«Вот почему все сегодня болит», – вспомнив, усмехнулась Саша и снова потянулась.

 Она втянула носом воздух – по дому разливался аромат чего-то очень аппетитного, поэтому Саша бодро соскочила с кровати и, привычным движением собрав в пучок свою разлохматившуюся за ночь шевелюру, пошлепала в кухню.

– О, блинчики!

Мама сидела за столом с чашкой кофе и книгой, а перед ней стояла тарелка с целой стопкой еще горячих блинов.

– Привет, соня, – улыбнулась она.

– Добвое утво, – Саша запихнула блинчик в рот и зажмурилась от удовольствия. – М-м-м, вкусно.

– Какие планы?

– Собирались с девчонками погулять, а вечером тренировка.

– Пойдешь со мной в лавку?

– Конечно. Когда?

– Часа в три, у меня сегодня выходной.

«Лавка художника», или просто лавка, была небольшим художественным магазинчиком. Заправлял в ней Лев Леонидович, пожилой мужчина, которому удивительно подходило его имя из-за косматой гривы седых волос, неизменно торчащих в разные стороны. В лавке всегда пахло деревом, старой штукатуркой, маслом, красками и чем-то еще, что Саша никак не могла определить, а Лев смеялся и называл это духом творчества.

– Что ты хочешь купить? – Саша поднялась, чтобы налить себе чаю.

– Ничего.

– А зачем мы тогда идем?

– Вчера вечером звонил Лев. Он продал мою картину, нам нужно сходить и забрать деньги.

– Ух ты! Круто! А ты не хотела выставляться.

– Не хотела, – согласилась мама.

– Я всегда говорила, эта картина особенная!

С самого детства, сколько себя помнила, Саша сидела рядом с мамой, пока та работала. Ей нравилось перебирать кисточки, смешивать краски и малевать на больших кусках картона или фанеры все, что придет в голову, а потом с увлечением рассказывать маме, что же такое изображено на ее картинах. Это всегда оказывалась какая-то захватывающая история, которую Саша тут же на ходу и сочиняла. Мама от души хохотала, а потом помогала дорисовать кому-то глаза или руки, и дальше они уже вместе придумывали продолжение.

В последнее время мама садилась за мольберт нечасто, говорила, что ей хватает живописи на работе. Но как-то утром Саша обнаружила у нее в комнате эту картину. В темно-синем, будто бархатном, небе над спящим городом бешеным вихрем кружил изумительный в своей дикой красоте огненный дракон. Он раскинул огромные крылья и пристально вглядывался в едва заметные внизу дома, готовый в любой момент ринуться вниз. Он словно искал кого-то, но не мог найти. А сквозь багровые языки пламени из самой глубины вихря внимательно смотрели человеческие глаза. Живые, яркие, они словно заглядывали в душу.

– Мама, что это?! – воскликнула тем утром Саша, она не могла оторвать глаз от полотна.

– Сон приснился, – мама пожала плечами и улыбнулась. – А потом все никак не получалось заснуть, вот я и решила: чем бороться с бессонницей, лучше подружиться с ней.

Картину так и назвали «Сон».

Денек выдался хоть и солнечный, но ветреный. Резкие порывы поднимали и гнали по улицам тучи пыли, веток и мелкого мусора. Чтобы укрыться от этой неожиданной пыльной бури, мама предложила пойти в лавку через сквер: там, среди деревьев, было потише. Длинная центральная аллея выходила к памятнику Пушкину, у подножия которого Саша увидела нелепую пару: высокая девица, ростом под метр девяносто, что-то с жаром рассказывала, указывая на памятник, молодому человеку, который едва доставал ей до плеча.

– Ну что вы, Валерий, это же гениальное произведение! – воскликнула она, мягко картавя, отчего ее речь казалась мурлыкающей, и кокетливо откинула со лба каштановую прядь. Ее спутник отчаянно старался не зевнуть и послушно пялился на бронзовую скульптуру. На звук приближающихся шагов девушка обернулась, и Саша узнала в ней учительницу младших классов из своей школы. Ирина Викторовна или Ирина Владимировна, она точно не помнила, знала только, что все ее зовут Верста.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Саша.

– Здравствуй, – Верста присмотрелась, очевидно, пытаясь припомнить, из какого класса эта кудрявая девочка, но потом решила оставить бесполезное занятие и отвернулась. Зато в ее кавалере Саша не без удивления узнала коротышку с пляжа. По выражению его лица Саша не смогла понять, узнал ли он ее, но, как только парень увидел Софию, его физиономия заметно вытянулась.

– Пойдемте куда-нибудь в кафе, Ирочка, – промямлил он, увлекая за собой девушку. – Ветер холодный, еще замерзнете.

– Вы такой заботливый, – хихикнула Верста, послушно следуя за своим ухажером.

– Кто это? – неожиданно резко спросила мама, провожая парочку взглядом.

– Это? Верста – училка из нашей школы.

– Училка? – мама выглядела встревоженной. – А парень?

– Хм, а вот парня я вчера видела на пляже с Денисом, ну с тем, которого мы в обед в парке встретили, помнишь? По-моему, они какие-то спортсмены. Я слышала, как Денис говорил что-то про команду.

Мама остановилась.

– Про команду? А что он говорил?

– Ну, что-то про то, что команда работает хорошо и что завтра-послезавтра у них ответственные дни, – припомнила Саша. – Наверное, соревнования какие-то.

– То есть это уже сегодня-завтра? – уточнила мама, и Сашу удивила ее настойчивость.

– Ну да, а что?

Резкий порыв ветра ударил в лицо, запорошив пылью глаза, и Саша зажмурилась.

– Они были вдвоем?

– Нет, целая компания, человек шесть-семь, не помню точно, – Саша все пыталась протереть глаза. – А что такое?

Но вместо ответа мама пробормотала:

– Пять человек в парке, шесть-семь на пляже…

– Этот Денис, кстати, на пляж пришел с девушкой, – добавила Саша, один глаз она уже смогла разлепить. – Я ее сначала за Машу приняла, ту твою знакомую из парка. Очень похожа. Но нет, оказалась другая. Уже успел новую барышню найти, ходок. А почему ты спрашиваешь?

– Что они делали на пляже? – мама продолжала игнорировать ее вопросы.

– Ничего особенного. Играли в волейбол. Один из них и нас звал поиграть, но этот вот, Валерий, сказал, что мы малолетки, и чтоб он к нам не приставал, – и хмыкнув добавила: – Анька расстроилась.

София так резко побледнела, что Саша испугалась:

– Мама, что такое? Тебе плохо?

– Нет, все нормально, – мама взглянула на небо: из-за горизонта наползали темные тучи. – Пойдем, надо торопиться.

– Может, лучше домой? – разволновалась Саша.

– Нет-нет, до лавки уже рукой подать.

Выйдя из сквера, София свернула на маленькую улочку, ведущую в старую часть города. У большого пруда в центре площади они обычно останавливались, чтобы покормить уток, но сейчас мама даже не повернула головы в эту сторону, лишь ускорила шаг. На открытом пространстве ветер заметно усилился и теперь дул в спину, будто подгоняя. Саша взглянула на маму: та все еще была бледна, губы плотно сжаты, глаза настороженно вглядываются в лица немногочисленных прохожих. Саша чувствовала, как в душе нарастает тревога. Мама никогда раньше так себя не вела.

За деревьями наконец показался старинный дом из красного кирпича. Первым этажом уже почти ушедший под землю, он смотрел на мир маленькими близорукими окошками. Здесь и располагалась «Лавка художника», о чем сообщала выцветшая и слегка покосившаяся вывеска. Вход в лавку был со двора, поэтому Саша с мамой быстро нырнули в гулкую арку между двумя домами, свернули за угол и остановились перед низкой дверью, ведущей в ту часть дома, что раньше была первым этажом, а теперь превратившуюся в полуподвальное помещение с окошками у самой земли. Оттуда доносились звуки музыки – у Льва всегда был включен приемник.

– Лев Леонидович, – заглянув в дверь, позвала мама. – Вы здесь?

– Здесь-здесь, – послышался взволнованный голос. – София, это вы? Входите, входите.

Саша и мама осторожно спустились по каменным ступеням вниз и заглянули в комнату. Большая, с изогнутыми рожками, потемневшая от времени люстра горела здесь с утра до вечера и, заливая увешанные картинами стены теплым желтоватым светом, делала комнату невероятно уютной. За прилавком торчала седая голова Льва. Из динамика старенького радиоприемника звучала ария из какой-то оперы, пахло свежесваренным кофе и спокойствием.