Студент, рыжеволосый, худосочный очкарик, прибыл не автостопом. Нет. Он просто всегда выглядел так, словно был покрыт невидимой, неистребимой дорожной пылью. Неухоженный какой-то, честное слово, неприбранный! Глядя на него, хотелось взять чистую влажную тряпочку, ковшик, мыло, расчёску и… впрочем, это всё фантазии женского рода, сострадательного наклонения. Студента звали Кен. Носил он странные вещи, которые, казалось, не всегда относились к категории одежды. При ходьбе его правая нога часто спотыкалась о левую. Он был очень учтивым и непунктуальным подвидом английского джентльмена. Запросто мог крайне некрасиво и безалаберно подвести вас по любому поводу, но затем очень вежливо, затейливо даже извиниться, упомянув каждое мелкое и крупное неудобство, которое он причинил вам своей рассеянностью и забывчивостью.

Кен преподавал разговорный английский. Являл собой живой англоговорящий экземпляр! Боже! Когда-то об этом, кажется, мечталось при луне. Вот выйдет из тьмы представитель иного мира и молвит что-нибудь на чистом, самом настоящем английском… Те времена ушли безвозвратно. Теперь живых представителей иного мира кругом пруд пруди – обычное, заурядное явление на уроках иностранного языка, как словари и другие учебные пособия. Эти экземпляры прекрасны своей аутентичностью, но они же и безобразны своим диалектическим материализмом. Вы не то подумали – они все сплошь прожжённые материалисты, спикающие на кошмарном диалекте. Существует большая опасность словно вирус подцепить от них этот страшно заразный выговор, от которого потом вряд ли излечишься, приводя своим произношением в ужас выпускников и преподавателей иняза, одновременно вызывая неподдельный восторг у выходцев из криминогенных районов северного Манчестера, если такие вдруг попадутся.

Сергей на правах хозяина квартиры жадно насыщался от Кена разговорным языком. Кен, в свою очередь, учился замечать и ценить порядок в тех местах жилища, куда его бытовая энергия не распространялась. Кроме того, он освоил процесс вытряхивания половичков и ковриков, хотя это умение далось ему с трудом. Кен долго никак не мог приноровиться попадать в такт с умелой рукой Сергея.

Жили они весело. Кена много и часто посещали друзья, такие же странствующие англоговорящие студенты, как и он сам. Гостей необычайно привлекала молодость, жизнерадостность, бессемейность, терпимость и терпеливость хозяина. Многих представительниц женской половины, возможно, привлекало что-то ещё, но это всё были лишь предположения. Можно легко догадаться, что английский быстро стал официальным языком в квартире, на балконе и лестничной площадке. Поначалу Сергей казался гостям молчаливым и задумчивым парнем. Это было не так. Просто, когда гостеприимный хозяин мысленно переводил заранее заготовленную фразу на английский, то очень часто обнаруживал ускользание смысла. Общая холодная суть оставалась, но искра, острота фразы куда-то исчезали. Слова лишь лежали унылой серой горкой, как нечищеные картофелины, желание их произнести пропадало – взамен оставались молчание или пустота общих выражений. Однако со временем наука брала своё. Язык Сергея крепчал, расцветал герундиями, ветвился страдательными залогами, звенел и скрежетал фразами и оборотами, которых не отыщешь в учебниках Бонк, Уайзер и других. «Наш человек», – перемигивались англичане, слушая речи вдруг разговорившегося Сергея. «Компиляция прошла успешно», – говаривал он себе сам после очередного вечера, проведённого в кругу новых друзей. Он ведь был программистом, а программисты ещё и не такие фразы заворачивают.

В этот ветреный августовский вечер Кен, как обычно, сидел в своей комнате. Нет, он не сидел, он существовал в ней, как важная, но не довлеющая над общим сюжетом деталь обстановки, не нарушающая своим присутствием гармонии беспорядка. У его ног можно было запросто бросить лыжи, над головой повесить на гвоздь садовую лопату, гармония б ничуть не пострадала и лишь расцвела бы новыми нюансами, новыми оттенками. Но вот – внимание – в комнату вторгся Сергей, явился с ворохом всяких глупостей в голове, переступил порог и немедленно разрушил смысловую наполненность форм. Так театральный электрик в поисках пропавшей фазы внезапно по рассеянности вторгается на сцену в самый ответственный момент спектакля. Ему истерически, безголосо сипят из-за кулис, на него в ужасе шикает суфлёрская будка, актёры делают ему отчаянные глаза. Электрик же, не врубившись ещё в то, что преступил дозволенную грань, лишь озабоченно и задумчиво оглядывая декорации, произносит таинственную фразу: «Да где ж она, ёпт!» И зритель думает, что так и надо, озадачивается неявным смыслом фразы, пытаясь соотнести её с чрезмерно запутанным действием пьесы.

Сергей влез в интерьер буднично и хмуро и озвучил совершенно ерундовый вопрос: «Скажи мне, товарищ. Как философ философу. Любовь – это частое явление?»

Кен здесь слегка пошевелился, слегка приподнял брови. Всякое действие, всякий порыв зарождались в нём обычно без каких-либо драматических усилий. На молодёжном сленге такое свойство характера называется расслабленностью. Если б ему вдруг пришлось рубить дрова, он бы их тоже рубил расслабленно, слегка, если такое возможно представить в принципе. И вот, слегка приподняв брови и слегка вытянув губы, он лишь заметил:

– Ты разве философ?

– Ну, по призванию я, конечно, программист, – не смутился Сергей, – а в остальном, в главном я философ. Ответь мне статистически, эта штука случается часто или нет? Прикинь в среднем на душу населения, или, как вы говорите: «в пересчёте на одну голову».

– Это смотря на какую голову, – спокойно рассудил Кен. – Вот я, например, вчера полюбил одну девушку, и мне нужна твоя помощь.

– Какую ещё девушку? – опешил Сергей. – К тебе, кажется, ходит Ханна и эта, как её, Патрисия.

– Это всё несерьёзно. Хотя Ханна…

Кен ненадолго умолк, словно призадумавшись. Жестом пригласил хозяина притулиться где-нибудь, ибо нормально присесть было абсолютно некуда. Сергей, не церемонясь, привычно упал на какой-то бугорчатый холмик посреди комнаты. Холмик, вероятно, являлся стулом. Этот таинственный предмет, словно приполярной пургой, был занесён, облеплен гигантскими хлопьями в форме разнообразных деталей одежды. Спинки у погребённого стула, возможно, уже не существовало, хотя точно определить было трудно. Кен, слегка оживившись, продолжил:

– Да, так вот. Девушка, которую я полюбил, работает официанткой. Она мне подавала борщ. Улыбнулась. Потом я заказал рагу. Рагу с улыбкой – это так вкусно. Она вообще вся такая милая, но почти совсем не знает английского. Мы еле объяснились. Я попросил у неё номер телефона и обещал, что позвоню. Потом заказал борщ ещё раз, чтоб она опять подошла и улыбнулась. А завтра – чего тянуть? – завтра я решил её удивить.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.