– Конечно, оно и прописано в ТЗ.

– В чем?

– В техзадании. Короче, Корсун, ты соглашаешься? Что мне Семеновне сказать?

– Да, конечно. Давай адрес и телефон. Когда нужно приехать?

– Сегодня в шесть вечера.

Данил.

– Как… она? – слова застревают в горле, как осколки. Вздыхаю и медленно опускаюсь в кресло.

– Плохо, Данил Львович. Мы были вынуждены погрузить ее в искусственную кому, – бесцветно шелестит врач. Прижимает к груди папку и смотрит на неподвижную Марину, увешанную трубками. – Сами понимайте… ДВС-синдром, острая сердечно-сосудистая недостаточность, нарушение циркуляции крови и… Противный писк аппаратов словно поддакивает врачу.

– Не надо повторять, – вздыхаю, не глядя на врача. – Как рёбенок?

– Хорошо, – оживляется она. – Слабенькая девочка, но дышит сама. Уверена, совсем скоро сможете ее забрать домой.

– Как домой? Без матери?

– Да. Марина Николаевна может здесь надолго… застрять, – похоже ее слова так же, как и мои напоминают осколки. – Мы не можем держать здесь девочку вечно.

– Я понял. Спасибо вам.

Кажется, врача зовут Ольга Дмитриевна. Неважно… Она что-то бормочет и покидает палату. Тихонько клацает дверью, отрезая меня от реальности. Остаюсь наедине с писком аппаратов, вязкой тишиной и собственными демонами, поднявшими голову так не вовремя… И почему я об этом вспомнил? Сейчас, возле постели больной жены? Почему эта дрянь не покидает моих мыслей?

«Даня, я сделала аборт. Ребёнка не будет…», – шелестела бескровными губами Катя. Мяла ткань хлопкового сарафана и боялась смотреть в глаза. А мне так хотелось тогда что-то в них увидеть, чтобы понять, где я просчитался? Как мог так попасть? Я сумел все – перевоплотиться в Абу-Таира, стать им, научиться мыслить, как он, подружиться с Салимом – главарём банды боевиков, готовящей террористов-смертников. Все… А попался на юбку. И до последнего дня я думал, что ОНИ ошиблись. Катя – простая наивная девчонка, случайно попавшая в нашу компанию.

«– Екатерина Иванова – шпион, Данил. Информация верная. Если ты успел что-то ей рассказать, сворачивай удочки и вали из города, пока тебя не приказали убить».

«– Это неправда. Она… Она просто девчонка, которую приняли за шлюху. Слуга Салима привез ее вместо… – я захлебывался словами и чувствовал горечь чудовищного разочарования».

«Твою мать, она пасет тебя! Ты знаешь, на кого она работает? Ее завербовали, чтобы следить за тобой. Она сливает о тебе все, Данил. Она работает на… боевиков».

«Как? Не понимаю? Против своей страны?»

«Она и сама не знает, что против. Очевидно, девчонку напугали или пригрозили. Бросай все и возвращайся. Операция приостановлена».

Операция приостановлена… Провалена, одним словом. Я два года жил в Чечне, пытаясь вжиться в роль Абу-Таира, и провалил операцию из-за нее.

«– Ребёнка не будет, Даня».

«– Ты всегда называла меня Таир… А ты кто? Мне просто интересно знать – за что ты так со мной?»

«– Тебе не понять. Просто… отпусти».

«Вали, сучка. Тебя никто не держит. Я никогда тебя не прощу…»

Не прощу… И не прощаю ведь. И всегда вспоминаю, желая себя добить. В самые тяжелые моменты жизни, когда мне чертовски больно или плохо, я вспоминаю о Кате. О своем роковом провале и окончании карьеры. Меня оставили в живых из-за… Не знаю из-за чего – просто так сложились звезды. Позволили уехать, сменить фамилию и стать гражданским добропорядочным парнем с хорошим послужным списком и репутацией. Если бы она не сделала аборт, сколько сейчас было моему сыну? Или дочери? Пожалуй, четыре года. Почти пять… Если, конечно, она и тогда не лгала.

Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, слушая писк аппаратов. Потягиваюсь, чувствуя, как затекли мышцы, налились сталью от усталости и недосыпа. Поднимаюсь с места и бреду в детское отделение – я хочу посмотреть на мою девочку. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки от досады – вот зачем мы с Мариной пошли на этот прием? Врач запретил ей выходить в свет, но она убедила меня прийти на губернаторский вечер в честь открытия нового перинатального центра. Танцевала, ела соленое, сладкое, пила газировку. Мы даже до дома не успели доехать… Из нее словно вырвался пузырь с кровью… Ее окровавленное платье и бледное как мел лицо до сих пор стоят перед глазами. Ступаю по темному коридору и толкаю дверь палаты реанимации.

– Стойте, сюда нельзя! – вспархивает с места дежурная врачиха детского отделения – маленькая рыжеволосая пигалица. – Вы кто? Без халата…

– Здесь моя дочь? – выдавливаю хрипло, тыча дрожащим пальцем на закрытые пластиковые боксы.

– Наденьте халат, – смягчается она. – Фамилия?

– Апраксина.

– Вот она. Состояние удовлетворительное. Кушает сама. Я ее хочу завтра выписать. Малышке нужен домашний уход и усиленное питание. Никакой необходимости нет держать ее здесь. Мы сделали полное обследование – девочка здорова.

– Как?

Признаться честно, я оказываюсь неготовым принять реальность. Марина лежит там – беспомощная и больная, а дочку собираются выписать…

– Вот так. Ищите няню и готовьте малышке комнату. Вы успели что-то купить для нее? – виновато пряча глаза, произносит врач. – Кроватку, коляску, подгузники…

– Нет. Моя жена считала преждевременные покупки дурной приметой.

– Ее утверждение не сработало! – почти взвизгивает она, как будто радуясь своей остроумной реплике. – Ох, извините… Тогда я готовлю выписку?

– Да, – разглядывая кроху, бездумно отвечаю я. Мать давно умерла, а мама Марины живет очень далеко… Ума не приложу, кто мне поможет выбрать все необходимое для ребенка. И где искать няню? Дочь смотрит на меня карими, чуть раскосыми глазами-бусинками, а я чувствую, как стремительно расширяется сердце – раздувается, как воздушный шар, заполняясь безграничной любовью. Моя куколка. Апраксина – я намеренно взял фамилию бабки, хотя СВР настаивали выбрать другую. Моя крошка, доченька…

– Имя придумали? – вырывает меня из задумчивости голос врача.

– Нет. Мы с женой так и не пришли к пониманию в этом вопросе, – отвечаю хрипло. – Вы мне не поможете? Я недавно в городе, не знаю никаких приличных агентств по подбору персонала.

– Конечно, конечно. Мы с уверенностью рекомендуем пациентам агентство «Родные люди». Директора зовут Дарья Семеновна. Она вам обязательно поможет найти лучшую няню для вашей девочки.

Роксана.

«Проезд Сиреневый, дом шестнадцать», – читаю строчки на заветном листке, крепко удерживая его дрожащими от холода пальцами. Начало ноября выдалось на удивление холодным. Ветер проникает под застиранную куртку с тонкой прослойкой синтепона и жестоко щиплет кожу. Под подошвами старых кожаных сапог потрескивает иней и примерзшие к асфальту коричнево-красные листья. Не помню, чтобы мне когда-то было так холодно… Конечно, дело в одежде, в чем же еще? Если меня возьмут, я смогу наконец-то купить себе новый зимний пуховик и сапоги, утепленные натуральным мехом. А если нет… Так и буду хвататься за любую работу, стремясь быстрее погасить долг по ипотеке. Мамуля продала квартиру, чтобы помочь брату с жильем. Так, год назад Сережка обзавёлся «однушкой» на окраине, а остаток денег с продажи как раз хватило на первый взнос. Я тружусь медсестрой в окружной больнице, а свободное время использую для работы с почасовой оплатой. Уборщицей, ростовой куклой, сменщицей – кем я только не подрабатываю. Так и живем… А, что – все так живут! Или нет? Наверное, эти богатые Апраксины живут иначе – вон, как их скрутило! Ребенок не успел появиться на свет, так сразу потребовалась няня. Никогда не поверю, что мать не справляется. Ленится, наверное? Хочет спать подольше и есть «запрещёнку». А с малышом пусть кто-то другой возится. А я и не против, мне-то что? Пусть деньги платят и делают что вздумается. Наверное, Нинка права – меня ничего не держит в отделении гнойной хирургии окружной больницы – зарплата мизерная, карьерного роста никакого. А как же мечта, спросите вы? Она есть, но ее воплощение я решила отложить на неопределённый срок.