смысле неприложимо в нашей науке сейчас», именно оно, по словам Выготского, дало имя нашей науке как учению о душе: «если теперь идея души реакционна, то когда‐то она была первой научной гипотезой древнего человека, огромным завоеванием мысли, которому мы обязаны сейчас существованием нашей науки» (там же, с. 429).
О важности накапливаемого у истоков человеческой культуры психологического знания пишет Д.Д. Фрэзер (Фрэзер, 1980). Он отмечает, что, сколь бы варварской, грубой и ложной не представлялась нам сегодня мысль (он употребляет слово «философия») древних людей, она была по‐своему «логически последовательной»; «в ней сосредоточилось все, что казалось мудрым во времена, когда мир был еще молод» (там же, с. 297). Фрэзер подчеркивает, что «для практи ческого руководства жизнью эта философия выводит из исходного принципа систему правил, которые в общем и целом гармонируют друг с другом и составляют связное целое» (там же). Ошибочность этой системы знания он видит не в способе рассуждения, характерном для нее, а в наивно‐мистическом представлении о природе жизни. Фрэзер считает недопустимым и этически неоправданным презрительное отношение к культуре первобытного общества прежде всего потому, что современное человечество стоит на фундаменте, заложенном предшествующими поколениями, является восприемником безымянных и забытых тружеников, «чей терпеливый поиск и кипучая деятельность сделали нас тем, чем мы ныне являемся» (там же, с. 298). Он пишет, что «мы обязаны нашим грубым предкам, накопившим и передавшим нам по наследству фундаментальные представления, которые мы склонны рассматривать как нечто самобытное и интуитивно данное» (там же).
Накапливаемый опыт деятельности, познания и самопознания приводит человека к попытке выявления причин своих жизненных проявлений, мыслей и действий, своего отличия от других живых существ. И, отвечая на этот вопрос, он выделяет в себе особое начало, названное им душой и наделяемое особыми функциями. Ограниченность исторического опыта и отсутствие на ранних этапах историогенеза рационального знания обусловило мифологическую трактовку психики.
Этимология понятия «душа» подробно рассматривается в работе Э.Б. Тэйлора «Первобытная культура»16 (1989). Первые шаги в области психологического познания он справедливо связывает с низким уровнем развития человеческой культуры. В этих условиях первичной реальностью, осознанной человеком, была реальность его телесной жизни, его биологического существования. И именно это стало точкой отсчета в дальнейшем развитии и углублении самопознания человека17.
В. Вундт показывает, что, возникнув, представление о душе претерпело у архаичного человека значительную эволюцию. Он предлагает различать ранние представления о душе как о деятельности, неотделимой от тела, связанной с теми или иными его органами (кровью, глазами, сердцем, почками и т. д.), и более поздние ее трактовки как «свободной души» в их различных модифицикациях: «душа‐дыхание», «душа‐тень», «душа‐образ» (Вундт, 1914).
Этот вывод подкрепляется данными многочисленных этнографических наблюдений. Так, Фрэзер, опираясь на описание жизни и верований примитивных людей, мифологию и суеверия, вскрывает динамику начальных представлений о душе, являющихся своеобразным, отвечающим уровню первобытной культуры обобщением их жизненного опыта. Он показывает, что происходил постепенный переход от телесно‐антропологической трактовки души (душа – маленький человечек или зверек, точная антропологическая копия большого человека или зверя, характеризующаяся локализованностью в организме человека, весом, размером)18 к отождествлению души с отдельными жизненно важными органами тела (сердцем, кровообращением, дыха нием), к постепенной дистилляции понятия «душа», его очищению от материальности и превращению в идеальное образование (душа – тень, отражение)19 (Фрэзер, 1980).
Особый интерес представляют складывающиеся у истоков человеческой истории представления о роли души в жизнедеятельности человека. Душа рассматривалась как сила, определяющая состояние человека, его жизнеспособность, руководящая его мыслями, действиями и поступками. Пребывание души в теле воспринималось как условие и причина его жизни, активности; временный выход души из тела связывался с состоянием сна, безвозвратный же уход – со смертью. Позже Аристотель обозначит душу как животворный источник, силу, оживотворяющую тело.
Согласно воззрениям первобытного человека, душа руководит человеком как активное, действенное начало в нем. Она есть то, что отличает человека от прочих живых организмов. Отсюда многочисленные заговоры, суеверья, обряды, направленные на удержание души в теле20.
Обращает на себя внимание тот факт, что, наряду с мистическим в целом характером указанных представлений, в них появляются зерна рациональных идей прежде всего касающиеся признания роли психики в жизнедеятельности человека как фактора организации его поведения, мыслей, источника активности.
Таким образом, уже на самых ранних стадиях развития человеческой культуры обнаруживаются попытки осмысления особенностей функционирования и роли психики (души), ставшие базисом развития других форм психологического познания.
Объективированной формой выражения житейских психологических знаний и представлений людей являются создаваемые ими фольклорные произведения – песни, сказания, поговорки, пословицы. В них в обобщенном виде раскрывается то, что волнует человека, является предметом его размышлений, то, как он воспринимает и оценивает разные стороны действительности, что признает ценным и значимым в себе и в других людях и что отвергает,– его идеалы и представления. Бесценным архивом народной жизни назвал их известный исследователь психологии русского народа К.С. Аксаков.
Обоснование важности использования фольклорного материала в качестве источника изучения психологической мысли содержится в ряде трудов историков психологии. Об этом писал Б.Г. Ананьев, считавший, что в коллективных творениях народа «отразилась и закрепилась народная мудрость, своеобразная философия практической жизни, представляющая большой интерес для разработки истории психологических представлений и понятий». Особого внимания, по его мнению, заслуживает «этико‐психологическая сторона народного эпоса, в которой раскрывается гуманизм русского народа, его свободное от догматизма и мистицизма понимание личности, характера и способностей» (Ананьев, 1947а, с. 33).
Как пишет А.С. Гучас, «при исследовании развития психологических знаний имеется попытка проследить их самые древние и глубокие зачатки. Как один из источников таких знаний указывается народное творчество. Фольклорная традиция народа уходит в древние времена. Следовательно, она может быть источником познания психологических воззрений народа далекого прошлого» (Гучас, 1974, с. 91). Причину нереализованности этого аспекта трактовки народного творчества он видит в трудности установления хронологических рамок возникновения фольклорного материала. Но, может быть, она имеет более глубокие основания – недостаточность внимания к истории своей культуры и осознания ее ценности?
Для устной народной традиции характерен афористический стиль изложения, что объясняется особенностью афоризма как удобной для запоминания формы мысли. Афоризм характеризуется нерасчлененностью смысла, многозначностью выражения. Отсюда вытекает возможность его разнообразного толкования.
